53 места на Рубинштейна: Всё о главной ресторанной улице России Карта всех кафе, баров и ресторанов, комментарии экспертов, местных жителей и владельцев заведений

Дом 2

Дом 3

Дом 4

Дом 8

Дом 11

Дом 12

Дом 13

Дом 21

Дом 23

Дом 24

Дом 25

Дом 26

Дом 27

Дом 28

Дом 30

The Office

Кальянная на четвёртом этаже гостиницы.

Время работы: круглосуточно

vk.com

Дом 38

В Mollie's я начала работать в начале 2000-х, а открылся он ещё в 94-м. Место это было совершенно особенное, главным образом из-за публики. Во-первых, паб был довольно дорогим, деньги тогда водились либо у каких-то шальных бизнесменов, либо у богемы. То есть его завсегдатаями были художники, которые зарабатывали бешеные деньги, актёры, музыканты и бандиты. Посетителей, которые заходили туда поесть, а потом шли дальше по своим делам, было не очень много, в основном люди приходили тусоваться, там устраивали вечеринки и концерты с живой музыкой. Часто случалось, что компании приезжали в Mollie's перед клубом, а вечеринка была такой забористой, что народ никуда не уезжал, а так и оставался до утра.

Помню, как однажды в доме, где находится Mollie's, случился пожар. И клиенты, которые посмотрели новости, стали приезжать к нам, чтобы лично выяснить, как там у нас дела. Всё было залито водой, и мы по колено в воде доставали документы, а люди приезжали со всего города, стояли на улице, выпивали и смотрели, как тушат дом, в котором находится их любимый паб.

В 2003-м открылся ресторан Makaroni. Там работали очень красивые официанты. Мы с официантками из Mollie's стояли на улице, курили сигареты и смотрели, как те идут на работу, и говорили: «Мм, вот это да, вот это парни!» Примерно полгода мы так и отработали, глядя друг другу в окна, пока однажды они не взяли себя в руки и не пришли к нам знакомиться. Всей сменой. Хорошо помню, что у нас всё в тот момент было занято и внутри, и в летнем кафе, и мы вынесли им из подсобки стол и поставили его прямо на тротуаре. И с этого началась наша дружба. Они заканчивали раньше, приходили к нам, выпивали, и потом мы все вместе шли в «Грибоедов» на «Электрочетверг» либо на «Дискосреды», а иногда просто гуляли до утра.

Terminal открылся в 2010 году и стал, я считаю, главным украшением улицы. Заведения тогда делились на два типа: суперандеграунд, типа Думской, и супергламур, и ничего посередине не было, а это был очень интеллектуальный притон, где каждый мог выпить и послушать хорошую музыку. Он был чище, чем «Дача», и тише, но в то же время был почти таким же расслабленным, и это привлекало людей, в том числе известных.

На Рубинштейна вообще всегда появлялись какие-то звёзды, такого количества знаменитостей я никогда нигде не встречала. Пока я работала в Mollie's, мне кажется, я успела увидеть всех кумиров детства: Андрея Краско, Бориса Гребенщикова, Григория Гурьянова. И даже Ника Кейва, которого мы однажды встретили на веранде «Сардины», возвращаясь с его же концерта.

Я поселилась в Толстовском доме в 1994 году, но и до этого всю жизнь жила поблизости. В советское время улица Рубинштейна была довольно скучным и невыразительным местом. Если забыть о «Рок-клубе», никакой особой жизни здесь никогда не было. Была сомнительная забегаловка на углу с Невским, было ателье, где делали шляпы, — и улица Рубинштейна славилась именно этим ателье, а ещё, конечно, Толстовским домом, куда мы ходили гулять.

Первым появился Mollie's, там действительно была особая атмосфера: официанты, которых мы знали по именам и всех любили, и все они были друзьями. С Ленор мы, например, познакомились так. Был какой-то насыщенный событиями вечер, возможно, открытие выставки, мы устали, пришли в Mollie's выпить, к нам подошла официантка и так небрежно швырнула меню на стол. Мы переглянулись — и сказали друг другу: «Да, вот он — настоящий ирландский паб».

Дальше открылись Tres Amigos, заведение очень нравилось нашей старшей внучке, она называла его «ресторан-площадка», потому там очень хорошая детская комната и еда, во всяком случае в первое время, была неплохой. Потом был Terminal — наверное, самое любимое заведение. Кстати, я изучала историю улицы и выяснила, что в том месте, где он работал в годы войны, был раздаточный пункт хлеба по карточкам, а до этого работала мукомольная мастерская.

На мой взгляд, феномен улицы Рубинштейна начался с бара Terminal, который открылся в 2010-м году. Хотя до этого там тоже было несколько знаковых заведений. Во-первых, Mollie's — я хорошо помню очередь из очень красивых выпускниц филфака, которые мечтали наняться туда, потому что там происходило что-то удивительное. Потом Арам Михайлович Мнацаканов открыл свой Makaroni, ещё были Tres Amigos и паб Telegraph. И, собственно, это всё. Главный же урок, который преподнёс нам бар «Терминал» и Илья Базарский, в том, что абсолютно не важно, каким будет интерьер — важно, какую ты создашь атмосферу и как люди в этой атмосфере будут себя чувствовать.

Сейчас на Рубинштейна можно найти заведение на любой вкус. Любишь курить кальян — вот тебе две кальянных дверь в дверь. Хочешь интересных каких-то знакомств — пожалуйста, заведение «География» . Любишь вино — вот тебе «Винный шкаф», гениальное абсолютно место. Напротив Мурадян и Борисов борются с публикой в «Рубинштейне». Есть и абсолютно бессмысленные заведения типа Tse Fung, огромного и возмутительно дорогого китайского ресторана, который оттуда выселил наш любимый бар Terminal и который, как я понимаю, не то чтобы выдающийся в коммерческом плане.

Сто лет назад, когда я работала ресторанным критиком в «Афише», мне не раз приходилось присутствовать при беседах рестораторов, когда кто-нибудь из них жаловался, что рядом открывают новое заведение, они говорили: «О, какой ужас, всё, теперь нам хана». Тогда уже были люди вроде Арама Михайловича Мнацаканова и Эдика Мурадяна, которые считали, что, наоборот, чем больше, тем лучше: «Отлично, если придут к этим, значит, и к нам заглянут». Но в широких кругах считалось, что нет, что вот эти десять человек, которые ходят по ресторанам, теперь все они будут ходить к соседу. Это было очень распространённое мнение, и здорово, что сейчас так больше никто не считает.

На Рубинштейна конкуренция, безусловно, есть, но она своеобразная — скорее в жанре молодецкой удали: «А давай-ка я перещеголяю соседей», «А вот у них вот это, а у меня ещё и это будет». А есть люди, которые на это вообще не обращают внимания и просто гнут свою линию. Им приятно, что рядом что-то шевелится, но при этом они знают своё дело и делают его.

Я впервые столкнулась с чем-то подобным в Рейкьявике, где на главной улице Банкастрайти каждая дверь — это какой-нибудь ресторан или бар. Они все отличаются друг от друга, и в них смешиваются люди разных классов: ты никогда не знаешь, с кем ты сейчас танцуешь. Это миллионер или это непризнанный художник? Кто этот человек, не важно абсолютно, все равны перед весельем и перед желанием как-то выплеснуть энергию, вместе радоваться жизни. И то же самое происходит на Рубинштейна.

Я всю жизнь мечтал о баре на Рубинштейна, всегда хотелось открыть что-то своё там, потому что в то время, когда я об этом думал, это, пожалуй, была единственная улица, на которой было такое количество ресторанов. Большинство из них тогда ещё не были «уставшими», многие только открылись. Я ходил в Telegraph, ходил в мексиканский ресторан Tres Amigos, потом в Terminal. С друзьями у нас был постоянный маршрут: «Дом быта» — Terminal — Mishka, иногда в обратной последовательности.

Я не очень люблю крепкие напитки, потому наша история была с самого начала про вино. Меня очень раздражал винный снобизм. Все сомелье в то время охали, что, мол, вино не пьют, а как можно было пить вино, если на посетителя, который задавал вопросы, официанты смотрели, как на дурака. Люди стеснялись того, что они не разбираются в вине. И наша идея была в том, чтобы сделать винный бар для обычных людей, но с реально хорошими винами. Когда мы стали искать место, я не особенно надеялся на то, что за те деньги, которые мы могли потратить, мы найдём что-то подходящее на улице Рубинштейна, но нам повезло.

Сейчас улица качественно меняется, появляются проекты интересные, с какой-то понятной историей: «Бекицер», «Рубинштейн», «Pedro & Gomez у Ларисы». Рубинштейна, я думаю, менялась бы ещё быстрее, если бы здесь не было такого количества старых заведений, которыми в большинстве случаев владеют хозяева помещений, и поэтому у них нет проблем с арендной платой. А заведение, которое не зависит от аренды, может работать очень долго, даже если оно перестало быть интересным, и туда почти никто не ходит. С другой стороны, я считаю совершенно нормальным, когда на одной улице есть слабые или странные заведения, а есть какие-то трендсеттеры, которые её развивают.

Улица Рубинштейна по-настоящему началась для меня с бара Terminal. Помню, я был поражён, когда парни за стойкой оказались его хозяевами. Я сразу понял, что это круто и что это как раз то, к чему я сам стремился и чего хотел. До этого я захаживал в паб Telegraph. Mollie's мне всегда казался безумно дорогим, и я туда не совался. Telegraph, собственно, для меня тогда тоже не был особенно дешёвым, я копил всю неделю, чтобы пойти туда на выходных. То есть можно было каждый день пить в «Даче», а можно — всю неделю копить и идти в приличное место, и я выбирал последнее.

Я никогда не воспринимал Рубинштейна как ресторанный кластер. Потому что — что такое ресторанная улица или ресторанный дворик? Это когда ты приезжаешь и не знаешь заранее, куда пойдёшь. А здесь этого не происходит, публика почти не пересекается никогда. На этой улице много ресторанов и много людей, но это не значит, что этих людей обязательно что-то объединяет. Одни приезжают на «бентли», другие на метро, а потому и конкуренции здесь нет. Мне говорили: «Вот вы прокачались, потому что „Счастье“ рядом». Но это не так. Людям, которые ходили в «Счастье», в «Фартуке» было некомфортно, и те, кто ходил в «Сардину», в Mollie's, они в «Фартук» заходили кофе попить и крестились.

Сейчас заведения с пересекающейся публикой на улице, конечно, есть. Например, с «Бекицером» у нас общая тусовка, но туда люди всё же ходят ради атмосферы, потому что там шумно, весело и музыка отличная. Плюс демократичных заведений стало в принципе много, и я даже подустал от того, что все так старательно педалируют тему цены, неплохо было бы иногда и о качестве вспомнить.

А когда-то мы были почти одни такие, и нужно сказать, это не означало автоматического успеха. Я помню первую осень, когда у нас упала выручка, и мы жалели, что сделали веранду. Потому что все думали: «Фартук» — это сидр летом, зачем туда идти в ноябре? И нам нужно было срочно всё менять, кухню прокачивать, какие-то вечера устраивать. Сейчас же мы бьём рекорды и по посещаемости, и по выручке. Так что конкуренция — это хорошо, она рынок создаёт.

Когда мы открывали Terminal, здесь уже вполне успешно работали Mollie's и Makaroni и, судя по рассказам, была сложившаяся тусовка моллисовских и макарониевских ребят. Они ходили друг к другу в гости, общались, и это, я думаю, была важная примета такого итальянского дворика, не в смысле итальянской еды, а в смысле дружбы, которая возникла на этой улице между заведениями. Потому что мне кажется, что когда ты работаешь дверь в дверь с другими ресторанами, куда ходит много народа, это всегда приводит к общению —и это одна из важных примет этой улицы.

Когда мы открывали здесь бар, мы вообще не думали, что это произведёт вот такой эффект. Не знаю, можно ли это назвать эффектом разорвавшейся бомбы или нет, но мы действительно очень быстро начали обрастать соседями. Хорошо помню, как открылся «Фартук», и мы стали ходить к ним в гости. Я заканчивал смену в два часа ночи в пятницу в «Терминале» и просто переходил в соседнее заведение, и мы до утра сидели на веранде, выпивали, общались, играли на гитарах, пели песни.

Terminal, пожалуй, не был тогда единственным заведением в формате «за углом». Если я не ошибаюсь, такой задумывалась, например, «Дача», но он был первым баром, который этот формат сумел до конца выдержать. Помню, многие нам тогда говорили, что бар без коктейльной карты, без еды, без диджея, без развлекалова не будет работать. А мы говорили: «Ребят, лучшее развлечение — это прийти выпить рюмочку и пообщаться с соседом по барной стойке». Мы не знали наверняка, сработает это или нет, но в свою идею мы верили. Тут же как: или ты делаешь то, что хочешь, или спустя 20 лет думаешь: «Чёрт, почему же я этого не сделал?» Мы делали то, что мы хотели. И только потом уже, спустя несколько месяцев, поняли, что это работает.

«Бекицер» же был задуман как своего рода неформальное посольство государства Израиль. Об этом можно много говорить, но если откинуть лирику, то для меня это что-то вроде возвращения долгов, потому что я прожил одиннадцать лет в Израиле, и эта страна очень много мне дала, и мне хотелось открыть израильское заведение в центре Петербурга и сделать его для всех. И да, оно про алкоголь, про еду, но одновременно оно и про культуру. Я думаю, что израильская культура очень гостеприимна, израильтяне — тёплые, дружелюбные люди, и мы попытались перенести это сюда вместе с громкой музыкой, с атмосферой бедлама, рынка, Востока, с новыми запахами и вкусами.