«Я совершил каминг-аут, чтобы не допустить гей-парада в Иркутске» Представители ЛГБТ-сообщества рассказали The Village о том, как им живется, и об отношении к «коду 103»

В первый раз секс с парнем у меня случился с лучшим другом. Другу не понравилось, он сейчас со мной даже не общается. 

После того первого раза я стал общаться только с парнями. Представители ЛГБТ-сообщества, по сути, одинокие люди. Мало, кто живёт в паре, встречает своего спутника на всю жизнь. Я сейчас живу с молодым человеком, его мама знает о нас, папа — нет. У меня же все знают. Они сами обнаружили в шкафу гей-литературу, сами всё поняли, даже не спрашивали, просто знают, понимают.

Каминг-аут для моего окружения произошёл, когда я открыто выступил против проведения гей-парада в нашем городе. Просто я очень хорошо знаю, чем дело бы закончилось. Участники парада из подъезда не успели бы выйти, как началось бы кровопролитие. У меня не раз были ситуации, когда на меня нападали, били. В подъезде нападали, на улице. Поэтому я против гей-парадов в Иркутске. Вот когда у нас будет толерантное общество, то да, можно проводить. И я не считаю это пропагандой гомосексуализма, например, среди подростков. Посмотрите: в Финляндии недавно прошел парад, идут там все вместе, и с детьми, всё ярко, всем весело, это просто праздник.

А в Иркутске всегда гомофобия была. Год назад мы проводили опрос, около 80% горожан негативно настроены к людям нетрадиционной сексуальной ориентации. Сейчас в городе таких около тысячи человек. Мы общаемся в интернете, в клубах — кстати, их в городе всего два, где мы можем относительно спокойно собраться, познакомиться, пообщаться, просто потусоваться. Поэтому и геи с лесбиянками в Иркутске очень тесно общаются. Если на Западе в основном раздельные клубы для парней и девушек, то у нас все вместе собираются. Понимаете, мы не стесняемся того, что мы гомосексуалисты, но мы и не выпячиваем это, не афишируем. Но мы говорим это для того, чтобы нас приняло общество. Ведь сейчас нас как будто нет. И в Иркутске, и в России в целом нас не признают как социальную группу.

Когда мы обращались к уполномоченному по правам человека из-за нарушений, то просто получали отписки, что всё в рамках закона. Хотя дискриминация геев есть в очень многих сферах, в том числе при устройстве на работу, при лечении.

Например, в Омске сейчас закончился судебный процесс. Парня не приняли на работу из-за его манерности, из-за нетрадиционной ориентации. Он в результате выиграл суд и получил 30 тысяч рублей компенсации.

Или в Питере есть сеть мужских парикмахерских, они отказались обслуживать геев. Но это же неправильно. Человек просто зашел подстричься, у него же на лбу не написано, гей он или нет. А они просто смотрят, если что- то не нравится, то отказывают в обслуживании. Это дискриминация чистой воды.

Или ещё пример. Я ежегодно прихожу сдавать кровь на ВИЧ по месту жительства, и у меня каждый раз врач спрашивает: «А вы точно не больны?» Да нет, я просто хочу сдать анализ. Это легенда, что все геи — ВИЧ-инфицированы. И вообще наша страна не готова принять сексуальные меньшинства. Поэтому у нас большая миграция в Канаду, в Чехию. И я тоже подал документы, ответ уже получен, я тоже уеду года через три. В России я не вижу своего будущего. Я не вижу жизни в этой стране.

Лет в 10 я серьезно увлекалась футболом. Пожалуй, с этого времени моими основными друзьями стали мальчишки. Входила в школьную команду, играла наравне с пацанами. Никогда каких-то намеков в мою сторону от них не было, даже когда повзрослела. Могли обсуждать при мне чисто свои какие-то мужские дела, в том числе и девчонок. Лет в 13 и я тоже стала присматриваться к девочкам. Хотя особо «половой вопрос» меня не волновал.

Но в 9 классе к нам пришла новенькая, очень такая хрупкая, с длинными волосами, воплощение женственности. Катя. Парни, конечно, табуном за ней ходили. Ну и мне она просто начала сниться. Самые настоящие эротические сны. Конечно, я виду не подавала, что она мне нравится. Просто стала еще больше спортом заниматься.

Уже в колледже у меня была первая близость с однокурсником. Но ерунда какая-то, простите, получилась. Поэтому я на несколько лет вообще эту тему для себя закрыла. В 21 год была первая близость с женщиной. На утро я испугалась. Говорила себе, что я ненормальная, что так недолжно быть, это неправильно. И еще больше замкнулась в себе. Но видимо, против природы не пойдёшь.

В 25 я встретила Вику и вот уже больше 10 лет мы с ней вместе, снимаем квартиру. Конечно, за это время всякое бывало — и ссорились, и ревновали друг друга, и хотели расходиться — всё как в обычной семье.

Когда мы сошлись с ней, тяжелее всего это пережить было моему папе. После смерти матери мы с ним жили вдвоем, в двухкомнатной квартире. Сильно переживал. И ругался со мной, и плакал, и грозил, что дома замки сменит и никогда больше не впустит. Он это воспринял, как самый настоящий позор. Сейчас уже смирился, праздники даже вместе встречаем. А у Вики родители давно умерли, а дальние родственники ничего не знают.

Я не коренной иркутянин, переехал сюда 12 лет назад. Тогда и понял окончательно, что я гей. Хотя еще в школе было понимание того, что парни больше нравятся. Был, конечно, период сомнений. С девушками встречался, когда учился в школе, в колледже были связи, но чего-то не хватало. Может быть с моей стороны, поскольку меня всё же больше тянуло к парням, а может быть, со стороны девушек что-то было не так: не так сказано, не так сделано. В общем, принял себя как гея.

Родителям открылся в 21 год, когда начал встречаться с парнем, и мы решили жить вместе. Договорились признаться родителям. Я сказал своей маме, он — своей. Моя мама была удивлена скорее тем, что я открыто признался. Она догадывалась и не ожидала просто, что я вот так напрямую всё скажу. Потом мы стали уже общаться как семьи: я со своим парнем и с нашими родителями ездили отдыхать и по России, и заграницу. С ним мы прожили 4,5 года, расстались, потому что он мне изменил. У нас же такие же обычные семьи. Тот же самый быт, от него никуда не денешься. Любовь, ревность — всё есть.

То, как я себя веду в обществе, насколько открыт, зависит от ситуации, от того, с кем общаешься. По работе этого не нужно, соответственно, я не раскрываюсь. А если с кем-то уже в близком общении, когда это знакомые, друзья, то тоже говорю о своей ориентации по мере необходимости. Если нужно об этом сказать, то я скажу, скрывать не буду. Если не нужно, то не буду говорить.

У нашего города есть специфика, много гомофобов, и это основная причина вести себя более осторожно. Например, в том же самом Питере к ЛГБТ вообще либерально относятся. Ну идёт парень с парнем за ручку, на них никто внимания не обратит.

И ещё. Когда ты один на один сталкиваешься с человеком традиционной ориентации, он, скорее всего, просто выскажет тебе своё «фи» — и всё. А когда ты один против толпы, то будет другой разговор, могут и покалечить.

Безусловно, к геям очень предвзятое отношение, есть дискриминация. В том числе и в лечении. У нас есть коды, придуманные здравоохранением, в том числе код для ЛГБТ-сообщества — 103. Мы знаем ситуации, когда таким больным медикаменты выделялись по остаточному принципу. Или очередь на лечение сдвигалась в самый конец. Поэтому 1 сентября у нас началась информационная кампания «Код 103» — поддержка ВИЧ-положительных гомосексуалистов для того, чтобы показать, что эти люди есть, и они должны получать полноценное лечение, а не по остаточному принципу.