Лена не сразу спохватилась. Она уже привыкла к тому, что в последнее время Евгения почти невозможно застать дома. Он уходил ещё до рассвета, а возвращался, когда фламинго в зоопарке недавно арендованной ими квартиры начинали громко петь. Нажрался и уснул где-нибудь у друзей, думала Елена. Скотина. Она готовила салат. Каждый раз, когда нож резал очередной овощ, она представляла себе, как пускает кровь любимого. «Вот точно. Нажрался и уехал. С этой Илоной. Певицей. Он уже две недели ходил и всем говорил, какая она замечательная и как ей надо помочь. Вот и допомогался».

Она включила телевизор. Первый раз за год. Между ботоксным политиком и программой о здоровье Лена наткнулась на передачу, в которой жительница Читы Мария Степановна била стулом своего мужа, уличённого в измене. Когда в зале появилась Снежана, секретарь-референт, пойманная с мужем Марии Степановны за адюльтером в гостинице «Забайкалье», Лена чуть не запустила салатом в телевизор. Неожиданно она увидела на тумбочке записку. В красивом конвертике с виньетками, на плотном картоне, приятной на ощупь фактуры. Записку своего суженного Евгения. «Уехал в командировку по работе. Не волнуйся, буду через неделю». «Вот сука», — подумала Лена, но внутренне успокоилась, значит живой. Что-то где-то глубоко говорило о том, что, кажется, её немного вводят в заблуждение, и через минут пятнадцать она сделала то, чего никогда раньше не делала, — позвонила Евгению на работу.

На работе Евгения ждали. Ждали уже третий день. Под угрозой был большой корпоратив угольной компании, который мог продать только Евгений. Потому что то безумие, которое он там понасочинял, мог впарить только он, в свойственной ему нагловато-обаятельной манере.