Фонетист Михаил Штудинер правильно произносит топонимы Москвы The Village попросил автора «Словаря образцового русского ударения» продемонстрировать нормированное произношение названий некоторых географических объектов Москвы и Подмосковья

Кому-то режет слух, если слово «кофе» употребляют в среднем роде, а некоторые грозят расправой за словосочетание «одеваю джинсы». Тем временем уже шесть лет действует приказ министерства образования о новом списке словарей, где, к примеру, спорные варианты «йо́гурт» и «йогу́рт» признаны равноправными. Несмотря на количество одобренных правительством справочников, даже от коренных москвичей можно услышать ошибочное ударение в названиях московских улиц, площадей и переулков. По просьбе The Village доцент кафедры стилистики факультета журналистики МГУ, автор «Словаря образцового русского ударения» Михаил Штудинер произнёс спорные городские названия – и рассказал, как в языке формируется норма и почему он хотел бы, но не произносит слово «шоферá».

В исконно русских словах ударение всегда падает на букву «ё». Произносится «о», пишется «ё». Само название произошло от прозвищного личного имени: «Хорош». А деревня «Менёвники» упоминается ещё в XVII веке. «Мень» — диалектное наименование налима, рыбы.

Старинное название, полученное улицей по названию церкви Николая Чудотворца.

Названа по прилегающей к ней Автозаводской улице. Последняя получила название по находящемуся здесь автомобильному заводу имени Лихачёва.

Здесь находился Путевой посольский двор. Диалектное слово «путина», «путинка» означает «путь, дорога».

Возникла как будущая часть Садового кольца после сноса Земляного вала. Старое название, которое носила улица до 1917 года, — Зацепский Вал.

Здесь в XIX веке был торговый ряд по продаже ткани с редкой основой — ветошки, выработанной по особому способу. Ткань была дорогой, рубахи из неё носили цари и бояре.

В конце XVII века здесь находился стрелецкий полк полковника Данилы Воробина, который во время стрелецкого бунта сохранил верность государю.

До 1982 года была проектируемым проездом № 158, проходит мимо Бусиновского мясоперерабатывающего комбината. Рядом есть проезд Бусиновская Горка у Бусиновского кладбища.

Существует несколько версий происхождения названия. По одной — в основе лежит название мельницы блошихи (плошихи). По другой версии — так называли вдову мельника Балаша во времена князя Трубецкого.

Когда-то там проходила сигнальная линия, входящая в систему обороны Москвы, которая состояла из сторожевых башен с колоколами — реутами.

Михаил Штудинер, автор «Словаря образцового русского ударения»:

Невозможно заставить людей говорить по-другому, поэтому давать рекомендации можно только тем, кто сам хотел бы совершенствовать свою устную речь. Для этого мы и составляем справочники — в них люди могут посмотреть, что их интересует, и почерпнуть новую информацию.

Есть разница между тем, что мы называем языковой нормой, и кодификацией. «Норма» так и переводится на русский язык с латыни — «норма», а «кодификация» происходит от латинского «codex», что означает «книга». Литературная норма складывается стихийно, в неё никаким декретом нельзя внести изменения. Также нельзя заставить людей что-то начать употреблять в речи, а что-то изъять из употребления. Кодификация — это преподнесение нормы в виде правил и иногда в виде очень жёстких рекомендаций. То есть кодификация влияет на то, как люди говорят. Например, я бы с удовольствием употреблял слово «шоферá» — именительный падеж множественного числа. Но я стараюсь этого не делать, потому что тот круг людей и та социальная группа, к которой я хотел бы относиться, так не говорит. Кодификация предполагает вариант «шофёры». В какой-то степени это показатель социальной принадлежности человека, и поэтому я откажусь от варианта «шоферá», в котором нет ничего плохого, и буду сознательно культивировать вариант «шофёры».

Когда начинают рассуждать о литературном языке, говорят, что это язык нормированный. Я думаю, под «нормиро́ванным языком» имеют в виду именно кодификацию. Кодификация – это не измышления языковедов, они просто наблюдают, как люди говорят, собирают информацию: всегда имеет большое значение то, кто именно говорит. Важно знать, москвич ли этот человек, в каком поколении он является москвичом и люди каких профессий его окружают. Представители старшего поколения могут сохранять какие-то черты так называемого старомосковского произношения. Например, в глагольных формах на «ся» или на «сь». «Он клялся», «я клянусь» — в старомосковском произношении согласный «с» твёрдо звучит: «я клянус». Ещё одной чертой старомосковского произношения, которую можно встретить и в речи молодого поколения, считается сохранение долгого звонкого мягкого согласного «жьжь». Это встречается на месте сочетаний «зж» или «жж», то есть не на стыке приставки и корня, допустим, в слове «разжечь», а внутри корня: «езжу», «позже», «дожди». Старомосковское произношение именно такое. Мы не можем его культивировать, однако при чтении текстов поэтов XIX–XX веков нужно это учитывать. 

Существуют также профессиональные варианты ударения. Например, системное расстройство речи называется афáзия, а медики говорят: «афази́я». В медицине во многих словах ставят ударение на «ия». Кто-то из лингвистов считает, что профессиональные варианты ударения за пределами литературной нормы, а я рассматриваю многие из них как её варианты. 

Можно сказать, что на наших глазах меняются словарные рекомендации. Это означает, что меняется произношение. Когда-то все словари рекомендовали, например, вариант ударения «патриáрхия». И в словаре для работников радио и телевидения стоял именно этот вариант как единственный. Единообразие помогает избежать разнобоя в эфире и не отвлекает слушателя или зрителя от содержания. Переключать внимание аудитории на форму нежелательно, поэтому важно, чтобы по крайней мере в рамках одной передачи слово произносилось одинаково. Но, допустим, журналист беседует с представителем какой-то профессии. Общелитературный вариант ударения один, а профессионал произносит по-другому. Так, вариант «патриархи́я» пришел в общелитературное употребление из речи церковнослужителей. Изменение рекомендаций в словарях произошло потому, что составители словарей слышат живую речь и отражают её в словарях. В данном случае это связано и с усилением роли церкви в жизни российского общества.

Иногда наблюдается противоречие между историей возникновения названия и тем, как в повседневной жизни оно употребляется. Я живу в Ясеневе, и по дороге туда есть улица, которая была названа в честь известного советского экономиста. Если мы поищем в Большом энциклопедическом словаре имя этого экономиста, мы увидим следующее ударение: «Острови́тянов». А в топонимическом словаре «Имена московских улиц» стоит уже другое ударение — «Островитя́нов».

Сейчас есть своя особенная подсистема произнесения заимствованных слов. Раньше все орфоэпические словари указывали, как правильно их произносить: с твёрдым или мягким согласным перед буквой «е». «Темп» или «тэмп», «новелла» или «новэлла». Многие заимствования мы произносим не так, как исконно русские, например «Гётэ». И как тогда читать пушкинские строчки? «Он с лирой странствовал на свете под небом Шиллера и Гете». Потому языковеды и консервативны: пока можно сохранить что-то традиционное, они стараются это делать. Здесь, правда, надо уметь находить золотую середину: не стоит раньше времени вводить новое и не стоит заставлять людей использовать то, что уже ушло из языка. Поиски такой золотой середины — довольно трудная задача.