Антрополог Илья Утехин — о том, почему мы боимся обсуждать смерть, секс и Крым Почему нельзя запрещать порнографию и зачем говорить о суициде и наркотиках
Согласно недавнему опросу «Левада-центра», половина россиян не обо всем готовы говорить со своими близкими. Так, в большинстве российских семей стараются не обсуждать сексуальные проблемы (33 %), самоубийства (15 %) и смерть (7 %). Также сложными для открытого обсуждения темами среди респондентов оказались религия, богатство или бедность и история страны.
The Village расспросил профессора факультета антропологии Европейского университета в Санкт‑Петербурге Илью Утехина о том, почему нам сложно говорить на некоторые темы даже с самыми близкими, о чем свидетельствуют те или иные табу в обществе и кто их устанавливает.
Самое важное
→ Люди не понимают, как часто они врут
→ После периода быстрых изменений и свободы 90-х происходит консервативная реставрация
→ Несмотря на эпидемию СПИДа, у нас не вводят сексуальное просвещение
→ Волна новостей о суицидах породила новое табу
→ Религия стала интимной темой: говорящего о вере могут неправильно понять
Фотографии
Ложь и статистика
— Вас что-то в целом в этих результатах удивило? Например, что половина опрошенных ни о чем не стесняется говорить?
— Умолчание о чем-то, как и ложь, — это специфическая тема, не вполне осознаваемая. Многие вещи мы не говорим в семье не потому, что нас кто-то научил, что это делать нельзя, а потому, что нам это даже не приходит в голову. Если спросить людей: «О чем вы врали в последнее время?» — то, даже отвечая честно, они назовут те случаи, в которых планировали соврать или их уличили во лжи. При этом большую часть повседневной лжи, на которую мы идем из вежливости — например, говорим, что это платье красивое или что суп вкусный, — многие не вспомнят. То, что люди делают, говорят, и то, что говорят, что делают, — это три разные вещи. Антропологи лишь могут попытаться эту разницу объяснить.
Данные «Левады» взяты из опросного интервью — это значит, что там есть готовые варианты ответа, а они не зафиксируют вросшую в нас самоцензуру. Семья ведь вообще очень специфическая среда, где всегда есть более или менее невинные скелеты в шкафу. Там часто умалчивается что-то вроде того, что дочь курит, мама это знает, а папа нет, и они скрывают это от папы, не поднимают тему.
Скелеты в шкафу — это только один разряд неупоминаемостей, а вот другой — подмена актуальных тем. Скажем, ребенок получил плохие отметки в школе или прогулял уроки, а его дома спрашивают, как дела. Умные дети знают, что лучше не ограничиваться ответом «Нормально» —это не удовлетворит маму, а лучше рассказать что-то уводящее от темы академических неудач, например про праздник, к которому в школе готовятся, про какое-нибудь происшествие. Получается, что вроде бы поговорили про новости — и прошел момент, когда могли бы всплыть в разговоре двойки и прогулы. С некоторыми родителями так иногда продолжается всю жизнь: мама думает, что сын кончил институт, а его выгнали, но он не сообщил, поберег мамины чувства.
Едва ли можно ожидать, что подобные сюжеты — про двойную жизнь — всплывут в опросе «Левады». Опрос отражает очень специфическую картину, которая к реальности не имеет, в общем-то, никакого отношения, показывает те вещи, которые люди сочли нужным сказать в определенной ситуации.
Как бы антрополог решил исследовать тот же самый вопрос? Например, через метод систематического самонаблюдения, то есть мы могли бы рекрутировать несколько людей и договориться: давайте каждый раз, когда вы во время семейных обедов ведете беседу с родственниками, будете фиксировать, что вы хотели обсудить, но сдержались. Вот если бы у нас были данные о тысячи таких обедов из разных семей, разных социумов, такие данные обладали бы другим качеством.
Чтобы прочитать целиком, купите подписку. Она открывает сразу три издания
месяц
год
Подписка предоставлена Redefine.media. Её можно оплатить российской или иностранной картой. Продлевается автоматически. Вы сможете отписаться в любой момент.
На связи The Village. Мы и есть «вайс на русском». Мы всегда им были, а теперь делаем наш интернет-журнал по подписке. Купите её, чтобы мы продолжали рассказывать вам эксклюзивные истории. Это не дороже, чем сходить в барбершоп.
The Village — это журнал про преодоление, травмы, протесты, панк, образ жизни, искупление и смелость оставаться собой. Эксцентричная журналистика про наших людей и для наших людей — где бы мы ни оказались теперь. Получайте регулярные дайджесты The Village по событиям в Москве, Петербурге, Тбилиси, Ереване, Белграде и других городах. Читайте наши репортажи, расследования и эксклюзивные свидетельства. Мир — есть все, что имеет место. Мы остаемся в нем с вами.
