«Пора пересмотреть идеи о том, как быть мужчиной» Социолог Марина Юсупова — о том, как образ защитника формирует властные отношения внутри российского общества

— Я исследую, что такое быть мужчиной в России, как меняются общественные представления о мужском и женском. Мне интересно понять, как это работает в культуре, истории, политике и языке. Мое исследование исходит из того, что все смыслы вокруг понятия «быть мужчиной» подвижны и меняются в зависимости от эпохи и конкретного общества. Я стараюсь меньше использовать термин «маскулинность», потому что эта калька с английского не вполне передает смысл термина. Если приблизить это понятие к русскому языку, то можно сказать, что я изучаю «мужчинность». Как исследователя меня интересует, когда и при каких обстоятельствах возникают устойчивые концепции о мужчинности и почему они иногда остаются востребованными в культуре, политике или, например, популярных сценариях романтической любви, даже если эти идеи со временем теряют всякий вес. Это позволяет хорошо разглядеть то, как работают и эволюционируют властные отношения в обществе, как поддерживаются иерархии между людьми в исторической перспективе. 

— Как было построено исследование?

— Я собирала и анализировала жизненные истории российских мужчин в России и русских эмигрантов в Англии. Мужчины были самого разного возраста, разных профессий, гетеро- и гомосексуальные, с детьми и без детей, семейные и разведенные, с разным доходом и образованием. Я старалась собрать в одно исследование максимально разных мужчин, чтобы посмотреть, есть ли между их идеями о том, что значит быть мужчиной, что-то общее. Как они проживают эти идеи о мужчинности в своих жизнях, что происходит, если они понимают, что не дотягивают до идеалов мужественности.

— Почему именно российские мужчины? Чем они вообще интересны мировому сообществу?

— Все это сегодня очень интересно изучать в российском контексте: здесь за последние 30 лет сменилось несколько эпох, все несколько раз перевернулось с ног на голову. Это хорошо видно в разговорах с мужчинами разных поколений. Например, мужчины старшего поколения чаще всего рассказывают о мужчинах-героях из советского военного кино, а те, которым сегодня 30–40 лет, когда спрашиваешь их об идеале мужественности, вдруг начинают использовать бандитский жаргон, блатные иерархии, вспоминают Данилу Багрова и один за другим выводят формулу «настоящий мужчина должен отвечать за базар» — 90-е оставили огромный след в сознании и самосознании людей. Притом что это не зависит от их образования и сферы занятости. В Англии, где я живу и работаю, сложно представить, чтобы мужчина, не связанный с преступностью, использовал бы криминальный жаргон. В России это повсеместно, хотя надо отметить, что среди 20-летних парней идея о том, что криминал — это круто, начинает отмирать. 

Я начинала исследование с простых вопросов: что такое быть мужчиной в России, есть ли вообще такая вещь как российская маскулинность? И если есть, то какая она? Есть ли здесь какой-то универсальный и общественно одобряемый способ быть мужчиной? Само исследование довольно сильно перевернуло и меня, и мой исследовательский фокус. Из объекта исследования российская мужчинность постепенно превратилась для меня в окно, через которое я смотрю на трансформацию власти в России и движение российской истории.

— Наше интервью приурочено ко Дню защитника Отечества, который по традиции является главным мужским праздником в России, и поздравляют с ним даже тех, кто не служил в армии и вообще далек от защиты страны. Исследуя мужчин и их представления о том, как быть мужчиной, ты наверняка коснулась этого интересного противоречия...

— Да, из 40 опрошенных мужчин 31 никогда не служил в армии, но даже самые немногословные хотели об этом поговорить, хотели, чтоб я их выслушала и поняла. Эта тема очень больная, эмоционально окрашенная, каждому есть что сказать, при этом суждения самые категоричные. Кто служил, тот обязательно рассуждал о том, что было бы, если бы он не служил. Кто-то горько сожалел, что послужить не удалось, кто-то жарко радовался этому факту и ругал российскую армию на чем свет стоит. Говоря об армии, нужно упомянуть исторический контекст, потому что значимость и эмоциональность этой темы в современной России можно понять, только если вы понимаете, что такое послевоенный Советский Союз.

Советский Союз всегда был милитаристским государством: он либо находился в состоянии войны, либо готовился к войне. Первая мировая, гражданская, Великая Отечественная, холодная война, потом постоянная война с внутренними врагами. Это связано с политическими и экономическими факторами. Послевоенная экономика работала на войну, на производство оборонной промышленности, вся мощь советской идеологической машины была брошена на то, чтобы мужчины хотели стать и становились воинами. Красная армия была оплотом политической и идеологической системы в СССР. Она превозносилась как великая и победоносная армия, которая в одиночку победила фашистскую Германию, то есть сделала то, чего не смогли сделать все европейские армии, вместе взятые. Ни для кого не секрет, что все последующие войны, в которых участвовала Россия, мягко говоря, не пользовались такой популярностью у населения. Афганистан и две чеченские кампании в голове среднестатистического россиянина рождают один образ: 18-летних мальчишек, которых бросают в бой как пушечное мясо. Этих войн мы стесняемся, мы хотим о них забыть. Мы гордимся только одной.

С распадом Союза утратился статус великой державы. Россия, как и другие постсоветские страны, переживала сильнейший экономический и идеологический кризис. Оказалось, что мы не самая великая страна в мире. Да, мы победили Гитлера, но с этого момента прошел не один десяток лет. России, конечно, есть чем гордиться, но все равно на страны западные мы смотрим немного снизу вверх. Достижений на мировой арене у нас не очень много. Дальше надо посмотреть на то, что было при Борисе Ельцине. Государственные бюджеты урезались настолько, настолько это было возможно, Россия была банкротом, мы потеряли много рычагов влияния в мире. Многие россияне восприняли все эти процессы как личное унижение. У политической элиты того времени была задача пережить кризис и интегрироваться в мировую экономику, и армия здесь была не на первом месте. В советской армии было множество проблем, о которых мы заговорили только после того, как Горбачев объявил политику гласности. Комитет солдатских матерей проделал в этом плане огромную работу: они вытащили на повестку дня те преступления, которые творились в армии, показали, как работает дедовщина. Оказалось, что за десять лет войны в Афганистане были убиты 13 тысяч человек, а дедовщина за это время унесла жизни 38 тысяч. Именно благодаря женщинам, которые подняли эту тему, дела в российской армии сейчас намного лучше. 

Политика гласности во многом уничтожила имидж великой и победоносной Красной армии. В августе 1999 года на российской политической арене появляется Владимир Путин, молодой, никому не известный, свеженазначенный председатель правительства. Страна узнала о нем только месяц спустя, когда он произнес свою пламенную речь о том, что мы будем мочить террористов в сортире, пойдем до конца, ни перед чем не остановимся. Так началась его политическая карьера. Тогда в Путина влюбилась вся страна. В то время был огромный страх терроризма, было неспокойно, были взрывы домов. В сентябре рейтинг Путина был 5 %, в декабре — 45 %. Он становится преемником и с большим отрывом побеждает в первом туре президентских выборов. Это было яркое восхождение яркого политического лидера. И одна из главных причин такой популярности заключалась в его военизированном патриотизме, в том, что он всегда выражал глубокое почтение российским вооруженным силам. В отличие от Ельцина, например, Путин никогда публично не критиковал действия российских военачальников. Он пообещал навести в стране порядок, победить террористов, он взял на себя полную ответственность за действия российских вооруженных сил. Он пообещал, что защитит страну, и его политическая стратегия сработала. Но такие политические стратегии возможны только в странах с амбициями великих военных держав, в странах, где дети на уроках музыки в школе поют военные песни десять лет подряд. Путин дал людям то, о чем они тосковали в 90-е, принялся лечить народную тоску по былому величию России.

Защитник — это не только про самопожертвование, это еще и про власть

— Почему сегодня, несмотря на все это и на то, что служба в армии — это конституционный долг российских мужчин, так мало мужчин в этой армии служат? 

— Между советским мужчиной и государством был своего рода контракт: государство гарантировало рабочие места и идеологически наделяло военных высоким социальным статусом. Это работало, и мужчины служили. Кроме того, в советское время армия была социальным лифтом. Не прошедшим через этот институт мужчинам часто было сложнее получить повышение по службе: в политике, на производстве всегда был вопрос о том, служил ли человек в армии. И потом, от нее было гораздо сложнее уклониться. Кроме того, на идеологическом уровне армия была кузницей мужественности, местом, где из мальчишек делали мужчин. Когда Союз развалился, этот социальный контакт развалился вместе с ним. Идея о том, что значит «быть мужчиной в молодой постсоветской России», очень быстро и очень прочно увязывается с индивидуальным экономическим успехом. В ситуации рыночной конкуренции, когда никаких гарантий трудоустройства больше нет, военная служба из социального лифта превращается в препятствие для карьеры и самореализации. Она становится помехой, потерей времени, упущенными возможностями. Армия в капиталистическом обществе уже не является кузницей мужчин, она становится почти что тюрьмой. Молодого мужчину в расцвете сил, полного образовательных и карьерных амбиций забирают куда-то на год или два и заставляют делать непонятно что и непонятно зачем.

— А как твои респонденты объясняют это? 

— Из моих интервью всплывают два очень ярких образа: мужчины говорили о великой, благородной и победоносной Советской армии и позорной, нищей и коррумпированной постсоветской. Я расскажу об одном из мужчин, которого я интервьюировала. Ему за 50, после школы он отслужил в советской армии два года. Он рассказывал об этом опыте, как о чем-то нужном и важном: армия дисциплинирует, воспитывает мужчину, пробуждает в нем воинский дух. Он говорил, что после армии мужчина всегда будет следить за тем, что говорит и что делает, ведь если в армии ты делаешь что-то не то, то тебе просто сразу же в челюсть летит кулак. Я спросила, служил ли в армии его сын. Он ответил, что сына в армию не пустит ни при каких обстоятельствах, потому что там дедовщина и там его изуродуют. Три минуты назад он рассказывал о том, что дедовщина нужна, так как она дисциплинирует мужчину, и тут же, когда речь зашла о его сыне, дедовщина оказывается чем-то, чего нужно избегать любыми возможными способами.

Я нашла, что у моих респондентов очень много претензий к тому, как устроена современная российская армия, однако никто не выразил мысли о том, что армия — это отживший свое институт. Все говорят о том, что стране нужна сильная армия, но служить там никто не хочет. Вот если бы это был французский легион или армия Израиля, то да. Прямо так и говорят.

Интересно еще вот что. Сейчас в России служба в армии зачастую воспринимается как индивидуальный выбор, хотя это конституционная обязанность. Просто в России есть много способов не служить: кто-то напрямую признавался, что откупился, кто-то рассказывал, что был вечным студентом, и так далее. Если у мужчины есть хоть какие-то ресурсы (родители, например, могут помочь деньгами), то они пускают в ход все, чтобы не служить. Обеспеченные и образованные юноши из хороших семей в России в армии сегодня не служат. Российская армия превратилась в печальную необходимость для бедных. Военная служба также зачастую касается наименее образованных, которые покупаются на милитаристскую пропаганду, думают, что станут там настоящими мужчинами и будут больше нравиться девушкам. Некоторые мужчины, нацеленные на карьеру, которые в Советском Союзе не жили, в армию не идут, но говорят, что хотели бы. Они видят армию как такой спортивный лагерь строгого режима и полагают, что там они могли бы нарастить свои мужские капиталы, вырасти эмоционально и укрепить себя физически. Сегодня в крупных российских городах вы будете днем с огнем искать мужчину, который ударит себя кулаком в грудь и скажет, что служба в армии — это священный долг каждого мужчины. Возможно, в деревнях дела обстоят по другому, но я этого не знаю, к сожалению.

Подобная демилитаризация не является чем-то уникальным для России. Это огромный общемировой тренд. Милитаризм как одна из главных общественных идеологий не исчезает, он трансформируется в какую-то другую форму. Никто не оспаривает необходимость армии: все говорят, что она нужна, она важна, она должна быть сильной. У этого есть даже специальный термин, он называется «зрительский милитаризм». Дело в том, что индивидуальные мужчины хотят быть защитниками, потому что это дает им власть.

— Ну а если все же война?

— Ну тут уж, как говорится, назвался груздем — полезай в кузов. Если война, то придется идти, иначе перестанут уважать. Тут интересно, что в войне ведь участвуют не только мужчины, но и женщины. Например, в Великой Отечественной войне около миллиона советских женщин воевали в качестве летчиц, снайперов, разведчиц и партизан. Я уже не говорю про то, что все остальное женское население эту войну обслуживало. Однако их участие в войне замалчивается. Этот неудобный факт слишком сильно подрывает традиционный гендерный порядок.

В Лондоне есть один памятник, у которого, если мне случается проходить мимо, я всегда надолго замираю. Это памятник женщинам Второй мировой войны, он находится практически напротив десятого дома по Даунинг-стрит, резиденции британского премьер-министра. Этот памятник представляет собой вешалку, на которой развешаны 17 бронзовых комплектов одежды, рабочие ватники, форма сухопутных и военно-морских сил, полиции, противогазные сумки, газоварочный шлем и многие другие атрибуты профессий, которые британским женщинам пришлось освоить во время Второй мировой. Памятник был установлен только в 2005 году и призван увековечить труд более 7 миллионов женщин, участвовавших в войне. Меня потрясает до глубины души, что этот памятник не изображает самих женщин, а только их одежду на вешалке. Он служит молчаливым укором тому, что огромную роль женщин и их жизни, которые они отдали войне, так много десятилетий было принято не замечать. В Англии сегодня это меняется, в России пока нет. 

— Почему мы продолжаем настаивать, что любой мужчина — это защитник Отечества? 

— Идея о мужчине-защитнике существует веками. Логика этой идеи автоматически разделяет всех людей на защитников и тех, кто нуждается в защите. Те, кто изображаются нуждающимися в защите, автоматически оказываются в подчиненном положении. Если коротко, то тут современная культура рассказывает нам две сказки: про плохого мужчину и про хорошего. Эти сказки работают во многих культурах, но в России как-то особенным образом превозносятся. Сказка про плохого мужчину рассказывает, что существуют эгоистичные и агрессивные мужчины, которые хотят надо всеми доминировать. Это такие сексуальные хищники, желающие переспать с как можно большим количеством женщин, использовать их для удовлетворения собственных потребностей. Это образ мужчины, которым отцы пугают своих дочерей. Вторая сказка — это сказка про хорошего мужчину, рыцаря, который никого не порабощает, он галантный, любящий, всегда готов принести себя в жертву, особенно ради своей женщины, своей семьи, своей страны. Он готов на все, чтобы защитить свою даму сердца от всех бед и опасностей. Однако, чтобы быть защитником, надо, чтобы был тот, от кого защищать, — то есть образ рыцаря всегда предполагает существование фигуры агрессора. А иначе конструкция не имеет смысла, и этот светлый образ не имеет никаких оснований. Необходим тот, кто желает ворваться на нашу территорию, обидеть наших детей, изнасиловать наших женщин и так далее.

Конструкция «мужчина-защитник» не работает также и без участия в ней женщин. В обмен на обещание безопасности женщина отдает рыцарю право на единогласное принятие решений: то есть если дом в опасности, если защитник все время должен сканировать окружающую среду на предмет врагов и угроз, то никакой речи о диалоге не идет. Защитник сам должен оценивать риски и принимать решения о том, какие меры принять для безопасности. Мужчина, который встает на позицию защитника, может указывать другим членам семьи или общества, что им нужно делать, чтобы сохранять свою безопасность. То есть он берет жизни подзащитных под свой контроль, чтобы лучше их защищать. Эта логика и ее маниакальная циркуляция в культуре обеспечивают порядок, при котором мужчины как группа обладают гораздо большей властью, чем женщины как группа. То есть когда индивидуальный мужчина очень сильно настаивает, что он прежде всего защитник и воин, это говорит о том, что ему нужна власть. Миф о защитнике позволяет выстраивать иерархии не только между мужчинами и женщинами, но и внутри мужчин как группы: те мужчины, которые не воины, становятся такими второсортными мужчинами. Защитник — это не только про самопожертвование, это еще и про власть.

Российская армия превратилась в печальную необходимость для бедных

— Поясни, о какой власти ты сейчас говоришь?

— Это политическая власть — власть принимать решения, чтобы не оказаться в самом низу социальной лестницы, и нормативная власть — определять, где норма, а где — отклонение от нормы. Люди — существа социальные, и это наша фундаментальная потребность — принадлежать некой группе. Если мы не соответствуем общепринятой норме в этой группе, то есть риск, что группа нас будет отторгать, и страх этого очень велик. Отлучение от социальной группы, ее неодобрение — это страх смерти.

— Да, мужчины хотят быть защитниками. Когда я задавала вопрос о том, кого именно они хотят защищать и от чего конкретно, это вызывало некоторое замешательство: им казалось, что ответ очевиден. Когда я просила привести примеры, у некоторых возникал полный ступор. «От всякой опасности» и так далее. Потом было много разговоров о всевозможных воображаемых врагах, разбойниках в лесу, хулиганах на улице. Кто-то после долгого молчания вспомнил, как в пятом классе защитил девочку, которую одноклассник ударил пеналом. Я не говорю, что тут примеров нет, просто в моем исследовательском опыте с примером тут мужчины затруднялись. 

— Что это значит, на твой взгляд?

— Меня всегда интересовал разрыв между тем, что происходит в реальности, и тем, как это проговаривается на словах. Ну вот, например, на вопрос, что значит быть мужчиной, участник исследования отвечает: «Быть защитником и быть кормильцем семьи». А потом он рассказывает мне историю своей жизни, и этого там и в помине нет. Подобные вопросы вызывают большое смятение в людях, часто они выходят из ситуации, транслируя самые распространенные клише. Я занялась гендерными исследованиями изначально потому, что меня завораживала пропасть между тем, как мы говорим о мужчинах и женщинах, и тем, что конкретные, живые мужчины и женщины собой представляют. Этот никогда не прекращающийся разговор о том, что мужчины — сильные и защитники, а женщины — слабые и должны заниматься детьми. Если разбираться, то зачастую в реальности все эти стереотипы перевернуты с ног на голову: мужчины бывают очень инфантильными, безответственными, ленивыми, а женщина тянет на себе всю работу. Но они все равно будут рассказывать другим и друг другу об «истинном предназначении» мужчины и женщины. Отчасти тут дело в том, что идеи о том, как быть мужчиной, очень сильно устарели, их нужно пересматривать, и самим мужчинам в первую очередь.

— Зачем?

— Этот разрыв между идеями о том, что значит быть мужчиной и женщиной, и реальными жизненными практиками в России огромен, и он переживается очень болезненно и мужчинами, и женщинами. И те и другие часто чувствуют, что они какие-то не такие, как надо. К чему ведет такой разрыв между идеологией и реальным поведением реальных людей? Например, почти все опрошенные мной мужчины (за исключением двух) рассказывали, что никогда не имели близких, любящих отношений со своими отцами. Отца либо не было вообще, либо он был абсолютно не заинтересован в их жизни, либо он был жесток с ними и другими членами семьи. Многие признавались, что и сами могли бы быть гораздо лучшими родителями своим детям. Российские мужчины не осуществляют ежедневную заботу о своих детях, в том числе потому, что они считают эту работу не мужской. Я всегда вспоминаю анекдот про то, что половина россиян выросла в однополых семьях, где их воспитывали мама и бабушка. Это смешно, потому что это правда. В результате мы получаем бесконечное воспроизведение роли отстраненного отца и, как следствие, мужчин, которые думают, что чувствовать, иметь близкие отношения и заботиться — это плохо.

Больше половины браков сегодня распадаются, с возрастом мужчины остаются все в большей и большей социальной изоляции. Кроме того, печально известная в России мужская сверхсмертность: мужчины умирают на 10–15 лет раньше женщин. Причины этого явления социальные. У многих социальных болезней сегодня мужское лицо: война, насилие, наркотики, алкоголизм, халатное отношение к своему здоровью, опасное поведение на дорогах. Исследования о том, что такое российская маскулинность, нужны для того, чтобы работать с этими проблемами, понять, что мы может с ними сделать.

— Мы говорим о защитниках, но почему-то теперь на законодательном уровне позволяем этим защитникам физические расправы над теми, кого, как предполагается, они должны защищать.

— Домашнее насилие чаще всего возникает тогда, когда мужчина чувствует, что теряет власть над женщиной или над домочадцами в целом. Это экстремальная попытка вернуть эту власть себе. Есть мужчины, которым просто сверхважно, чтобы окружающие считали их мужчинами и восхищались их мужественностью. Тут возможно несколько стратегий или их комбинаций — например, покорять женщин, наращивать мускулатуру, зарабатывать много денег, красиво их тратить, идти на войну и так далее. Здесь все зависит от конкретного исторического и культурного контекста. Но, как я уже объясняла, мужчины, которые очень сильно вкладываются в то, чтобы окружающие восхищались ими как мужчинами, на самом деле хотят власти, понимают они это или нет. И я бы сказала, что в плане насилия они наиболее опасны. Самые опасные из них те, кто не имеет доступа к реализации традиционной в данной культуре модели мужественности, те, кто хотят символической или реальной власти, но не имеют ее ни в семье, ни во внешнем мире. Это классическая предпосылка для домашнего насилия. 

Однако есть мужчины, которые к своей мужчинности относятся более расслабленно. Хочет, например, человек быть хорошим айтишником. А какой он мужчина, ему все равно, он не думает об этом. Среди моих респондентов были люди, для которых, как мне показалось, важнее быть хорошим человеком, чем популярным мужчиной. Были и такие, которые не сильно вкладываются в разговоры о «небесном» предназначении мужчин и женщин. Я подругам своим говорю, что, если парень из кожи вон лезет, чтобы все видели в нем мужчину, на первом свидании отжимается перед вами на одной руке, чтобы показать силу в плечах, и рассказывает, как он на медведя ходил, надо бы насторожиться. Там может быть небезопасно.

— Почему же государство это поощряет, зачем этот варварский бесчеловечный закон вообще понадобился?

— Это закономерно. Государство умывает руки, когда у него нет ресурсов решать проблемы населения. Это попытка сказать гражданам страны «разбирайтесь сами». Это не единственная социальная проблема, которую государство переложило на плечи населения. Если в Советском Союзе было бесплатное образование, медицина и другие социальные гарантии, то сейчас у государства не хватает на это денег или, точнее, может, и хватило бы, но распределяются они иначе. Закон заворачивают в обертку «традиционные ценности», термин, который ввели в активный политический оборот в 2012 году, в преддверии третьего президентского срока Путина. И живите как хотите.

— Ты исследовала, как российские мужчины с этими установками попадают в Англию. Что в этом случае с ними происходит?

— Мужчина-кормилец и мужчина-защитник — это вещи, которые в России не ставятся под вопрос обычно. Российские мужчины, которые переезжают в Англию, переезжают в страну с высоким коэффициентом гендерного равенства, страну, где феминистское политическое движение существует полвека. Здесь практически невозможно открыто проводить какие-то законы или политические кампании, если они хоть сколько-нибудь сексистские. Идеология гендерного равенства встроена в государственные структуры. Не буду углубляться в то, как это работает, но когда российские мужчины попадают в Англию, у них наступает ярко выраженное гендерное беспокойство.

Миграция — это всегда шок, это социальная смерть, после которой надо суметь переизобрести себя и возродиться к новой жизни. Но шок российских эмигрантов связан не только с этим. Разговоры о том, что женщина — прежде всего мать, а мужчина — защитник и кормилец семьи, в британской среде наталкиваются на, мягко говоря, неодобрительное непонимание. Очень вероятно, что тебя не поймут, а могут и прилюдно осадить. Когда становится понятно, что традиционалистские постсоветские клише не прокатывают, у мужчин начинается процесс переосмысления, который приводит их к совершенно разным выводам. Некоторые начинают проклинать Англию, осуждают британок, называют их уродливыми и размышляют о традиционной России как о каком-то рае на земле. Но многие перестраиваются и переосмысливают некоторые из своих прошлых установок. Например, кто-то переосмысливает свою гомофобию. В любом случае, привезенные из дома гендерные установки начинают ставиться под сомнение.

Приведу пример про драки. В России часто говорят о том, что мужчина должен уметь драться, уметь набить кому-то морду. У нас это важный элемент культуры: если ты мужчина, то ты всегда должен быть готов к схватке, где можно отстоять свою честь, честь своей девушки, вот это все. В Англии если ты на кого-то поднимешь руку, то отправишься в тюрьму сразу. Даже если не ты эту драку начал. Здесь с драками очень строго: родители не имеют права поднимать руку на детей, и если об этом узнают, то таких родителей ждет уголовное наказание. Если это просто драка двух пьяных студентов в пабе, то исход аналогичный. Если в дело вмешивается полиция, в тюрьму могут отправиться оба. Закон работает очень хорошо. И многие мои респонденты рассуждали о том, что функция защитника у мужчины здесь отмирает: эту роль берет на себя государство, необходимости кого-то защищать с кулаками больше нет. И в этой ситуации эмигранты из России, в свою очередь, перестают выстраивать свою идентичность вокруг роли защитника.

Впрочем, не надо думать, что британское общество — это какой-то рай. Насилия здесь достаточно, но разница с Россией в том, что законы работают иначе. Интересно было бы посмотреть на то, остается ли что-нибудь от советских гендерных стереотипов, если это уже эмигранты во втором и третьем поколении. Но это уже будет касаться не только идей о том, что значит быть мужчиной, но и о том, насколько устойчива идентичность россиянина.

фотографии: обложка – Дмитрий Феоктистов/ТАСС, 1 – Артем Голяков, 2 – Г.Шутов/ТАСС, 3 – Анвар Галеев/ТАСС,  4 – Яковлев Александр/ТАСС, 5 – Светлана Холявчук/ ТАСС, 6 – Сергей Фадеичев/ТАСС