Конструктивистские дома-коммуны, сталинские высотки и многоэтажки 1970-х годов — не просто жилые здания, а настоящие городские символы. В рубрике «Где ты живёшь» The Village рассказывает о самых известных и необычных домах двух столиц и их обитателях. В новом выпуске мы узнали у петербурженки Екатерины Старцевой, как устроена жизнь в «Слезе социализма» — доме-коммуне на улице Рубинштейна. Также мы публикуем фрагменты пока не изданной книги о «Слезе социализма» писателя Евгения Когана, который родился и долгое время жил в доме на Рубинштейна, 7.

Фотографии

Дима Цыренщиков

 

Архитектор: Андрей Оль

Дом-коммуна инженеров
и литераторов «Слеза социализма»

Адрес: Санкт-Петербург, улица Рубинштейна, 7, вход с Графского переулка

Постройка: 1929–1931

Жильё: 52 квартиры

 

Евгений Коган

писатель

«Первым писателем, с которым я встретилась в жизни, был Александр Куприн…» — это строчки из книги воспоминаний Иды Наппельбаум, и всё началось именно с неё, с Иды Моисеевны, потому что эти строчки не дают мне покоя. Потому что очень сложно быть спокойным, если, родившись в 1974 году, ты знаешь Александра Куприна через одно рукопожатие.

Чуть больше тридцати лет я прожил в этом доме. Я хорошо помню Иду Моисеевну — старенькую соседку, которая занимала квартиру двумя этажами ниже нас. Но в те годы мне не было и двадцати, в трёх домах отсюда находился Ленинградский рок-клуб, и мне было не до старых фотографий — то отсутствие интереса я не могу простить себе до сих пор.

Но вот пришло время, и меня накрыло. До какого-то момента я знал только то, что в нашем доме жила моя любимая Ольга Берггольц — её мемориальная доска висит на стене дома, — и Ида Моисеевна. Но в литературной коммуне — а наш дом когда-то был именно ею — не могли жить всего два писателя. Я задумался, кто ещё жил в этой конструктивистской «Слезе социализма», о ком мы не знаем, хотя должны бы.

Так и родилась эта книга — сборник не печатавшихся (за редким исключением) с довоенных времён произведений писателей, которые жили в доме 7 по улице Рубинштейна (когда-то Троицкой) в первые годы существования коммуны. 

«От дома-крепости к дому коммуне» — так называлась статья, которая появилась в «Бытовой газете» в декабре 1929 года и которая возвестила о том, что в Ленинграде, на углу Троицкой улицы и Пролетарского переулка, начинается строительство дома-коммуны — конструктивистской «Слезы социализма». С этого момента идёт отсчёт истории дома, ставшего впоследствии литературно-инженерной коммуной, — дома, которому посвящали строки знаменитые писатели 1920–1930-х. Дома, о котором сейчас мало кто знает.

В те годы дому придавали большое значение. Начать с того, что строили его по проекту именитого архитектора Андрея Оля. «Бытовая газета» писала: «„Дом-коммуна“ не является в чистом виде коммуной. Это только переходная, необходимая ступень от буржуазного, ячейкового, строго индивидуалистического дома-крепости к коллективистическим коммунам будущего».

Ольга Берггольц, самая известная обитательница дома-коммуны, в книге «Дневные звёзды» посвятила этому дому несколько прочувственных страниц: «Я глядела на наш дом; это был самый нелепый дом в Ленинграде. Его официальное название было „Дом-коммуна инженеров и писателей“. А потом появилось шуточное, но довольно популярное тогда в Ленинграде прозвище — „Слеза социализма“. Нас же, его инициаторов и жильцов, повсеместно величали „слезинцами“. Мы, группа молодых (очень молодых!) инженеров и писателей, на паях выстроили его в самом начале тридцатых годов в порядке категорической борьбы со „старым бытом“ (кухня и пелёнки!), поэтому ни в одной квартире не было не только кухонь, но даже уголка для стряпни. Не было даже передних с вешалками — вешалка тоже была общая, внизу, и там же, в первом этаже, была общая детская комната и общая комната отдыха: ещё на предварительных собраниях отдыхать мы решили только коллективно, без всякого индивидуализма.

Мы вселялись в наш дом с энтузиазмом, восторженно сдавали в общую кухню продовольственные карточки и „отжившую“ кухонную индивидуальную посуду — хватит, от стряпни раскрепостились, — создали сразу огромное количество комиссий и „троек“, и даже архинепривлекательный внешний вид дома „под Корбюзье“ с массой высоких, крохотных железных клеток-балкончиков не смущал нас: крайняя убогость его архитектуры казалась нам какой-то особой „строгостью“, соответствующей новому быту…

И вот, через некоторое время, не более чем года через два, когда отменили карточки, когда мы повзрослели, мы обнаружили, что изрядно поторопились и обобществили свой быт настолько, что не оставили себе никаких плацдармов даже для тактического отступления… кроме подоконников; на них-то первые „отступники“ и начали стряпать то, что им нравилось, — общая столовая была уже не в силах удовлетворить разнообразные вкусы обитателей дома. С пелёнками же, которых в доме становилось почему-то всё больше, был просто ужас: сушить их было негде! Мы имели дивный солярий, но чердак был для сушки пелёнок совершенно непригоден. Звукопроницаемость же в доме была такая идеальная, что, если внизу, в третьем этаже, у писателя Миши Чумандрина играли в блошки или читали стихи, у меня на пятом уже было всё слышно, вплоть до плохих рифм!».

А вот и разгадка тайны появления названия дома, которую даёт в своих воспоминаниях знаменитый драматург Александр Штейн: «Дом назывался в тогдашнем ленинградском просторечии „Слезой социализма“; так его назвал Пётр Сажин — тоже из племени бандерлогов, — и так его называли в Ленинграде все; даже Сергей Миронович Киров заметил как-то, проезжая по нашей улице имени Рубинштейна, что „Слезу социализма“ следует заключить в стеклянный колпак, дабы она, во-первых, не развалилась и дабы, во-вторых, при коммунизме видели, как не надо строить.

Название родилось, очевидно, и по прямой ассоциации: дом протекал изнутри и был весь в подтёках снаружи, по всему фасаду, и потому что дом был милым, симпатичным, дружеским, но всё-таки шаржем на быт при социализме. Без ванн в квартирах — к чему, есть ванны в коридорах, одна на две-три семьи, иди мойся, когда бывает горячая вода (правда, она бывает лишь два раза в неделю). Без кухонь — зачем, когда можно, сдав карточки, пообедать внизу, в общей столовой? Без передних — к чему эта барская блажь, когда можно раздеться у швейцара, к тому же похожего на горьковского Луку? Известный архитектор, строивший этот нелепый дом и собиравшийся в него въехать, в последний момент сбежал, поселившись в нормальной петербургской квартире, с ванной, кухней и даже передней».

Высота потолков

2,8 м

Санузел

раздельный

Двухкомнатная квартира

53 м²

Цена двухкомнатной квартиры

4 800 000 рублей1

Аренда двухкомнатной квартиры

40 тысяч рублей в месяц

  

Екатерина Старцева, руководитель диджитал-направления в рекламной группе: Мы с моим молодым человеком сняли квартиру в «Слезе социализма» в июне прошлого года. Я долго искала такую квартиру. Дело в том, что жильё в центре — это либо полная жесть с точки зрения внешнего вида и удобств, либо стоит бешеных денег. Нам повезло, нашли компромиссный вариант. 

Всё моё детство прошло в районе Староневского, а в студенческие годы я жила в новом доме на Васильевском острове. И вот впервые в жизни поселилась в квартире с газовой колонкой. Это интересный опыт. 

Изначально по планировке эта квартира — как и все остальные в доме — была двухкомнатной, без кухни и без ванной комнаты. Люди мылись в общей душевой на этаже. Столовая была на первом этаже, а наверху, на крыше, — площадка, где можно было кататься на велосипеде и загорать. Я предполагаю, подобная планировка предотвращала кухонные разговоры про политику. Народ писал книги, ел в столовке и отдыхал наверху. В 1960-е годы здесь провели перепланировку, в каждой квартире сделали отдельную ванную комнату.

Здесь (Екатерина указывает на пространство, примыкающее к коридору. — Прим. ред.) была толстая стена, её снёс хозяин квартиры, когда делал последний ремонт несколько лет назад. Получилась кухня-гостиная, вторая комната — спальня.

Дом устроен следующим образом: пять этажей, две парадные, по три квартиры на каждом этаже. У нас, в отличие от первой парадной, необычный вход — как будто в норку. Насколько я знаю, раньше центральный вход был с улицы Рубинштейна, но сейчас через него не попасть. Выход на крышу тоже закрыт. Внизу — подвал, который сейчас затопило. 

В «Слезе социализма» нет случайных людей — снимаем только мы. И мы же самые молодые. Остальные — дети, внуки и правнуки первых жильцов. Много бабушек и их детей — последним в среднем лет по 40. В целом интеллигентные люди, но некоторые — так случилось — немного неуспешные. Их квартиры, наверное, стоят довольно дорого, но они в основном с плохим ремонтом. Да и не хотят люди отсюда уезжать, потому что всю жизнь тут прожили. 

Cейчас у соседей общая проблема, объединившая всех, — борьба с рестораном на 350 квадратных метров, который хотят организовать на первом этаже. Эта площадь давно пустовала. Жители справедливо говорят, что если наш дом — с историей, нужно делать музей (например, Ольги Берггольц), но никак не ресторан. Мне тоже кажется, что ресторан — не лучшая идея. И вот люди ходят к собственнику, ругаются, пишут письма в различные инстанции. Я периодически, если надо, подписываюсь под коллективными воззваниями. В активной фазе эта история уже года полтора. За это время у помещения на первом этаже сменился собственник и начался активный ремонт. Жильцы предлагают изъять помещение у собственника и выдать ему равнозначное где-нибудь в другом месте. Но, если помыслить логически, это маловероятный сценарий. И, кстати, в этом — дух социализма: забираем собственность — и отдаём взамен где-то ещё.

 

Из обращения жильцов дома к депутату Законодательного собрания Петербурга Борису Вишневскому: «На нашей далеко не самой длинной в мире улице, носящей имя великого Российского композитора Антона Рубинштейна, разместилось более 60 ресторанов, кафе, баров. <...> Не пора ли остановить эту вакханалию в самом центре культурной столицы!! Мы предлагаем использовать первый этаж нашего дома для размещения в нём центра патриотического и культурного воспитания имени Ольги Берггольц. Нам кажется логичным и справедливым, если на пустующем первом этаже нашего дома будет создан культурный центр имени знаменитой петербурженки. Он объединил бы поколения петербуржцев: тех, кто пережил блокаду, и молодёжь, школьников, мало знающих о войне. <...> Духовное развитие, воспитание любви к родине, сохранение исторической памяти о тех, кто, невзирая на все, подчас смертельные, сложности, заботился именно об этом несоизмеримо более важном, чем забота о вкусной и полезной (полезной ли?) пище. Так считаем мы, и уверены, что такого же мнения придерживается и руководство нашего города». 

 

Впрочем, статус улицы Рубинштейна как главной ресторанной в Петербурге меня вполне устраивает. Поэтому мы сюда и переехали. Мне нравится, что тут постоянно народ: пьют, поют. Ну, мы-то смеёмся над этим, а местным бабушкам, конечно, некомфортно. И я могу их понять. 

Несколько лет назад была идея сделать улицу Рубинштейна пешеходной — и я даже знаю людей, которые инициировали эту кампанию. Они довольно активные ребята, но я не могу их поддержать. В целом я не против идеи пешеходной ресторанной улицы, в Европе много таких примеров. Но как автомобилист не представляю, каким образом это можно сделать на Рубинштейна. Если её закрыть, Пять углов встанут. 

Жильцы дома паркуются во дворе. Ещё здесь паркуется «География» — сотрудники добрые, всем раздают ключи, поэтому парковка забита. Также тут паркуется Испанский центр культуры. А в остальном никакой дворовой жизни тут нет. Единственное: ребята — работники «Географии» постоянно курят. Они позитивные, всегда помогают. 

Потопы тут случаются. Мы живём на втором этаже. Летом уезжали в отпуск. И, как назло, в это время будущий ресторан, с которым воюют жильцы, решил прочистить трубы. В итоге у нас вода хлестала через раковину. Плавало всё! Мы когда приехали, просто обалдели. В ресторане же сказали: «Бывает, что вы переживаете». Владелец квартиры смирился и поменял пол. Я же теперь готова ко всему. 

Наши бабушки говорят, что из-за работ на первом этаже дом пошёл трещинами и скоро рухнет. Я в это не верю, но они всерьёз негодуют. А ресторан на это парирует, что трещины — из-за нарушения технологии строительства лифтов (как раз сегодня запускают лифт, спустя год ремонта). Лифтовики, конечно, отвечают, что они ни при чём. Неясно, кто прав. 

Из других минусов — пресловутая газовая колонка: постоянные перебои с напором воды. И качество у воды странное — она как будто чем-то пахнет. С электричеством проблемы: нельзя одновременно включить чайник и пылесос — мгновенно вырубает. Но в целом каких-то больших бытовых сложностей тут нет. 

Зато есть балкон. На него нельзя выходить, так как он в аварийном состоянии: может рухнуть прямо на Рубинштейна. Снаружи он довольно страшный, ремонтировать его не собираются. 

Большой плюс — здесь ничего не слышно. Я иногда наглею — врубаю музыку на полную. Или можно пылесосить ночью — никто ни разу не приходил. И я никогда не слышала соседей, даже немного странно. 

Ещё тут своеобразное отношение к мусору. Я как-то хотела что-то выбросить — меня поймал за руку сосед: «Вы что, это бесценная вещь!» Ну хорошо, забирайте. И никто не гадит, это так удивительно для центра. Раньше тут висела табличка «Дом высокой культуры быта» — справедливое замечание. 

 

ПРИМЕЧАНИЯ: Источник: 1