The Village и искусствовед оценивают «Остров фортов» в Кронштадте Милитари-урбанистика от Ксении Шойгу
«А алкоголь здесь нельзя пить? — спрашивает искусствовед Александр Семёнов, пока мы гуляем по новому парку „Остров фортов“ в Кронштадте. — Я оцениваю урбанистику по тому, можно ли безопасно выпить пивко. Это лучший показатель. Помнишь, про „Зарядье“ была история, когда там после открытия начали трахаться в кустах? Тогда говорили, что это очень круто: в центре Москвы люди чувствуют себя безопасно и могут шалить. Я шалю, распивая пивко. И пока не вижу тут места [для распития]. Только если в эти кусты (под деревянными мостками. — Прим.ред.) забраться, но для этого не нужен парк».
В 2018 году младшая дочь министра обороны Сергея Шойгу Ксения впервые побывала в Кронштадте. Судя по всему, ей понравилось — год спустя она презентовала на ПМЭФ проект военно-исторического кластера «Остров фортов». Летом 2020-го в городе открылась первая очередь парка, летом 2021-го — вторая. В планах: реставрация трех фортов («Кроншлот», «Император Александр I», «Петр I») к 2024 году; музей военно-морской славы (2023 год); отель (2023); яхтенная марина (2025); канатная дорога к «Чумному» форту (2025); два жилых квартала (2024–2025) и другие объекты.
В последний день лета 2021 года искусствовед Александр Семёнов и спецкор The Village Юлия Галкина погуляли по «Острову фортов». Поговорили о том, почему хорошо сделанный военный парк — это плохо, обсудили принципиально новый формат общественного пространства, в котором урбанистику скрестили с милитаризмом, и порадовались скульптуре серого тюленя с подвижными усами. А социальный антрополог Кирилл Королёв рассказал, как к «Острову фортов» относятся разные поколения кронштадтцев.
Действующие лица:
Александр Семёнов
искусствовед, автор телеграм-канала «Русский камамбер», соавтор термина «капиталистический романтизм» (капром)
Юлия Галкина
специальный корреспондент The Village Петербург
Аллея героев российского флота
Спецкор The Village добирается до парка от Кронштадтского шоссе, пешком по Цитадельской дороге. Километр по прямой, тротуара нет, машины проносятся в опасной близости, пахнет свежеуложенным асфальтом. Искусствовед приезжает из центра Кронштадта на собственном складном самокате, минуя южнокорейский сквер Инчхон — его открыли за год до «Острова фортов», он находится рядом с парком, но никак с ним не связан.
В парке мы поворачиваем направо, минуем фудкорт и подходим к Аллее героев российского флота. Пространство предваряет информационный стенд с «правилами поведения». Одно из правил такое:
«За попытки осквернения Аллеи предусмотрено наказание в виде возбуждения уголовного дела по статье 214 УК РФ „Вандализм“, влекущее за собой крупный штраф, исправительные работы на срок до 1 года, либо арест на срок до 3 месяцев».
Юля: Осквернение — это что-то из церковного лексикона. Получается такой сакральный милитаризм. Это особенно лицемерно в свете того, что проект вообще-то коммерческий, с жильем и гостиницами.
Аллея представляет собой комплекс из тринадцати ниш, каждую из которых посвятили какому-нибудь флотоводцу или мореплавателю. В нише «адмирал Г. А. Спиридов» (герой Чесменского сражения 1770 года) стоит арт-объект — корпус старинного корабля в разрезе. Внутрь залезли дети. Инструктор по дайвингу Иван, который пришел вместе с Александром, говорит, что сооружение напоминает ему экспонат из музея пыток в Петропавловской крепости. К одной из соседних ниш подходит туристическая группа, экскурсовод сообщает: «А это у нас Иван Федорович Крузенштерн, человек и пароход!»
Саша: Я не понял, почему этот парк называют хипстерским раем (позже мы договариваемся, что слово «хипстеры» устарело и лучше использовать словосочетание «прогрессивная молодежь». — Прим.ред.). Мне кажется, здесь кринжово, в духе нулевых. Все эти лобовые символы: надо показать рыбу — показывают рыбу.
Многие жаловались: вот, у нас не умеют ничего нормально делать, все эти патриотические парки выглядят так, как будто построены в советское время. А сейчас вроде бы ситуация налаживается. Например, есть мегастильный музей «Зоя» (музей на месте казни Зои Космодемьянской в Московской области. — Прим.ред.). Крутое здание, только Strelka Mag про них писать. Но в то же время кажется: лучше бы не делали красиво. Лучше бы это выглядело, как 30 лет назад. Потому что хорошее — актуализирует. А мне не хочется, чтобы это выглядело актуально. Я терпеть не могу всю эту историю с вояками, культ детей, бегающих в форме и ползающих по пушкам.
И вот Аллея героев выглядит как раз так, будто сделана 20–30 лет назад. Это уместно и лучше, чем стильная красивая архитектура. Аллея тут — лучшая точка, потому что выглядит жутко неактуально. Это birdshit-архитектура, которая красиво воспринимается только с воздуха. Я посмотрел [на спутниковой карте]: прямо вау, все эти вырезы. А в итоге [приходишь и видишь] такие загончики советские. А тебе эта аллея не нравится? Почему?
Юля: Как раз по той причине, по которой тебе она нравится. Эта кондовая штука как будто бы существует для того, чтобы оправдать весь проект в целом. Возможно, создателям этого места симпатичнее то, что мы увидим за пределами Аллеи героев. Но поскольку есть интересанты в лице Минобороны и спонсоров, нужно было здесь для них организовать что-то подобное. Это мои домыслы.
Однако тут еще и вопрос культуры потребления таких пространств. Сейчас я вижу, что людям Аллея — норм.
Мостки, маяк памяти и детская площадка
Теоретически можно пройти по узкой полукилометровой дамбе с узкоколейкой к форту «Петр I»: там находится причал метеоров до центра Петербурга. Но проход огорожен, пускают строго по билетам (1 100 рублей — в одну сторону). Поэтому мы направляемся к зоне тихого отдыха — мосткам с деревянными микроскамейками в нишах, обшитых жестяными листами. Инструктор по дайвингу Иван интересуется, что именно символизируют конусообразные фигуры — боеголовки?
Саша: Уютные штуки. Но это — не боеголовки, а носы лодок.
(читает табличку с названием компании, которая произвела малые архитектурные формы для парка) А, так это «Элмаф»! Они еще на Крестовском острове сделали прикольную детскую площадку. Там [после этого] реально больше детей стало. Это компания из Чебоксар. Прикольно, потому что Чувашия — вообще-то один из самых бедных регионов.
Не очень понятно, зачем нужны эти мостки, там же внизу сухо. В чем прикол?
Юля: Тут будет совсем не сухо, если прийти, например, в ноябре. И, мне кажется, так лучше, потому что ты идешь по мосткам, а внизу — более-менее нетронутая растительность, и ее не затаптывают.
Мы идем в сторону арт-объекта «Маяк памяти» и панорамных качелей. Иван отмечает, что все мостки огорожены — «забор на заборе».
Юля: Мне нравится эта часть парка. И скамейки для интровертов, и качели. Но, пожалуй, соглашусь про оградки. Причем пока Ваня не сказал, я не обращала внимание. Эти заборчики настолько всюду в городе, что уже не считываются. Я скорее заметила бы, если бы их не было.
Мы подходим к детской площадке. Александр обращает внимание на качели-балансир, которые оборудованы амортизирующими шинами: перекладины приземляются на них, а не на жесткое покрытие.
Саша: Шины же запрещено использовать! (в начале июля 2021 года в России запретили использовать автомобильные покрышки для украшения дворов и детских площадок. — Прим.ред.) Но прикольно, что используют. А вот придет к ним кто-нибудь и скажет: «Убирайте шины!» (Юлия и Иван хором отвечают, что «сюда не придут». — Прим.ред.)
Мы двигаемся дальше, и Александр начинает рассуждать о самокатах в общественных местах.
Саша: Я постоянно хожу с самокатом. Проблема самокатов, что их практически не прикрутить [к парковке]. Оставлять самокат небезопасно, особенно, если он дорогой. И сама просьба оставить складной самокат выглядит для меня абсурдной, потому что это вещь мобильная. В некоторых сетевых магазинах самокаты разрешены. А потом ты приходишь в модное место типа Новой Голландии, и тебе говорят: «Оставляй самокат». Или, например, я был в секонде OFF на Фонтанке — на меня там просто накинулись [из-за самоката].
Юля: Но OFF же очень прогрессивные, судя по их инстаграму. Например, у них недавно была съемка мужчин в женской одежде.
Саша: Это не показатель прогресса! И вот сейчас я оцениваю «Остров фортов» как место, куда я захожу с самокатом, и на меня не смотрит грозно охранник. Это уже показатель комфорта. А лучше, чтобы здесь хаяли за самокат! Чтобы парк всех раздражал, и все писали [про него] негативное.
Тематическая площадка и скульптура тюленя
Мы подходим к тематической площадке «От парохода до атомохода», которая снизу представляет собой подобие амфитеатра со стилизованными пароходным трубами, сверху — обзорное пространство, а внутри позже откроется детское кафе.
Саша: Любого парня, который всеми силами старается не идти в армию, будет тошнить от одного присутствия в этом парке.
Юля: А какие ты знаешь удачные военные парки?
Саша: (надолго задумывается) Мне в голову приходят только мемориалы погибшим. Но это не военные парки. Военный — значит патриотический.
Раньше я терпеть не мог изучать историю Второй мировой. А где-то лет семь назад побывал в Польше и Германии и понял, что там память работает по-другому. Ты просто видишь осколки того, что было. И смотришь не на красиво сделанный мемориал, где память в виде загончиков, как здесь, на Аллее памяти, с полукруглыми нишами и какой-то бутафорией. А смотришь на подлинные вещи. Это как щелчок: ты понимаешь, что конкретно здесь, в этом месте все и происходило. И это то, что осталось от людей. После этого я заинтересовался историей Второй мировой войны.
Потом я вернулся в Россию и понял, что тут для меня срабатывают только мемориалы типа «сожженная деревня», где просто стоят печи в полях — и гнездо аиста (Александр имеет в виду деревню Большое Заречье в Волосовском районе Ленобласти, в которой в 1943 году немецкий карательный отряд сжег все дома и убил 66 жителей. — Прим.ред.). И этого достаточно. Чтобы это выглядело не как памятник, а как остатки былого.
Смотри, как круто обыграли советский забор [в ромбик]! Вставили деревяшки, покрасили в модный графитовый цвет. Новая Голландия, кстати, тоже предпочла графит.
Мы подходим к скульптуре тюленя и чайки. На тюлене сидит ребенок, его долго фотографируют. Как только ребенок слезает с тюленя, к скульптуре пристраивается женщина. Дождавшись, когда тюленя оставят в покое, мы подходим и дергаем его за усы — это тонкие прочные тросы. Иван говорит, что у него скульптура ассоциируется с мультфильмом «Тайна третьей планеты»: «Она бы туда вписалась».
Саша: Нерпочка такая милая и человечная. А чайку как будто сделал другой скульптор.
Юля: Нерпы и в жизни симпатичнее, чем чайки.
Саша: Симпатичнее, чем люди! Я доволен, нерпа красивая, на нее все садятся — значит, она привлекает внимание.
Вообще я сюда [раньше] не ехал, потому что понимал, что это парк, в котором много людей и в котором непонятно, что делать. Ты просто приходишь и думаешь: о, наконец-то совок ушел, наконец-то как в Москве. При этом не понимаю, что конкретно я могу тут делать. Ну, хлопнуть бургер? Набережные, виды красивые, но подойти к ним ты не можешь. Я ожидал большего. Думал, что проход к фортам открыт. Сейчас непонятен прикол — многие же Кронштадт воспринимают как Морской собор и форты.
Вообще я в последнее время понял, что мне не нужны парки. Я могу спокойно посидеть в зарослях один, без людей. А здесь люди даже на газонах не сидят. Я вчера проезжал мимо Медного всадника — и там так круто: все сидят на газоне. На закате, все такие милые. А тут пока этого нет.
Юля: Но и запретительных табличек я не вижу. Может, просто холодно?
Саша: Или люди думают, что нельзя. Это показатель. Уют создается не заборами, дорожками, плиткой и уж точно не названиями боевых кораблей — а взаимодействием человека с природой.
Что понравилось Александру Семёнову
Аллея героев российского флота
Cкульптура серого тюленя
Что понравилось Юлии Галкиной
Зона тихого отдыха
Панорамные качели
Как к «Острову фортов» относятся жители Кронштадта?
В марте 2021 года группа исследователей записала серию интервью с кронштадтцами — о том, как город менялся в течение ста лет. Прочитать и послушать интервью можно здесь. Исследователи не спрашивали отдельно про «Остров фортов», но многие респонденты сами высказывались о проекте.
Кирилл Королев
социальный антрополог, руководитель проекта «Кронштадт 2021.
Сто лет в памяти города и горожан»
«Остров фортов» обрушился на горожан в какой-то степени неожиданно. Безусловно, администрация вела достаточно долгие переговоры, но для широкой общественности приход этого проекта был спонтанным. Несколько человек из тех, с кем мы беседовали, упоминали о своей легкой обиде на то, что городские власти не сочли нужным посоветоваться с общественностью. Не знаю, сколько в этом правды, вполне возможно, какие-то опросы общественного мнения проводились (в интервью главному редактору «Фонтанки» Александру Горшкову Ксения Шойгу сообщала, что организаторы проекта проводили социсследования. — Прим.ред.).
Среди тех, с кем мы беседовали, можно выделить две возрастные группы. Первая, назовем ее молодой, — этот проект не горячо, но точно приветствует. Потому что «Остров фортов» — это, безусловно, привлечение туристов и создание рабочих мест (более 1500, по словам Шойгу. — Прим.ред.). Кроме того, в этом году руководители проекта озвучили планы по инфраструктурному развитию Кронштадта, в том числе — строительству набережной. Это тоже привлекает, причем не только и не столько молодых, сколько старшее поколение. Многие респонденты говорили, что Кронштадту не достает набережной, по которой можно было бы гулять.
Вторая группа — более старшая. Мы понимаем, что Кронштадт — замкнутое, в какой-то степени семейное сообщество. Горожане привыкли жить так, как они жили с 50-х — 70-х годов. И для них вторжение большого мира — в какой-то степени потрясение основ. В силу возраста они воспринимают его скорее негативно. При этом сами говорят: да, для города это скорее плюс, но тут же начинают перечислять все негативные моменты. В первую очередь, это транспортная проблема, а именно постоянные пробки на въезде и выезде в Кронштадт в выходные, когда народ со всего Петербурга и не только едет на «Остров фортов». И вообще нарушение привычного ландшафта, когда есть центр города, есть 16-й квартал, дальше пустыри, немногочисленные оставшиеся военные сооружения, а потом 19-й квартал. И вдруг в этом промежутке появляется нечто необычное, что перетягивает на себя все больше внимания. Старшее поколение начинает ощущать, что Кронштадт оказывается в тени проекта, который, наоборот, должен быть пристегнут к городу. Это их настораживает и огорчает.
