«Суспирия»: 5 отличий ремейка от оригинала The Village разбирает новый фильм автора «Зови меня своим именем»

Цвет

«Суспирия» 1977 года обращала на себя внимание визуальной подачей. Условный сюжет — растерянная американка в мюнхенской балетной школе — обернут в саспенс, созданный во многом за счет света и цвета. Обжигающий кроваво-красный, зловещий синий, контрастное сочетание золотого и черного, высокая поляризация и насыщенные тени — геометрия кадра Ардженто только подчеркивала театральность и условность происходящего.

В существование этой эфемерной балетной школы было невозможно поверить, и мимика вместе с движениями актрис только подчеркивали интонацию «Суспирии» — жанрового фильма, оторванного от реальности. С искусственным дождем, нарисованными дрожащими задниками, грубым монтажом и рукотворными дешевыми спецэффектами — чучела, муляжи и пластиковые головы разгадываются на раз. Оператор Ардженто Лучано Товоли (на его счету, помимо прочих, «Пассажир» Антониони и несколько фильмов Этторе Сколы) сосредоточился на простых крупных планах и вычурных интерьерах, где разыгралась фантазия художника-постановщика: обои с узорами под Обри Бердслея, тропические цвета, броский макияж 70-х, кровь густой краской с розоватым оттенком, высокая контрастность, полоски яркого разноцветного света на лицах и телах.

Оператор новой «Суспирии» Сэйомбху Мукдипром родом из Таиланда. Он отвечал за несколько фильмов фестивальной звезды Юго-Восточной Азии Апичатпонга Вирасетакуна и за успех прошлого фильма Гуаданьино «Зови меня своим именем». «Суспирия» Гуаданьино нарочно избегает неонового красного до самой кульминации, ограничиваясь блеклыми цветами немецкой осени, самые яркие среди которых — бордовый, цвет танцевального боди главной героини Сюзи, и рыжий — волос актрисы Дакоты Джонсон. Цвет в новой «Суспирии» несет символическое значение: в блеклых цветах среди суровой природы Огайо проходит детство главной героини в закрытом сообществе меннонитов (про их темп жизни и уклад рассказывает, например, фильм Карлоса Рейгадаса «Безмолвный свет»).

Таким же вялым, безрадостным и дождливым выглядит Берлин в 1977 году: бетон Берлинской стены формально противопоставлен изысканному интерьеру ар-деко балетного училища. Но на самом деле и уличный Берлин, и внутренний мир танцовщиц Маркос освещены одинаковым тусклым светом, в котором кожа человека кажется землистой, а участницы труппы — ожившими мертвецами. Красный цвет жертвоприношения и очищения входит в фильм с вязаными, из длинных нитей, напоминающих артерии, танцевальными костюмами, перетекает в церемониальные накидки и целиком заливает пространство коллективного ритуала, омывая собой и героев, и зрителей. В этот момент перед нами Ардженто и его тотальный и неизбежный красный.

Героиня

Джессику Харпер — актрису, игравшую главную роль в «Суспирии» Ардженто и одну из звезд Нового Голливуда, — можно было увидеть у Вуди Аллена, Милоша Формана и Херберта Росса. Ее Сюзи Бэннион — невинная девушка, попавшая в заколдованное пространство закрытой балетной школы, — нарисована крупными мазками: мы почти ничего не знаем о ней, кроме того, что она американка и чувствует себя максимально уязвимой на новом месте. Она робкая, мягкая и ведет себя дружелюбно, ее злоключения в танцевальной школе Маркос почти никак не связаны с ее характером: Сюзи — типичная хрупкая девушка в беде, набросок, а не раскрытый персонаж. Она во всех смыслах чужестранка и покидает школу так же внезапно, как и приезжает в нее, никак с ней не отождествляясь, пережив время в пансионе как кровавый кошмар.

Перед Дакотой Джонсон стояла принципиально другая задача: изобразить ужас во плоти, выразить собой преемственность кошмара, его двойственную суть, когда демоническое может быть скрыто в теле нежного существа, когда хрупкое тело может стать сосудом для исчадия ада. Танцующая Сюзи в игре Джонсон — податливый пластилин в руках художника-балетмейстера, девушка скрытой силы и стойкости. И хотя саспенс строится вокруг Сюзи, ее сложно однозначно воспринимать в роли жертвы — между Сюзи и зрителем держится напряженная дистанция: чем дальше заходит сюжет (а фильм длится больше двух с половиной часов), тем больше слоев в личности Сюзи мы постигаем.

Мы узнаем о ее религиозном детстве, первом ослушании и наказаниях, бунтарстве против родителей и одержимости танцем, выносливости ее тела, способности дружить и привязывать к себе людей, умении удерживать внимание и лидерских качествах. Всего этого в героине Харпер не было. История Сюзи Бэннион у Луки Гуаданьино дана нелинейно, а роль в истории полностью переосмыслена. Зачинщица, первопричина кровопролитий, жаждущая перерождения и возмездия, Суспирия заперта в теле хрупкой балерины с усталым взглядом — самое зловещее может ходить легкой походкой и смотреть на мир чистыми голубыми глазами.

Другое принципиальное отличие, бросающееся в глаза, — Ардженто не подчеркивал родственную связь жительниц балетного пансиона: кроме секретного союза ведьм, в танцшколе Маркос в его версии достаточно мужских, хоть и второстепенных персонажей. Гуаданьино рисует танцевальную школу как матриархальное царство, противопоставленное милитаристскому миру вокруг — детективам, солдатам по обе стороны Берлинской стены и маскулинной эстетике нацизма. В его «Суспирии» на первый план выходит семейственность и тема материнства, у Ардженто почти отсутствующая.

И если Сюзи Джессики Харпер — практически сиротка из страшной сказки, заброшенная по заклинанию злой ведьмы в чужую среду, то Сюзи Дакоты Джонсон изначально вписана в ролевую игру матери и дочери, понимает иерархию сообществ, осознает свои корни и нуждается в семье. Она не выдернута из ниоткуда, а тесно связана с каждым героем истории невидимыми мучительными узами, которые зрителю предстоит разгадать.

Танец

Хотя действие «Суспирии» Ардженто и проходит в китчевых интерьерах вымышленной балетной школы (правда, похожей на выпуклые театральные декорации), сам танец находится где-то на периферии действия. В фильме 1977 года зрителю остается несколько проходных сцен: упражнения кордебалета, сцена с головокружением Джессики Харпер и пара эпизодов в раздевалке, где балерины в боди сплетничают. Ни танца, ни рефлексии о его природе в оригинальной «Суспирии» нет: танцевальная школа — лишь символическое место действия, но не более того.

В триллере Гуаданьино танец несет на себе огромную смысловую нагрузку. Когда героиня Сюзи пытается спорить с хореографом мадам Блан об уместности движений, та быстро обрывает ее словами: «Ты не знаешь, в каких условиях создавался этот танец, и не понимаешь, что нам довелось пережить», намекая на шрамы от нацизма на теле каждого немца. Репетируемый ими танец неспроста называется Volk.

Volk — «народ» в переводе с немецкого, слово с неотрицаемым политическим подтекстом: «один народ, одна страна, один вождь» — главный лозунг Третьего рейха. Исполнение танца Volk становится ритуальным для танцевальной кампании Маркос, моментом освобождения и одновременно проживания максимальной боли прошлого. В новой «Суспирии» танцу уделено много внимания и технически: бельгийский хореограф Дамьен Жале поставил танцевальные сцены, у Дакоты Джонсон был личный педагог по современному танцу, а Тильда Суинтон конструировала образ, читая об основоположницах современного танца Марте Грэм, Айседоре Дункан и Пине Бауш. Еще Гуаданьино при подготовке фильма консультировался с худруком Берлинского балета Сашей Вальц.

Преемственность власти в новой «Суспирии» тоже демонстрируется через танец, и именно танец становится моментом, когда над телами участниц труппы совершается насилие. Переломы, торчащие кости и искаженные лица появляются у них во время исполнения церемониального Volk. Музыка у Ардженто и Гуаданьино служит разным целям. Саундтрек 1977 года был написан итальянской прог-рок-группой Goblin и усугублял саспенс. Том Йорк, придумывая музыку для новой «Суспирии», объединяет звуки танца Volk с главной темой фильма, нежно сыгранной на фортепиано. Хореография и движения в пространстве, игра отражений в зеркалах (их в новой «Суспирии» очень много), лабиринты потайных комнат и физика женских персонажей — это отдельный нарратив, поддержанный саундтреком Йорка.

Политика

Вопросы власти и политический контекст полностью отсутствовали в фильме Ардженто, хотя 70-е были одним из самых турбулентных десятилетий в истории — отсутствие дистанции не позволяло жанровому кино мгновенно отрефлексировать происходящее. Военные конфликты и диктатуры в развивающихся странах, красный террор в Западной Европе, рост правых настроений и пересмотр итогов Второй мировой войны были во всех газетных заголовках и телеэфирах того времени. «Суспирия» Ардженто происходит в Мюнхене: именно в этом городе в пивной в 1920 году Гитлер огласил политическую программу «25 пунктов» и объявил о переименовании рабочей партии в объединение национал-социалистов. Мюнхен как место действия — единственный намек Ардженто (Италия, родина режиссера, как мы помним, участвовала во Второй мировой войне как союзник Германии) на главный конфликт XX века.

Гуаданьино выстраивает вокруг времени и места действия параллельный нарратив, вписывая переживания и перерождение Сюзи в канву трагических событий прошлого столетия. Для начала он переносит действие из Мюнхена в Берлин — в город куда более противоречивый: напуганный, заколдованный, брутальный, ненастный, где люди — скорее заложники, чем жители. В то время как берлинцы движутся по обе стороны стены, где написано «Свобода для всех», заточенные в танцевальной школе воспитанницы ставят политизированный балет по мотивам трагедии прошлого. Формально война ушла, но город и, если шире, весь мир остался ей заражен — как говорит Сюзи: «Почему мы решили, что самое страшное уже позади?»

Грозный и израненный Берлин с пунктами досмотра стал географической метафорой холодной войны, которая продолжила Вторую мировую и оставила после себя не меньше пострадавших. Год создания оригинального фильма Ардженто, 1977-й, является стержнем сюжета: 40-летняя дистанция дает возможность прокомментировать события «немецкой осени» и политического кризиса, охватившего Германию и весь мир.

1977-й — год, когда участники боевой группировки «Фракция Красной армии» были найдены мертвыми в тюрьме Штаммхайм, а угнанный их сторонниками из Палестины гражданский самолет штурмовали в прямом эфире. Чума нацизма никуда не исчезла: на видных государственных постах в Германии действительно находились должностные лица гитлеровских времен, медиа транслировали ультраконсервативную повестку, а треть молодежи горячо поддерживала антифашистскую группировку RAF.

Главные режиссеры немецкой новой волны отреагировали на волну насилия в стране политическим альманахом «Германия осенью», Райнер Вернер Фассбиндер снял «Третье поколение». Гуаданьино в «Суспирии» делает одну из героинь сочувствующей левым террористам, а новости из радио и телевизора — постоянным информационным фоном. Город обнесен колючей проволокой, и по-настоящему свободных людей в нем не будет еще 12 лет, до падения стены. Когда страна взрывается негодованием через группу Баадера — Майнхоф, в стенах колдовского учебного заведения происходит ритуал очищения и символической смены власти: террору, смерти и страху в 1977 году необходимо новое тело.

Вина и стыд

Ведьмин шабаш и колдовские церемонии в «Суспирии» Ардженто никак не касались темы коллективного стыда немецкого народа. В «Суспирии» Гуаданьино на чувстве вина и стыда построена сюжетная линия отдельного персонажа, психотерапевта Йозефа Клемперера, который всю жизнь пытается сжиться с фактом исчезновения любимой жены в 1943 году и подозревает трагический финал ее судьбы. Гуаданьино обыгрывает главные темы знаменитой трилогии Дарио Ардженто о трех матерях (в эту трилогию входит и «Суспирия») — Тьму, Слезы и Вздохи, — делая их центральными мотивами фильма.

Вызванное матерью в детстве чувство вины и стыд пробуждают в Сюзи борьбу за автономию тела, ее интерес к танцу и одержимость труппой Маркос, в которой она хочет найти освобождение. Участницы культа, пережившие нацистский режим, никак не озвучивают, но осознают свое прошлое — их вынуждали стыдиться других желаний для своего тела, кроме необходимости выполнить материнский долг.

Имена Карла Юнга и Жака Лакана — один является настольным автором психотерапевта Клемперера, второй читает лекции в одном из берлинских университетов в 1977 году — тоже возникают в сценарии: оба теоретика психоанализа работали с темами переноса, стыда и вины — именно эти чувства мешают людям трезво оценивать себя и делать выводы из прошлого. По выражению Суспирии, именно стыд и вина кормят демонов настоящего — и только стертые воспоминания способны нас спасти и обновить. Народная вина, страх и боль отражаются не только в личных рассказах, которые потом выстраиваются в исторический нарратив и попадают в учебники, но и в искусстве (том же танце Volk) и вспышках насилия (возмездие RAF), в которых новые поколения пытаются искупить ошибки отцов и матерей.