Юрий Пальмин — о том, почему важны утопии архитектора Леонида Павлова The Village публикует серию фоторабот, посвящённую наследию одного из главных советских архитекторов

Вечером 21 октября 2015 года в музее современного искусства «Гараж» состоится презентация новой книги «Леонид Павлов», выпущенной при поддержке Института модернизма и архитектурного бюро «Меганом». Монография под редакцией историка модернизма Анны Броновицкой рассказывает о жизни и творчестве Леонида Павлова — автора «дома с ухом» на Нахимовском проспекте, проекты которого намного опережали своё время. Вслед за презентацией в течение недели последуют «Дни Павлова» — серия лекций и экскурсий, посвящённых наследию архитектора.

Для советской архитектуры Леонид Павлов был живым богом. Он учился ещё у братьев Весниных, дружил с Иваном Леонидовым и из всех послевоенных советских архитекторов был ближе всего к новаторам 1920-х годов космическими масштабами своих проектов. Например, участвуя в конкурсе реконструкции центра Москвы 1967 года, Павлов предлагал невозможное: снести целиком всё Замоскворечье, на его месте разбить парк и раскидать внутри Садового кольца пару высоток, по сравнению с которыми Новый Арбат покажется игрушкой. Начиная как неоклассик, в 1960–1970-е годы Павлов строил модернистские дома для первых советских суперкомпьютеров и станции обслуживания автомобилей. А на закате советской эпохи Павлову пришлось подвести её итоги сакральным и страшным Музеем Ленина в Горках, больше напоминающим храм древней умирающей религии.

Предваряя выход книги, The Village публикует серию работ известного фотографа Юрия Пальмина, который в течение многих лет занимался съёмкой и изучением советского модернизма и участвовал в создании монографии.

Юрий Пальмин

фотограф

Я довольно давно снимаю советский послевоенный модернизм. Это для меня отдельная тема, важная и особая, — возможно, поэтому я до сих пор своё отношение к ней до конца не определил. Дело в том, что такая фотография не предполагает, что можно просто снимать какие-то визуальные образы. Здесь необходимо передавать утопию в её лучших проявлениях, которая по понятным объективным причинам оказалась неосуществимой.

Для меня лучшие работы Павлова — это не какие-то его ранние классицистические работы, но и не поздние, вроде Музея Ленина. Большей частью меня впечатляет здание ЦЭМИ с тем самым ухом или Вычислительный центр Госплана. Эти сооружения — знаки утопических иллюзий, которыми жили люди того времени, когда все считали, что кибернетика сможет решить все поставленные перед обществом проблемы.

В 1920–1930-е годы все проблемы «решались» через абстрактные конструкции социальных утопий, а все вокруг ожидали рождения нового человека. Потом постепенно стало понятно, что все люди — такие, какие они есть, и насильственные методы решения проблем не работают. Война показала невозможность применить эти методы. Тогда кибернетику посчитали одним из универсальных методов решения. Все действительно были уверены, что большая умная ЭВМ сможет в деталях просчитать все возможные потребности мира и выдать рекомендации по его рациональному устройству.

Вторым таким утопическим фетишем отчасти был автомобиль. Так что станции технического обслуживания автомобилей на Варшавке и в Кунцеве должны были стать автомобильным раем. Но понятно, почему обе утопии постиг крах. Вычислительные центры, если посмотреть, были построены по образу и подобию огромных вычислительных машин. Очень скоро они не понадобились: все ЭВМ быстро стали не такими большими, как рассчитывали архитекторы. Так же получилось и с автомобилем: из него не вышло универсального решения всех проблем советской экономики. В брежневскую эпоху автомобиль стал дефицитным товаром.

Получается, что, когда снимаешь всю эту архитектуру, основная задача — уловить мечту об утопии. Нужно попытаться увидеть её — отчасти сквозь руины или через другие дома, построенные рядом. Такая архитектура — она же про функции порой, но совсем не про форму. Всё то, что делал Леонид Павлов, — про общество. И именно в таких направлениях думали советские архитекторы, отчасти уходя от эго художника, великого творца и впадая в другие крайности.

Интерес к советскому модернизму немного задержался. Наше общество прожило в отношении некоторого пренебрежения к наследию советского модернизма, и сейчас снова пришло для него время.