О призыве

В армию я пошёл сам, по собственному желанию. После школы я поступал в военное училище, но не поступил. Мне сразу сказали, что без связей и денег туда соваться нечего. Я расстроился и пошёл в обычный вуз на гражданке. Потом я случайно узнал, что военнослужащие срочной службы, если хорошо отслужат, по рекомендации командира части могут вне конкурса поступить в военное училище. Я сразу сдал сессию и, не отходя от стола, подписал академ. Меня спросили: «Куда ты?» — а я объяснил, что в армию хочу пойти. Все отговаривали, но я всё равно ушёл.

Пришёл в военкомат в январе, сразу после сессии. В военкомате мне и говорят: «Ты кто вообще, откуда? Призыв начинается в апреле». Я ответил: «Запишите меня в первые ряды, чтобы сразу пошёл». Когда я пришёл в следующий раз, начали гонять по больницам. Человеку, который сам хочет в армию, попасть туда сложнее, чем тому, кого забирают против его воли. Я много мучился, собирал справки: погоняли меня нормально так.

В конце всего — призывная комиссия. Меня вызвали в кабинет, там полукругом стоял стол, за ним сидели врачи, психологи, а во главе — военком. Я встал перед ними, и каждый задавал вопросы: «На что жалуетесь?» А военком спрашивал: «Хочешь ли в армию? И куда?» Потом они между собой прямо при мне посовещались, и военком какому-то офицеру стал зачитывать: «Предлагаю данного кандидата отправить для прохождения военной службы в ряды воздушно-десантных войск». Все согласились. Меня в последнюю очередь тоже спросили: «Возражения есть?» Я ответил: «Нет, типа всё, согласен».

Назначали дату явки. Я вернулся домой, были проводы, а потом поехал в распределитель, где состоялась окончательная комиссия. После неё мне написали в личном деле, что отправляют в Военно-морской флот в Мурманск. Я расстроился немного, но моё мнение уже не учитывали. Когда начался сбор, нас переодели в форму, стали набирать команды. Зачитывают фамилии моей команды, называют мою фамилию, я выхожу, и вдруг оказывается, что еду я не в морской флот. А куда — не сказали. Только в поезде узнал, что в Адыгею. Вообще, по моему мнению, набирают наобум. Приходит с базы в военкомат разнарядка, что, мол, надо 30 человек, и они отбирают: без судимости, например, без кредитов, с доступом за границу, — вот по таким критериям.

О присяге

С того момента, как я сел в поезд и поехал, и начался срок службы. Ровно через год, день в день, меня выпустили с базы: всё, идёшь домой — ни часом раньше. Когда мы приехали в Майкоп, начался КМБ — курс молодого бойца.

Только потом я узнал, что еду на военную базу в Абхазию. Спросил: «Почему не говорили ничего?» Мне ответили, что военком запретил. Тогда как раз начиналась эта ситуация на Украине, и не хотели, чтобы кто-то знал, что срочники едут служить за границу. Когда мы туда приехали, все начали звонить домой. «Как в Абхазии?» — дома все были в шоке.

В самый последний день КМБ принимали присягу. Это торжественная часть — бывает раз в жизни. Построилось всё командование и только что прошедшие КМБ — они ещё не взвод, а команда, потому что до присяги считаются гражданскими. Каждого вызывали по фамилии. Человек выходил с автоматом и говорил: «Я, такой-то, торжественно присягаю на верность своему отечеству — Российской Федерации. Клянусь свято соблюдать Конституцию Российской Федерации, строго выполнять требования воинских уставов, приказы командиров и начальников и всё такое». Присягу нужно было выучить наизусть — на КМБ времени для этого давали много. А вот в армии, если что-то надо выучить, времени дают мало. Если не выучишь, то ночью не спишь — учишь. Но мы учили всё вовремя, потому что понимали, что последствия могут быть чреваты. В армии вообще много чего учишь, мозги напрягаются.

 

 

О дне сурка

За месяц службы можно многое переосмыслить и начать ценить мелочи. Месяц — и ты уже становишься другим, меняется характер и отношение ко многим вещам. Например, если человек совсем не занимался на гражданке и не может ни разу подтянуться, с ним будут работать. Есть и психологический момент: он сам видит, что является обузой для подразделения, и старается. Буквально через месяц-два он уже на общем уровне.

Самое сложное в быту — так называемый день сурка: весь год одно и то же, каждый день одно и то же и в выходные всё абсолютно одинаково. В 06:30 — подъём. В 06:40 все построенные на зарядке. В 07:30 начинают умываться, одеваться, заправлять кровать. В 08:00 уже построение на завтрак. В 09:00 — развод, это святое в армии. Абсолютно все выходят на плац, строятся по подразделениям. Главный командующий базы командует: «Становись! Равняйсь! Смирно!» И равнение на государственный флаг: его поднимают, а вся база поёт гимн. Когда флаг поднят, командиры батальона дают своему подразделению задания на день.

После распределения я уехал высоко в горы, в центр по подготовке разведподразделений. Там мы жили четыре месяца в суровых условиях — занятия длились по десять часов в день. Занятия были разные: тактика (стили проведения боя, засады, налёты, диверсии), горная подготовка, стрельбы, медицина, сапёрное дело, физподготовка, рукопашный бой, снятие часового. У водителей было экстремальное вождение. Всё очень серьёзно, у каждого преподавателя звание не ниже капитана. И только попробуй что-то не выучить! Но там было очень интересно, поэтому время летело быстро.

Помимо занятий, заступали в наряд на охрану лагеря. Бывает, спишь ночью, и вдруг тревога: «Условное нападение туда-то!» Всё, подрываешься и через пять минут бежишь полностью экипированный.

 

Вот честно, если бы у меня был выбор, пойти к девушке или поспать,
я бы поспал 

 

 

 

О пользе дедовщины

Год — самый оптимальный срок службы, ведь основное обучение идёт год. Раньше, когда служили два года, были «год ужасов, а потом год комедии»: люди не знали, чем заняться, бездельничали, ждали возвращения домой. 

 

В армии свой язык, почти все слова заменяются. Если бы я сейчас говорил как тогда, меня бы, наверно, никто и не понял. Без мата вообще никто с друг другом не разговаривает. Неважно, кто с тобой стоит, 18-летний срочник или 45-летний полковник, вы с ним одинаково материтесь, это в порядке вещей. Перед тем как вернуться на гражданку, я начал больше общаться, переписываться, книжки читать.

Интимная жизнь — самое главное в армии: с этим серьёзная голодовка, и поэтому все постоянно вспоминают об этом и шутят, даже офицеры. Но на самом деле на службе не до этого. Поначалу вообще не хочется, ближе к дембелю — немного. Солдат обычно хочет поспать и поесть. Вот честно, если бы у меня был выбор, пойти к девушке или поспать, я бы поспал.

Про дедовщину говорить нельзя, но она есть, и сильная. Правда, не везде: с этим борются. Но дедовщина никуда не денется, потому что она основа закалки, без неё не получится сильных бойцов. Это часть обучения, необходимая для того, чтобы всё выдержать и ничего не бояться. У нас был старший и младший призыв, но мы не пытались никого обидеть и держались, наоборот, вместе. Все друг другу помогали: если кто-то не может, например, бежать в горы, его берут на плечи.

Есть такая фраза: в армии можно абсолютно всё, но без палева. Это даже сами офицеры говорят

О пицце, мобильных телефонах и телевизоре

Телефоны в армии запрещены, они выдаются только в воскресенье после утреннего развода. Но у меня было два телефона: я один сдавал, а второй всегда имел при себе. Если бы его нашли, то просто разбили бы. Воскресенье считается выходным, но до обеда могут быть дела или спортивный праздник. Мы, например, бегали к морю, купались и возвращались назад. После обеда все спят или занимаются своими делами, смотрят телевизор. Мы смотрели всё, что хотели: стояла спутниковая тарелка, много каналов. Но на 9 Мая нас всех построили и заставили смотреть парад. 

В плане быта в части всё было новое, хорошее. В Абхазии круглый год лето, и вместо отопления стояли кондиционеры. Форму выдавали новую, но старого образца. Если потерял или порвал что-то, можно пойти на склад, поставить бутылку и получить замену. Всё стирали, гладили сами. За территорию части нам выходить было нельзя, потому что мы находились в чужой стране. Были увольнительные, но не часто. Ко мне могли приехать родственники.

Кормят везде по-разному. В России везде кормят хорошо, где-то даже шведский стол есть. А у нас кормили плохо: та еда, которую давали, была съедобная, но невкусная. Готовить было нельзя, и мы ходили покупать лапшу, которую можно заварить кипятком. В части есть так называемый чипок — армейский магазин, в котором продаётся всё нужное, даже сладости. Но и оттуда еда быстро надоедает.

За забором части стояло кафе, в котором пекли пиццу. Мы узнали номер — его из поколения в поколение передают, — звонили и заказывали. Пиццы привозили к забору, мы передавали деньги и всё забирали. Главное, чтобы никто не видел, потому что за это сильно ругают: вдруг нас могут отравить. Однажды на складе с оружием и боеприпасами мы нашли на коробке мобильный номер телефона и решили позвонить. Оказалось, что это номер местного таксиста. Он ездил в город и покупал всё, что попросишь, и привозил к забору базы. Нужно было незаметно выйти с базы, забрать у него всё и потом назад вернуться по ущельям. Очень сложно, но один парень так за день пять раз бегал.

Есть такая фраза: в армии можно абсолютно всё, но без палева. Это даже сами офицеры говорят. Был случай перед дембелем: после отбоя мы ели пиццу за столами, и тут офицер в окно это увидел, зашёл, построил всех. Нам оставалось всего несколько дней, поэтому он не стал нас наказывать. Но сказал: «Вы год отслужили и даже пожрать без палева не можете». Если они не видят, то ничего не скажут, а если увидят, то должны пресечь.

За всю службу я только один раз видел шмон: всё вытаскивали, из каждого вещака, из каждой сумки, и выкидывали на пол. А у меня тогда бутылка вина была спрятана в вещаке. И вдруг она падает. Дежурный закричал: «Это чьё?» — и ответственного офицера позвал, заместителей командира — всех. Такую панику поднял! Я увидел, что ситуация накаляется, и сказал: «Товарищ капитан, моя бутылка». Меня заставили писать объяснительную. Это очень серьёзно, меня наказали бы, но к тому моменту я уже знал много всяких хитростей и отмазался. Я написал, что бутылку мне дал один офицер для того, чтобы я передал другому офицеру, но того не было на месте и пришлось временно оставить у себя. Этих двух офицеров не было на базе и связи с ними не было. В итоге бутылку просто забрали — может, когда они вернутся, им её отдадут и они порадуются.

  

Об Украине и врагах России

Нам не рассказывали о том, что происходило на Украине. Мы могли узнать лишь то, что родители дома смотрели по телевизору и после пересказывали нам по телефону. Новости по воскресеньям мы смотрели и сами, но в СМИ одна неправда, я сам знаю.

Всем, кто выполняет боевое задание или что-то знает, сразу приходит секретка. Есть три степени секретности: секретно, совершенно секретно и особой важности. Солдаты подписывают бумаги о неразглашении, им запрещён выезд за рубеж. Когда я, например, служил на границе, у нас отобрали по четыре наиболее подготовленных человека из каждого отделения и повезли на границу с Грузией. Они там выполняли боевое задание, а мы охраняли позицию. И вот у тех, кто выполнял боевую задачу, была прописана секретка.

 

Нам всегда говорили, что наш вероятный противник — это НАТО. Не враги, а именно вероятный противник. На эту тему все регулярно подшучивали. Мы, например, делали что-то показательное, чтобы нас оценило вышестоящее командование, а потом нас с улыбкой хвалили: «Вы — угроза НАТО». Идёт у нас тактическая подготовка, а нам говорят: «По нашим данным, вон там засели несколько бойцов НАТО». Нас настраивали, но несогласных с этим не было. Конечно, это самые вероятные враги: с кем-то другим Россия даже не ощутит сложностей, если вдруг случится война.

Вот хвалят Россию, что она сильная, с серьёзной армией. Говорят, что автомат Калашникова легендарный, что это лучшее оружие вообще. А я на своём опыте скажу: да ни фига. У НАТО очень много оружия, они стреляют намного лучше нас, и по технике, по уровню вооружения выше, чем Россия. Но в России есть солдаты, которые не сравнятся с солдатами НАТО. Я смотрел интервью какого-то полевого командира из Афганистана, он сравнивал натовских бойцов и наших и говорил, что боялся лишь русских. «Они, — говорит, — настолько безбашенные, что могли вдесятером напасть на сто человек и рвать их, думая, что они в преимуществе. Мы в шоке были, думали, что они наркотики приняли». А на самом деле нет, это закалка. Вот этому и учит русская армия.

В армии много хорошего, нового, элитного — и техника, и форма, и оружие, — но этого не дают срочникам, потому что они всё разобьют и сломают. Новое дают тем, кто служит в элитных подразделениях. Я на службе много из чего пострелял, всё в нормальном состоянии было, но старого образца. Но если будет война, естественно, дадут всё хорошее.

Идёт у нас тактическая подготовка, а нам говорят: «По нашим данным, вон там засели несколько бойцов НАТО» 

Про дембель и зарплату

Нам выдавали зарплату. Мы служили за границей, и поэтому зарплата была 10 тысяч рублей в месяц. В России на карточку платят всего 2 тысячи рублей.

Во время ожидания дембеля многие считали дни, но поначалу лучше не считать. Из поколения в поколение считают последние 100 дней. Последние десять дней называются «ракета», они тянулись очень долго, и их считали каждый день. В конце срока всех построили, выдали военные билеты, документы, говорили напутственные слова. Командиры, которые прежде были строгими, стали ласковыми и мягкими. К каждому подходили, желали что-нибудь, руку пожимали — так смешно всё.

Каждому солдату после службы дают характеристику. У меня была рекомендация командира базы для поступления в высшее или среднее специальное учреждение, именно на это я и работал. Мои знакомые работали в штабе у полковников, которые выписывали характеристики. Они промышляли такими вещами: например, кому-то давали плохую характеристику, а они печатали хорошую. Стандартную рекомендацию — «хорошо отслужил» — продавали по тысяче. А за мою рекомендацию они бы минимум десятку взяли. В моей характеристике было написано много серьёзного. Например, если сказано, что человек отлично освоил устав караульно-гарнизонной службы, ему на работе могут предоставить доступ к оружию. У нас в роте был санинструктор, который на гражданке закончил хирургический вуз. Он при мне в полях, в условиях, где ничего не было, офицеру ногу зашивал обычными нитками. Ему такую характеристику дали после службы, что на гражданке у него всё хорошо будет.

Теперь я поступаю в военный институт вне конкурса, никакие экзамены мне сдавать не надо, только пройти профотбор. Учиться в институте пять лет, и уже на первом курсе ты подписываешь контракт на десять лет. Профессиональным военным платят много. Например, мой знакомый лейтенант после училища получает 140 тысяч рублей, и это только начало карьеры. После трёх лет службы выдаётся ордер на жильё, можно взять квартиру в военную ипотеку. Пока ты служишь, государство платит стоимость квартиры за тебя. Если ты перестаёшь служить, а квартира ещё не выкуплена, то она тебе не достаётся, но денег ты не теряешь.

Теперь я понимаю, что в любой ситуации гражданский и военный будут вести себя по-разному. Если двое служивших будут общаться, а рядом с ними окажется гражданский, он не поймёт, о чём те говорят. А те двое поймут друг друга с полуслова, им всегда будет о чём поговорить.

Сейчас я не уважаю тех, кто откосил. Не тех, кто не годен, а именно тех, кто предпочёл откосить. Моё мнение: не могут они называть себя мужчинами и отмечать 23 Февраля, это не их праздник. Я за то, чтобы каждый после школы обязательно пошёл в армию. Так лучше для каждого: после армии у человека совсем другое мировоззрение. Если бы можно было перемотать время назад, я бы после школы сразу пошёл в армию и совсем иначе жил бы и думал в эти годы. Уходят в армию мальчиками, а приходят мужчинами.

Говорят, что автомат Калашникова легендарный, что это лучшее оружие вообще. А я на своём опыте скажу: да ни фига  

   

Подготовка материала: Анастасия Баскакова  

Иллюстрации: Настя Григорьева