Неделю назад с фасада дома на Лахтинской улице сбили барельеф с изображением Мефистофеля. Скульптура под крышей старого дома в глубине тихой улицы на Петроградской стороне предсказуемо превратилась в главную городскую новость. Наш Мефистофель стал именем нарицательным, символом борьбы цивилизованности с варварством — ну, или наоборот, кому как больше нравится. Мы, собственно, до сих пор не знаем доподлинно, кто его сбил и зачем, но это и неважно. Главное, что чувства жителей старого Петербурга — а они сродни религиозным — были оскорблены.

Воскресный народный сход на Лахтинской улице оказался мероприятием исключительно симпатичным. Несколько сотен человек, среди которых нашлись многие близкие и дальние знакомые, здоровались, улыбались, обсуждали последние новости и планы на раннюю осень — скорее митинг солидарности, чем акция протеста. Вот эта смесь нордического спокойствия с вовсе не нордическим дружелюбием и есть ответ Петербурга вандалам, фанатикам и любым другим разрушителям, вместе взятым. Нет почти сомнений в том, что скульптуру рано или поздно восстановят по чертежам и фотографиям. В последнем случае это будет, конечно, совсем уже не тот Мефистофель, но в чём-то он даже больше станет нам дорог.

И всё-таки небывалая шумиха вокруг фигурки крылатого демона, предположительно имеющего некое сходство с Фёдором Шаляпиным, наводит больше на печальные, чем на оптимистические умозаключения, и вот почему. Правительство Петербурга на самом деле совершенно солидарно с любыми защитниками наследия, и если по каким-то причинам сразу это не признаёт, то только из кокетства и желания набить себе цену. Оно довольно легко соглашается вступиться за стену дома Рогова, странную сталинскую постройку на Невском проспекте и другие не особо важные вещи, особенно в тех случаях, когда это не требует ни особенных бюджетных затрат, ни принятия важных системных градостроительных решений.