Последние лет пять у меня постоянно было ощущение дефицита общения. Нет, не так. Последние лет пять я постоянно живу с ощущением, что мне не с кем поговорить примерно о половине вещей, которые меня по-настоящему интересуют. У меня тысяча друзей в «Фейсбуке», мы часто видимся, обсуждаем насущные проблемы: грудь Александры П., измены Николая В., строительство новых аттракционов в парках Г. и С. Мы делимся контактами новых точек общепита, обсуждаем, какой же дурой всё-таки осталась Елена П. и как же всё плохо и пора валить. Дальше этого дело обычно не продвигается.

В какой-то момент нашей жизни такое явление, как спор или аргументированная дискуссия, вдруг навсегда вышло из моды. Это стало дурным тоном. Стоит тебе в компании поднять какую-либо серьёзную тему, начать приводить факты и пытаться доказать свою точку зрения, как ты каждый раз натыкаешься либо на обвинения в демагогии, либо на что-нибудь вроде «слушай, ну не начинай, так хорошо сидели». Любой текст, появляющийся в газете, вне зависимости от её репутации, становится либо поводом покричать «жопа-жопа!» (если он согласуется с нашими представлениями о том, чего ожидать и как всё устроено), либо полностью игнорировать описанные факты, если мы изначально уверены в том, что такого не может быть.

Наше условное общество разделилось на несколько непересекающихся лагерей. Эксперты, которые никогда не трудятся найти такой язык, чтобы все окружающие поняли и заинтересовались. Некая самопровозглашённая интеллигенция, которая быстро скатилась к тому, чтобы просто фиксировать каждый очередной мрак. Замечательные, умные и талантливые молодые люди, которые зарылись в гнезде внутренней эмиграции — занялись рекламой, продажей шмоток, организацией вечеринок. И все остальные, кому по большому счёту на всё насрать, лишь бы у соседа было ещё хуже.