Я много лет жила в сталинском доме в центре Иркутска: с белым котом и неработающим камином, вечным ремонтом и шумными вечеринками. Потом я стала жить в коммуналке на Петроградской стороне в другом конце России. Там была лучшая подруга, неприлично много коньяка и неразделённая любовь, которую я зачем-то притащила из Сибири. Какое-то время я провела в развалившейся усадьбе Голицыных в Кривоколенном в Москве. Там по законам довлатовщины «коридор метафизически заканчивался уборной». Больше года я живу в комнате, похожей на одноместный номер скромной гостиницы в Париже, только на Среднем Западе в США.

Все эти места объединяло одно: нигде из них не было дома. Даже, простите, дома никакого дома не было. Было понятно, что, когда действительность совсем доканывала, можно было прибежать в сталинку, схватить сопротивляющегося кота и долго лежать под одеялом, слушая, как мимо проезжает ночной трамвай. При этом, если хотелось абстрактное «на ручки», в кокон, домой, в крепость и родную бухту, было совершенно неизвестно, куда от этого чувства бежать, потому что желание было невыполнимым.

Из-за этого я с самых школьных времён страшно завидовала людям, обожавшим проводить время со своей семьёй: у них был дом и были «ручки», которых у меня, к сожалению, не было. С возрастом стало понятно, что эти люди скорее исключение, чем правило. Все мы болтаемся по свету по неизведанной траектории хаотичных частиц.

Недавно у меня появилась призрачная надежда на дом. Точнее, такое случалось и раньше, но оказывалось обманом. Например, можно было встречаться с каким-нибудь хулиганом, который пах, как папа, и все мои рецепторы начинали мне лгать: вероятно, дом вот здесь, если понюхать под ключицей. Это был запах детства и какой-то отстранённости от всего внешнего. Хулиган мог оказаться хрестоматийным засранцем, который не имел никакой нужды никакой дом создавать. Сами знаете, чем такое заканчивается.

Но теперь всё становится понятнее.

Я думаю, что здесь всё так же, как с ракетами, выпущенными, как стрелы, за границы стратосферы: есть несколько ступеней, каких-то важных внутренних эпох, которые должны в итоге отвалиться, но без них никакого освоения космоса не получится.

Начинается всё тогда, когда дом совершенно точно есть. Ракета только готовится к запуску. Когда после садика тебя в этот дом сквозь сумерки на санках катит мама, а ты сидишь во всех этих валенках и шубах и вообще не можешь пошевелиться, запертый в одеревеневший футляр. Зато дома пюре с сосисками, какие-никакие игрушки, книжку, может, почитают. Будешь купаться в пенной ванне, а на выходные поедешь к бабушке, будешь бренчать на пианино и играть с соседкой Таней. Кайф!

Я знаю людей, у которых так было всегда: куда бы они ни уезжали, взрослея, за их спинами всегда был дом. И они потом очень легко это чувство привязанности переносят уже в собственные квартиры и лофты. Таких среди нас немного, поэтому есть вторая эпоха, веха, ступень — это когда дома нет вообще нигде. Она начинается, когда мир пианино и сосисок с пюре усложняется и становится очевидно не таким приятным, как казалось тогда, в садике. А ведь часто ещё приходится уезжать в другие города и страны. Эта стадия самая мучительная, отвратительная и вязкая. К тому же полная иллюзий, замещающих те, что оказались пшиком и мишурой. В это время кажется, что дом как-то определённо можно найти по знакомой схеме. Например, вот так: как только ты найдёшь правильного человека, сразу же появится дом. Или вот так: сейчас нужно два года жить как сами-знаете-что в проруби, а потом всё сложится. На этом этапе веришь, что есть какие-то внешние факторы, создающие дом.

Третья ступень очень приятная. Открывается чистая, как лесной воздух, правда: никакие — вообще никакие — факторы не влияют на твоё ощущения дома. Тебе больше не нужны наборы посуды из IKEA, спланированное путешествие с тем, кто прижился под твоим боком, какая-то прочая атрибутика для того, чтобы чувствовать себя безопасно, в своей личной, отгроханной такими усилиями, крепости. Это этап, когда дом случается везде, где ты. Приехал на другой континент — вот тебе дом. Пришёл в ночной клуб — и это тоже дом. В гостях — дом. Дома — дом.

И ты больше не боишься людей, которые готовы тебя обидеть за просто так. Или быть неуместным в какой-то не своей компании. Провалить задание на работе. Навязчиво неприятного преподавателя. Не страшно уезжать, возвращаться, просить прощения или, и такое бывает, поделом оскорблять. И всё это только потому, что ты сам себе дом, сам себе лакей и сам себе господин. Тебе везде хорошо, потому что у тебя есть эта защита: метафизический дом. Патронус, откидывающий все эти передряги на безопасное расстояние.

Люди боятся этой стадии: нам всем кажется, что это какая-то позиция неудачника. Что без маркеров вроде отношений, любимого домашнего животного, правильной фотографии с отдыха в «Инстаграме» мы неполноценны. Но на самом деле, не испугавшись всего этого не иметь, можно смело выталкивать себя из пресловутой зоны комфорта: твой внутренний дом всегда тебя защитит.

А ещё это время, когда мир начинает тебя страшно за это любить: за смелость не цепляться ногтями за места и людей. Он сразу же посылает тебе правильных друзей, юношей, девушек и начальников. Мир любит тебя за то, что ты сам себе дом. Это время веры, что когда-то твоя жизнь всё-таки обрастёт внешними индикаторами устроенности и домашности, но базой для этого будет твоё личное ощущение дома, а не наоборот.

Я думаю, есть ещё одно состояние. Это когда, куда бы ты ни пришёл, у всех сразу наступает дом. Я видела только двух таких людей, и это было настоящим чудом.

Дурацкие паблики «ВКонтакте» говорят: «Дом там, где сердце». Так вот я не знаю, как там у вас, но своё сердце я всегда ношу с собой, летаю с ним в самолётах, прихожу с ним на неприятные рабочие встречи и уношу его подальше от злых людей.