Гоша Рубчинский и Алишер: Что творится в российской моде?

The Village продолжает серию тематических бесед «Что творится». За чашкой чая Ahmad Tea встречаются те, кто создает культурную среду Москвы. В каждой беседе два героя рассматривают одну из областей современной городской культуры со всех сторон. Они обсуждают, чем живет город и как меняется его культура, чем интересуются, куда ходят, что едят и смотрят, как одеваются и что читают горожане.

Друзья часто просят меня помочь им с выбором одежды. И я каждый раз говорю: «За вас уже все придумали! Идите в Zara, идите в Bershka. Если не сможете подобрать себе вещи сами, попросите снять их с манекена, который вам понравится. Захотите что-то более экстремальное — наденьте то же самое не с туфлями, а с кедами». Конечно, за последнее время люди выросли в плане моды — просто потому что им на каждом углу показывают картинки, как нужно одеваться. А в 1990-е, когда не было всех этих журналов и магазинов, нужно было изгаляться и что-то придумывать — тогда и из занавесок платья шили. Но по большому счету не изменилось ничего — в нашей стране мы по-прежнему не можем работать.

Это правда.

За это время мода как будто совершила оборот. Когда мы начинали, то сами одевались, как Гошины модели. Тогда это была попытка быть независимыми и модными. Но вокруг нас в России моды не было: ни бутиков, ни журналов, кроме несчастного «ОМа», где мы пытались кричать о модных вещах. Нам хотелось делать красивую одежду, которую мы видели по телевизору — как во Франции, в Италии. Хотелось делать не «дорого-богато», а в хорошем смысле качественно, с вниманием к деталям, фурнитуре, аксессуарам. Никто не собирался лепить что-то из подручных тряпок.

А я тогда читал журнал «ОМ», рассматривал твои работы, и для меня они были образцом.

Спасибо. Я посмотрел твой сайт и увидел, что человек, одержимый чем-то красивым — кирпичной стеной или поломанным велосипедом, — нашел в этом вдохновение и сделал майку. Это уже дизайн, уже творчество — за пару секунд я прочитал за этим историю. Но когда начинали мы, никто не мог себе позволить так играть в моду — требования были совершенно иными. У любого молодого человека сегодня — из-за упрощения культуры и ее разворота в сторону простых, небогатых людей — есть возможность назвать себя фотографом, дизайнером, певцом, поваром и так далее. Если у тебя от бога есть хоть какое-то видение, нюх, чувство красоты — ты уже творец. А дальше все зависит от упаковки и продажи. В случае Гоши это сделано красиво, парень умеет себя подать. Зайдя на сайт, я получил эстетическое удовольствие, а какая там была одежда — мне было, в принципе, все равно. Я обратил внимание не на конкретные вещи, а на общую ментальность.

Это и есть моя идея. Мне нравится создавать полную историю. Для меня не так важна деталь футболки.

Я вижу перед собой мыслящего, талантливого парня — и для меня важнее то, как он мыслит, чем то, что он создал. Креативное восприятие — это главное. И мне жалко, что в России это никому не интересно и не нужно. Восхищаться могут его друзья или такие же больные этой темой люди. Такая страна, тут нет индустрии.

Я выбрал моду, потому что для меня это способ разносторонне выразить себя — через фотографию, через видео, через разные вещи.

Я поначалу думал, примерно как Гоша, но потом быстро поменял свое мнение. Стал относиться к этому просто как к источнику заработка и сделал на этом карьеру. Я отвечаю на спрос: хотите платье в стразах — получите, хотите в пайетках — вот оно, хотите рваную майку с минималистской надписью — пожалуйста. Многие дизайнеры меня не понимают, считают попсовиком. А я, видя, что в нашей стране моды не существует, решил не заморачиваться.

Я думал, что если не получится с модой, я найду для себя что-нибудь другое. Пока что получается, хотя был период, когда все заглохло, и на год я бросил заниматься одеждой. Но сейчас меня поддержали люди из Comme des Garçons, и я продолжаю. Если брошу моду, наверное, пойду в кино.

Это чувствуется в твоих работах. И это прекрасно.

У нас нет продюсеров моды. Продюсеры находят молодого талантливого дизайнера, формируют команду, и вместе они создают моду. Как получилось, например, с Dsquared2? Два брата делали безумные и фриковатые показы в ночных клубах, пока их не увидел нормальный продюсер. Я тоже устраивал показы в ночных клубах, и они собирали кучу народа — это было настоящее безумие. Вечер пятницы, дизайнеры изгаляются, придуриваются, наряжают трансвеститов и фриков. В этих показах вместе со мной участвовали и Маша Цигаль, и Андрей Шаров, и Саша Терехов. Мы просто развлекали публику — людей, которые пришли выпить и отдохнуть. В случае с Dsquared2 мы все знаем, что из этого получилось. В нашем случае ты можешь ставить показы хоть до 80-ти лет, и никто к тебе не подойдет и ничего не предложит.

Чем, собственно, сейчас и занимаются дизайнеры на Неделях моды.

Да. Неделя моды в Милане — это мероприятие исключительно для байеров. А что происходит у нас в России? За три Недели моды проходит около 300 показов. Вдумайтесь в эту цифру. Если взять эти показы и встряхнуть, то оттуда высыплется два с половиной человека, которые реально занимаются модой. Все остальные — это просто мальчики и девочки богатых любовников и родителей, которым стало скучно. Они делают даже не показы, а концерты по принципу «все могут, и я могу».

Но есть и положительные примеры. У того же Терехова появился продюсер — Оксана Лаврентьева, которая им занимается.

Если бы продюсера Саши Терехова звали Оксанини Лаврентини, я бы порадовался больше, понимаете? Ну, одели две с половиной российские звезды. Есть где-то Сашины бутики?

Да, сейчас уже много. В гостинице «Москва» они открыли флагман и продолжают открываться в регионах.

Я только рад, что это происходит. Саша — очень талантливый парень. Я просто скептически отношусь к таким делам в России. Когда в Италии начинают развивать перспективного дизайнера, на прокачку марки закладывают пять лет. Они знают, что только после этого можно будет увидеть какой-то результат. Это длинные деньги. А что происходит здесь? Находится некая девушка или богатый бизнесмен и говорит дизайнеру: «Ты талантливый парень, давай фигачь!» Он делает несколько платьев, спонсор продает 15–20 штук, и все счастливы: что-то заработали. Если это считать продюсированием, то Саня, думаю, и сам мог настрочить, нашить и продать. У нас нет бизнесменов, готовых вкладывать в бизнес долгие деньги, это никому не интересно. Но если у Саши получается, это классно.

Он, наверное, исключение из правил.

Там, я думаю, какая-то дружеская симпатия, а не профессиональное продюсирование, которое в России есть только у Киры Пластининой — но мы понимаем, почему это происходит. Всем дизайнерам по папе-олигарху не раздашь. Для меня это не мода, это «Макдоналдс».

Если меня спросят о моде в России, я приведу те же самые два примера: Пластинина и Терехов. Пластинина — работающий бизнес-проект, рассчитанный на регионы, массовая марка. Почти все шьется в Китае, из китайских тканей — российская индустрия моды в этом не участвует. У Терехова, наоборот, шьют на собственном небольшом производстве и в основном для селебрити-клиентов, это узкая доля рынка.

Это тоже не мода. По сути это ублажение селебритис. Мне много раз предлагали такое, но я обшиваю, в основном, шоу-бизнес, а селебритис мне не интересны. Для меня мода — это бизнес, зарабатывание денег. Мне не интересно обшивать главных редакторов журналов, потому что в этом нет финансовой выгоды. Нужно подарить 20 платьев, чтобы потом пять журналов показали фотографию с твоим платьем — получается, что 15 ты выкинул. Мне не интересна ваша дорожка на «Кинотавре». Для чего она нужна? Расскажу, как это происходит в Голливуде. Перед «Оскаром», «Грэмми» и всеми другими церемониями звезды по записи приходят в огромные ангары с одеждой. На территории размером со стадион висят именные платья любых марок, всех оттенков палитры, разной длины. Под ними стоит подобранная обувь. Рядом возвышаются стеклянные стеллажи с аксессуарами: украшения, серьги, бриллианты, копии. Все это присылают большие бренды, дома мод от Dior до Chanel. Когда Пенелопа Крус в платье Prada появляется на красной ковровой дорожке, а потом во всех мировых журналах, Prada получает тысячу очков к рейтингу. Люди видят, как это круто, и идут покупать это платье. Но, чтобы все это стало возможным, нужны серьезные денежные вложения. Для большого бренда нет проблемы в том, чтобы отправить 20 платьев в Голливуд. Но сколько это будет стоить молодому российскому дизайнеру?

Это невозможно.

Можно работать на внутренний рынок, но и здесь не меньше проблем. Допустим, некий главный редактор берет платье у Гоши, потому что ей надо выглядеть красиво на церемонии. Но она не будет запариваться дальнейшей судьбой этого платья и этого дизайнера. Если Мадонна выходит в свет в платье Versace, то и в жизни она часто носит Versace, демонстрируя лояльность и помогая бренду. Наши селебритис принципиально не надевают твои вещи, потому что им нужен всего один выход, чтобы все офигели.

Для начала в России должно появиться свое производство ткани. Дальше нужны люди, которые будут заниматься модой профессионально — продюсеры, о которых говорил Алишер. В идеале это целые команды, которые искали бы талантливых дизайнеров и предоставляли им время на фабриках, чтобы те попробовали отшить коллекцию. Пять лет назад, когда я начинал, я шел на фабрику, чтобы что-то сшить, а люди там не были готовы перенастраивать под меня свои машинки. Им было невыгодно шить десять кофт, потому что они производили огромные партии одежды для рынка. Сейчас стало больше молодых дизайнеров, и небольшие производства уже готовы перестраиваться. В Москве, Питере и в регионах появляется все больше независимых марок. Пусть они делают по две вещи, но у них классно получается. Хорошо, что ситуация в моде начинает меняться, но все, о чем я говорю, — это пока единичные инициативы. У бизнеса или государства по-прежнему нет глобального интереса.

Я хотел сделать партию очков и приехал на итальянскую фабрику, которая производит очки для D&G, Bulgari и Gucci. Там был дизайнер, у которого, помимо Gucci, есть своя коллекция очков в камнях и самоцветах, и они продаются по пять тысяч евро в отеле «Ритц» в Париже и в Лас-Вегасе. А мне нужны были дурацкие пластмассовые очки, и я занимался этим первый раз в жизни. Казалось бы, зачем ему со мной связываться? Но он сказал мне: «Вдруг ты станешь вторым Армани? Нам в Италии нужна новая кровь». Им интересны молодые ребята с нестандартным мышлением. Они понимают, что зачахнут, если будут все время производить одно и то же. У нас наоборот: сделали футболки на рынок, и если они прут, их будут штамповать еще 50 лет. Я часто вижу репортажи про обнаруженные цеха, где шьют подделки. Да пусть шьют! Я бы, наоборот, разрешил, чтобы шили копии D&G. Да, это плохо, но, с другой стороны, как же мы сможем делать что-то свое, если сначала не научимся делать копии?

Именно таким образом вырос бизнес в Китае.

Они сделали все правильно: развили свой бизнес чужими руками и за чужие деньги. Приехали итальянцы, всех всему научили и за все заплатили. И теперь китайцы знают, как производятся сумки, а как — майки и рубашки. Если ты копируешь «Мону Лизу», то потом начнешь свою «Мону Лизу» рисовать.

Чтобы делать basic, нужно достать ткань. Я приезжаю на выставку во Францию или в Италию, где ткань стоит от пяти до 15 евро за метр, но минимальная партия, которую я могу купить, — километр. Зачем мне километр ткани? Хорошо, если я, как Гоша, делаю черные и белые футболки. А если мне нужна декоративная ткань, специфическая? Допустим, мне удалось договориться, и я купил минимальный объем в 30–50 метров каких-то узнаваемых цветов. Но наша таможня заберет у меня столько денег, что ткань в итоге обойдется мне чуть ли не в 100 евро за метр. Тогда моя базовая одежда по цене будет конкурировать с Dolce & Gabbana.

О чем и речь. Это все не имеет смысла.

Правительство должно что-то придумать хотя бы в текстильной индустрии. Дать людям микронные налоги. Ткань — это сырье, из которого надо еще что-то произвести. А ты, пока все это привез, уже повесил на себя долгов, как если бы купил хорошую машину. И как это отбить? В случае Гоши я бы вообще не закупал никаких тканей. Пошел бы в H&M, накупил бы там маек, разрезал, напечатал принты и продавал бы. Будет дешевле, чем ехать в Италию и закупать ткань.

Да, да, да.

Получается, что ты работаешь не от фантазии, а от смекалки — тебе приходится все время хитрить. А для чего родился художник? Чтобы хитрить? Это тебя съедает, и в итоге креатив получается так себе.

Художник должен делать свое дело. А выходит, что ты с самого начала сталкиваешься с кучей рутинных проблем.

У меня большое желание сесть с премьер-министром и президентом и объяснить им всю эту ерунду. Понятно, что им это неинтересно, но по-хорошему, если собрать всех российских дизайнеров на встречу с нашим руководством, у моды появится реальная возможность для развития. В начале прошлого века в России было порядка 250 домов моды — это покруче, чем во Франции. А после революции все эти дизайнеры осели в Европе.

Это проблема не только моды, но и многих других индустрий. Их надо развивать, а развитие невозможно без поддержки государства — нужно, чтобы смягчили таможенные законы или наладили местное производство. Но пока этого не происходит.

Том Форд, Гуччи или Дольче и Габбана не придумывают свою одежду. Они выполняют заказ итальянских и французских торговых палат, производящих ткани. Например, производители поняли, что в этом сезоне залежалось очень много клетки. Они начинают давить на дома моды, и те включают в свои коллекции клетку — людей подсаживают на графическое восприятие. Журналы мод тоже участвуют в этом союзе. Одни производят, другие шьют, третьи пишут, и все получают деньги. Они коллегиально работают, а мы — врозь, а один в поле не воин.

То есть моду определяет не художник, а бизнесмен.

В России я снимал много клипов как режиссер и стилист. Когда я одевал особенно известных артистов, например Земфиру или «А-Студио», я замечал влияние своей больной фантазии в массах. Но это были, скорее, исключения из правил, а на Западе музыка постоянно влияет на моду. Мадонна, Леди Гага — это очень мощные трендсеттеры, посмотрите на их армию фанатов.

В 1990-е, когда не было интернета, все смотрели журналы — их было всего два, «Птюч» и «ОМ», Vogue появился уже позже. Иногда можно было увидеть что-то интересное в клипах. Земфира и «Мумий Тролль» — вот на что мы ориентировались. А сейчас, когда в интернете можно найти все что угодно, я не могу сказать, кто в России диктует моду — наверное, Tumblr.

Все очень сильно размылось. Раньше носителей информации было меньше, и людей легче было направить. А сейчас это происходит бесконтрольно. Все дизайнеры и дома мод собирают по крохам, никто не зарабатывает огромные деньги. Мировая мода развернулась в сторону молодежи и студентов, малоимущих людей. Например, Chanel или Dior начали выпускать джинсы. Десять лет назад это было невообразимо.

А во многих модных домах сменили дизайнеров на более молодых. В Saint Laurent поставили Эди Слимана, в Dior — Рафа Симонса, в Balenciaga — Александра Вэнга. Они делают более массовый продукт, более молодежный и, следовательно, коммерческий.

Dior, Эди Слиман, Balenciaga — на подиуме все показывают безумный креатив. Потому что если они покажут то, что реально продают в бутиках, — никто не будет у них покупать. На подиуме людям нужны навороченные костюмы, шоу с супермоделями, спецэффекты. Но платья за 30 тысяч евро они носить не будут. Поэтому в бутиках продаются изделия из той же самой ткани, но попроще. Так делают все, это отработанная схема. Например, Zara минует этап создания самой коллекции и сразу делает адаптацию. И все узнают, скажем, майку Prada в адаптированной версии. Вот Саша Терехов шьет для селебритис. А кто будет из этих же тканей делать адаптацию для магазина? Если взять Киру Пластинину — у нее нет первой фазы, а есть сразу адаптация.

У меня другая стратегия. Я создаю имидж коллекции за счет фотографий и видео, а одежда у меня изначально простая. То есть я привлекаю внимание антуражем вокруг одежды. Если человеку это близко, он идет в магазин, находит футболку и покупает ее.

Это один из вариантов решения. Получается, что Гоша вызывает эмоцию. Когда ты чувствуешь настроение — видишь поломанный велосипед и парня в какой-то майке, твое сознание будоражится. Из-за смоделированной ситуации тебе хочется такую же майку. Но для этого нужно иметь дар, талант. Последним, кто делал подобное в западной индустрии, был Тьерри Мюглер — он сам придумывал свои образы и сам фотографировал. Для этого нужно иметь видение, ментальность и много свободного времени, которого у меня, например, нет.

Еще жить на что-то надо.

Разговор про моду в этой стране вечно заходит в тупик.

Я не запариваюсь. Слава богу, у меня к одежде всегда был иммунитет. Может быть, потому что я много работаю частным стилистом, вожу богатых людей в Европу одеваться. Я не люблю покупать себе вещи и стараюсь делать это между прочим. В отношении одежды мне близка позиция американцев. В Америке другие ценности. Хорошее вложение — это когда ты качественно питаешься. Они считают, что, если ты ешь плохую еду, то потом будешь тратить деньги на лечение. Круто хорошо выглядеть, заниматься своим телом, духом, кожей. А одежда — это последнее, что интересует американца. Особенно в Калифорнии. Мы сидим в кафе в Голливуде, и мне говорят, что сзади сидит Вася Пупкин, снявшийся у Спилберга и получивший «Оскара»! Поворачиваюсь — сидит бомж. Рваные сланцы, джинсы, которым лет 100, майка растянутая, грязная. Потому что важно, что ты умеешь, что ты из себя представляешь. А то, как ты одет, — это фейк, и они все это понимают. Я не люблю в Москве ходить на всякие тусовки, потому что вижу, что не соответствую. А наряжаться мне как-то не хочется.

Когда занимаешься модой профессионально, нет желания ходить в магазины, покупать что-то для себя, вообще думать об этом. Взял самое простое, надел и пошел.