Фотографии

яся фогельгардт

27 февраля 2015 года на Большом Москворецком мосту был убит оппозиционер Борис Немцов. На месте убийства стихийно возник «народный мемориал», куда неравнодушные к деятельности политика люди и сегодня приходят почтить его память. Под самодельной сине-белой табличкой «Немцов мост» — свежие цветы, фотографии, горящие свечи, открытки с надписями не только на русском, но и на английском, иврите и японском, а также российские и украинские флаги. Всё это на место трагедии приносят до сих пор, и мемориал ухожен, даже несмотря на то, что его неоднократно разрушали. Всё это стало возможным благодаря добровольцам, дежурящим на мосту и днём и ночью.

Накануне согласованного с мэрией марша памяти, который проведут в эту субботу в первую годовщину гибели Немцова, The Village решил встретиться с теми, кто продолжает ежедневно поддерживать порядок на «Немцовом мосту».

Любовь, 57 лет

Политикой я не занимаюсь, да и в протестном движении состою недавно. Раньше играла в театре, сейчас уже не работаю. Только иногда участвую в детских спектаклях, если надо помочь кому-то из знакомых. Мне повезло — у меня в театре были очень хорошие учителя-режиссёры, привыкшие отстаивать свою точку зрения. Это касалось не вопросов политики, а вопросов совести. У меня только год назад что-то поменялось в голове. Общение с друзьями, которые живут на Украине и в Германии, побудило начать искать информацию в интернете. Я как-то очень долго плыла по течению. Но однажды мне указали, что так плавает только кое-что мало привлекательное.

В прошлом году в это время я волею судеб оказалась в Крыму — поехала в давным-давно запланированный отпуск. Там я и узнала про убийство Бориса. Помню, вышла в фойе гостиницы и увидела толпу у телевизора. Когда поняла, о чём речь, сперва не поверила. Случившееся показалось мне чем-то запредельным, ведь Борис был самой яркой фигурой из протестных лидеров. Мне повезло познакомиться с его сестрой Юлей, и я как-то спросила её: «За что убили твоего брата?» А она в ответ только головой покачала: «Ну откуда же я могу знать?»

Впервые я попала на мост тогда, когда место мемориала впервые зачистили. Приехала узнать, чем могу быть полезна. В итоге решила встать на ночное дежурство. Почти сразу поняла, что ночью людей хватает, а вот днём стоять некому. Стала оставаться на мосту каждый день, понемногу познакомилась с другими гражданскими активистами. Они начали меня узнавать, даже считать кем-то вроде местного распорядителя, можно сказать, за старшую.

В дежурствах на мосту принимают участие две стороны: гражданские активисты, к которым я отношусь, и организация «Солидарность». С «Солидарностью» мы особенно не общаемся. Их волонтёры иногда приносят нам булочки и чай, но вне этого мы не контактируем. Конечно, конфликты и споры бывают, случилась даже одна одиозная история. Помню, мы очень устали — представляете, сутками стоять на мосту? Накопилось напряжение, а все дежурящие ребята — молодые, активные. Вот и придумали обряд посвящения в «рыцари моста». Я как-то прихожу на дежурство, а они принесли японский меч, просят меня принять посвящение. На фоне цветов и мемориала я встала на колено, как и положено рыцарю, и этот момент даже запечатлели на фотографии, которая попала в интернет. После этого люди из «Солидарности» нам выговаривали, что мы якобы позволяем себе вольности на месте убийства.

Бывает, некому заменить дежурного, и стоит человек подряд несколько дней. Я однажды так стояла. Села на дорожный ограничитель и упала назад, уснув. Так что мы стараемся не садиться, чтобы ненароком не задремать. У нас есть активист Григорий, так он по трое суток в начале лета дежурил, но ночевал в спальнике, закрываясь от дождя полиэтиленом.

Многие со временем стали считать дежурство чем-то неважным. Мол, вряд ли мы чего-то добьёмся, установки той же памятной таблички например. Помню, «Солидарность» инициировала сбор подписей за появление этой таблички, были и подписи от семьи Немцова. Бумагу сдали в мэрию, передали в Госдуму, и ни одного «за». Даже ни одного воздержавшегося — все проголосовали против, представляете? Стыдоба, рабский загон, в котором все знают как надо.

У нас разные люди бывают. Как-то, например, парень из Крыма приходил. Ещё поляк из дипломатического корпуса приезжал, принёс два светильника: один красный, другой прозрачный с польским гербом. У него руки от волнения дрожали, он не мог зажечь эти светильники. Я ему помогла, смотрю — парень утирает льющиеся по щекам слёзы. Но бывают и такие, которые пинают лампады и цветы. А как-то пришёл человек, который остановился и начал мочиться на портрет Немцова.

Полиция захаживает. Как правило, берут дежурных на мосту под руки и сажают в машину. Пока те в участке, происходит зачистка. А мы, как мирно протестующие люди, ничего не можем с этим поделать, можем только стоять и менять цветы. Их и сейчас тоже приносят, но, конечно, меньше. Здесь важно не устать душой и не решить, что всё бесполезно.

Я должна протестовать. Я должна дежурить, чтобы установили мемориальную табличку в память о Борисе, иначе мы окончательно перестанем считаться цивилизованным государством. В паре кварталов от моста повесили табличку, что в таком-то доме был выборный пункт Владимира Путина. А табличку памяти Немцова они поставить не могут. Если кто-то из нас помрёт на мосту, им придётся жить с этим. В холод, в минус двадцать — наши ребята стоят круглые сутки. Но кто думает о народе?

 

Игорь, 50 лет

Впервые я приехал сюда, когда увидел призыв в интернете. Писали, что дежурить на мосту некому и нужно помочь с наведением порядка. Поначалу всё здесь было устроено ужасно хаотично, возможно, потому, что в первые недели после убийства люди пребывали в шоковом состоянии. Потом все друг с другом перезнакомились, начали общаться и координироваться, стало больше порядка.

По плану я должен бывать на мосту пару раз в неделю. Но по факту приезжаю по три раза на дню. Приходится носиться на разборки: то цветы унесут, то пропадёт что-то. Я вообще человек деятельный. Сейчас занят в строительном бизнесе, а какое-то время занимался политикой. Участвовал в развитии Российской партии пенсионеров: на протяжении пяти лет возглавлял их региональное отделение в Ханты-Мансийске. Даже собирался баллотироваться в Госдуму, собрал 3,5 тысячи подписей, но всё у меня украли. Так я на собственной шкуре понял, что такое политическая борьба, администрация и суд.

С Борисом Немцовым я лично познакомился незадолго до его убийства. Я больше с Навальным общался — Лёху знаю давно, помогал ему в борьбе за справедливость в своё время. Потом постепенно стал читать доклады Немцова, даже вступил с ним в переписку и к весеннему маршу уже стал убеждённым сторонником. Почувствовал, что готов помогать и участвовать.

Убийство Бориса я переживал очень остро. Даже больше, чем потерю близких людей. Пришёл на мост один раз, другой, третий, стал общаться с людьми. Но мы понимаем, что, пока у нас в стране не сменится режим, на мосту не появится мемориальная табличка в память о Немцове. А когда этот режим сменится — трудно сказать. Вроде бы и обстановка в России накалена, но в то же время, пока у основной массы населения есть где жить и что на стол поставить, всё останется на своих местах. Хотелось бы, конечно, чтобы всё разрешилось мирным путём и сверху. Потому как если не мирным, то даже страшно представить, что может произойти. Агрессивно настроенные люди готовы пойти на любые крайности.

Сегодня ночью на мосту мне пришлось общаться с полицейскими — они ни с того ни с сего задержали наших дежурных. Якобы была драка. Хотя мы по возможности стараемся избегать неприятных инцидентов. Да и накал, который был после захвата Крыма, уже давно схлынул. Раньше действительно приходило очень много агрессивно настроенных людей, а сейчас откровенных ватников стало гораздо меньше. Разница колоссальная — год назад они ходили организованными толпами, но сейчас лишь изредка появляются пьяные одиночки.

Ещё постоянно приходят иностранцы. В основном это живущие в Москве журналисты. Ещё китайцы приходят большими группами — по десять-двадцать человек сразу. Фотографируются, но мало спрашивают. Австралийцы были, канадцы, израильтяне — эти любят поговорить, все по-своему интересные. Много русскоязычных иностранных граждан приезжает. Помню, однажды мы стоим на дежурстве, льёт ливень, холодно, и подходит к нам парнишка буквально в спортивных трусах и майке. Он живёт в Америке, приехал в Москву на мост, оставил жену в машине и часа три-четыре с нами разговаривал. Рассказал, что друзья попросили его постоять на мосту, обязательно расспросить обо всём. Или вот вчера парень подошёл. Достаёт кошелёк, вытаскивает пять тысяч рублей и протягивает нам. Возьмите, говорит, на нужды мемориала. Я ему попытался объяснить, что нам, дежурным, денег брать нельзя, не положено. А он всё равно суёт и добавляет: «Я с Чукотки приехал сюда. Возьмите и купите цветов».

 

Наталья, 48 лет

Я — член всероссийской организации «Боевое братство», мой муж — участник боевых действий в Чечне, инвалид. Всю жизнь я демократка. Наверное, просто родилась с внутренним ощущением свободы. Советское государство было не для меня, я постоянно чувствовала всю ложь и лицемерие плакатов «Слава КПСС!». Помню, с каким восторгом приняла мирную демократическую революцию 1991 года. Я тогда работала в Московской областной филармонии, была молода и не находилась в гуще событий. Но встретила всё происходящее с восторгом. Бориса Ельцина я обожала, к Михаилу Горбачёву относилась неоднозначно, а вот Владимира Путина я интуитивно отторгала. Во времена Дмитрия Медведева как-то полегче было, чувствовалась разница, хотя мы и понимали, что он не самостоятельная фигура.

В протестном движении я состою с 2003 года. Всегда знала, что есть такой Борис Немцов, он был мне симпатичен, но я не особенно следила за его деятельностью. Когда его убили, пришла в ужас.

У нас на мосту дежурят представители двух больших ответвлений движения — это «Солидарность», в которую я вхожу, и гражданские активисты. Иногда мы конфликтуем друг с другом, но это наши внутренние разборки, которые не следует выносить на публику. «Солидарность» дежурит по выходным, а гражданские активисты — по будням. Когда у меня есть время в будни, я, конечно, тоже приезжаю. Но я живу в Сергиево-Посадском районе, и мне далеко ехать. Так что на неделе в основном на дежурстве стоят так называемые «рыцари моста» — самоорганизовавшаяся группа из неравнодушных людей. В основном это пенсионеры. Но приходят и совсем молодые люди, даже дети. Например, от «Солидарности» дежурит девочка Алина, ровесница моего сына. Ей всего 14 лет, приезжает из самого Дмитрова. Я её как-то спросила, как она узнала о мосте. Она ответила, мол, прочитала в интернете, что нужны волонтёры, и решила поучаствовать. Теперь приезжает подмести, прибрать цветы, навести порядок. На дорогу где-то сама зарабатывает: ни отец, ни мать ей на это денег не дают, она с ними ругается. Встаёт в пять утра, собирается и приезжает. Казалось бы, спит по три часа в день, а учится на одни пятёрки, подрабатывает, ещё как-то умудряется постоянно быть в курсе всего, что происходит. Гениальный ребёнок, мудрее многих взрослых.

Своего сына, ровесника Алины, я тоже брала на дежурства. Ему очень нравилось чувствовать себя частью общества здравомыслящих людей. Сейчас он вырос, и у него оформились взгляды. Для него Майдан — это свято. Я постоянно ему внушаю: он должен гордиться тем, что наполовину украинец. Сын даже носит камуфляжную шапочку с нашивкой украинского флага. Правда, к этой шапочке цепляются. Буквально вчера, когда он шёл из школы, на него набросились. Но до драки не дошло, обидчик отстал. На Украине к этому иное отношение. Например, мы с сыном были в Киеве, и он там периодически ходил в спортивном костюме с надписью «Россия». И никто не придрался. Зато одноклассникам сына нравится его белая ленточка — они уже спрашивали, где взять такую же.

Когда с моста исчезла та невероятная гора цветов, которую принесли сразу после убийства Бориса, я призвала товарищей по «Солидарности» организовать дежурства. И только где-то через месяц, наконец, впервые решилась приехать на мост сама. И началось. Весной и летом я дежурила по шесть часов, даже оставалась ночевать в Москве (вокруг моста много хостелов, это удобно). В выходные дни, конечно, страшновато — очень много пьяных. С ними срабатывает только одна тактика: их нужно отвлечь и увести. Обычно я убеждаю их прийти и поговорить с нами в трезвом виде. Осенью приходилось стоять рядом с ополченцами, которые собирали деньги на Донбасс.

Приходя на мост, мы в первую очередь сортируем цветы. Их нужно прибрать, подрезать, поменять воду. Поначалу цветы просто штабелями лежали. Но потом мы купили пятилитровые бутылки и обрезали их, чтобы удобнее было. Люди на эти цветы отдают последние крохи. Кто потом эти букеты выбрасывает, неизвестно. Я с «Гормостом» часто говорю, они не агрессивные. Вот я и думаю — может, мы сами некрасиво себя по отношению к «Гормосту» ведём?

 

Виктор, 59 лет

Меня можно назвать обычным гражданским активистом. Часто слышу в свой адрес: «Зачем тебе это нужно?» Но ведь это нужно не лично мне, это нужно всем нам. Я люблю, когда люди берут на себя инициативу, выполняют определённую задачу, и мне совершенно не жалко времени, проведённого на мосту.

У меня есть работа, по роду деятельности я айтишник. Политикой особо никогда не интересовался, но глаза на происходящее ещё в Союзе мне открыли в 80-х годах. Я всё думал: «В какой прекрасной стране живу». Был идеалистом. Но нет ничего идеального, лучше придерживаться реальности. 

Каждый должен дежурить в то время, которое ему удобно. Вначале к нам присоединилось много людей и на мосту всегда кто-то был, и днём и ночью. Но у каждого свои цели и мотивы. Некоторые выходят вообще когда захотят, не всегда координируясь с соратниками. Конечно, их право и их выбор, но я этого не понимаю. Нужно же думать и о других.

Если мы будем уважать друг друга, взгляды других, то всё будет хорошо. Но у нас накопилось бесконечное количество материала для драматургии, можно кино снимать. К сожалению, мост стал поводом для столкновения амбиций. Одних психологических перипетий — уйма. Я кое-что даже на камеру снимаю иногда — дискуссии наши, например. Там сталкиваются позиции самых разных людей и движений. Взять хотя бы движение «Солидарность» — у него с Борисом в своё время были страшные тёрки. 

Не все приходят на мост ради общего дела. Например, когда мы готовились к зиме и пытались понять, как быть с дежурствами в условиях морозов, руководство «Солидарности» заявило, что ничем помочь нам не может. Хотя против «Солидарности» я ничего не имею. Это их выбор.

Мне очень нравится Алексей Навальный. Я с ним и его братом все суды прошёл. Для меня Навальный — идеальный человек, с которым хорошо даже просто так поболтать, в нём нет озлобленности. Бориса Немцова я тоже немного знал, мы и с ним на судах бывали. Однако я всё же не могу сказать, что состою в протестном движении, хотя и много чего читаю о ситуации в стране. То есть мне просто так не вотрёшь, что Россия встаёт с колен: я понимаю, что всё наоборот.

По поводу убийства Бориса Немцова у меня сразу сформировалось мнение, я же внимательно за всем слежу. Ещё в 2000 году, когда затонула подлодка «Курск», стало понятно, что эта власть — совсем не то, что нам нужно. Всё наглядно, всё просто, но люди не хотят видеть, они хотят, чтобы им было удобно. Нынешняя власть всех, кого надо, выгнала, а кого надо — посадила или убила.

В самом начале дежурств на мосту нас пугали, приезжали и говорили: «Убирайте это всё». Бывает, в спину из машины кидают пустую бутылку. А дай им команду, так там не только бутылка, а что угодно полетит. На полицию нечего надеяться: она в подобное не вмешивается, дел не возбуждает. У нас вот вертолёты в Кремль летают, и я видел пару раз, как один вертолёт нарочно наклоняется так, чтобы порывами воздуха от лопастей сдувало цветы. Ко мне на мосту как-то подошёл чеченец и сказал: «Помяните моё слово, скоро здесь везде будут чеченцы». И правда, если посмотреть — они себя здесь чувствуют хозяевами. На самом деле, конечно, они все на поводке, и известно, кто главный хозяин.