«Нет, мы не будем подписывать вас на „Новую газету“» Сотрудники московских библиотек — о цензуре в книжных учреждениях
Весной председатель комитета по культуре Государственной думы Елена Ямпольская пообещала задать «нелицеприятные вопросы» учредителям и владельцам книжных магазинов, продающих книги Бориса Акунина, Дмитрия Быкова*, Дмитрия Глуховского и других писателей с протестной позицией. В конце июня стало известно, что московский книжный магазин «Молодая гвардия» убрал с полок книги Акунина. В книжной отрасли обеспокоены тем, что запретительный каток может набрать более серьезные обороты.
The Village поговорил с московскими библиотекарями о цензуре на рабочем месте.
Василий
библиотекарь небольшой муниципальной московской библиотеки (имя изменено)
После 24 февраля никакого списка запрещенных книг не появилось. Единственное ограничение, которое у нас есть, — это перечень экстремистских материалов. За последние полгода он, возможно, чуть-чуть изменился, но не сказал бы, что мы заметили.
Самое раздражающее, с чем столкнулся с начала *****, — реакция на все происходящее нашей официальной прессы. Учитывая, что у нас посетители — это в основном пожилые люди, которые как раз газеты и читают, я сразу попросил, чтобы в следующем полугодии мы отписались от «Комсомолки» и «Аргументов» и подписались на «Новую газету». На что мне в отделе комплектования сказали: «Нет, мы не будем подписывать вас на „Новую газету“. Я спросил: „Почему? Официальное издание, оно есть в списке разрешенных к подписке“. На что мне сказали, что „Новая газета“ выразила свою позицию по поводу ***** и конкретно библиотеки нашего муниципалитета это издание получать не будут.
Самое дурацкое, что на следующий же день «Новая газета» вообще перестала выходить.
Был еще один эпизод. Это не было на законодательном уровне, скорее, в качестве рекомендации. Когда только-только появилась новость о том, что Генпрокуратура будет проверять высказывания украинского журналиста Гордона на экстремизм, из отдела комплектования позвонили и сказали: «Срочно, пожалуйста, снимите книги Гордона и отложите их куда-нибудь, со дня на день их запретят».
Я тогда сказал, что это все полная глупость, это просто книжки с интервью 10–15-летней давности, там нет ничего такого. И даже если Генпрокуратура признает Гордона нежелательным или еще каким-то, у нас не будет повода убирать конкретно эти книги, потому что в том самом Федеральном списке экстремистских материалов их нет. Поэтому книги Гордона спокойно могут продолжать стоять на полках и так же быть востребованными читателями.
Вопрос самоцензуры стоит острее следования курсу государственной политики. У нас в отделе комплектования сидят такие люди, которые еще до приказа начали говорить: «Давайте лучше не будем». Но если настоять, доказывать им свою точку зрения, я думаю, они уступят.
Вообще в библиотеках бывают проверки прокуратуры, но проверяют как раз истории, связанные со списком экстремистских материалов. Строго проверять начали как раз с 2014 года, тогда была история с Библиотекой украинской литературы, у них тогда изымали книги, которые на тот момент уже были в запрещенных списках.
В нашу библиотеку не приходили, но когда-то [до *****] приходили в одну из библиотек нашего административного округа. Ничего не обнаружили, потому что у нас все строго проверяется. За семь лет работы я видел только один акт о том, что книгу списали или уничтожили. Это были дневники Геббельса. Самое смешное, что я потом в книжном магазине нашел другие его дневники, которые еще не запретили.
Владислав
сотрудник крупной московской библиотеки (имя изменено)
Что точно изменилось [c 24 февраля], так это каналы коммуникации с читателем. Раньше это были инстаграм** и фейсбук**, а теперь они умерли. Все учреждения культуры удалили свои аккаунты в этих соцсетях.
Пришлось перенаправлять связь с читателями на новые рельсы. Это сложная, травмирующая ситуация, потому что люди потратили много лет на то, чтобы эти каналы развивать. Теперь мы делаем упор на телеграм и «ВКонтакте».
Что касается цензуры или каких-то распоряжений, у нас такого нет. Когда несколько лет назад началась кампания «18+» (летом 2020 года вышел приказ Минкультуры, который обязывал библиотеки убрать книги с возрастной маркировкой из общего доступа. — Прим. ред.), мы убрали книги с соответствующей маркировкой из общего доступа, положили их в шкафы и закрыли на ключ. Это вызвало определенный общественный резонанс. Сейчас подобных публичных движений нет.
Что касается запрещенной литературы (книг из Федерального списка экстремистских материалов. — Прим. ред.), ее нет в общем доступе, ее нельзя взять, но библиотеки все равно хранят такие книги. Библиотеки, музеи, архивы. Должна же эта литература где-то храниться.
Естественно, приостановлена работа с фондами, которые занимаются продвижением культуры разных стран (это и Британский совет, и Институт Гёте, и французская культурная диаспора), потому что они выехали.
Также прекратилась работа с иностранными СМИ по тем или иным вопросам — например, в тех случаях, когда библиотека располагала огромным фондом иностранной литературы и там проходили какие-то презентации при поддержке определенных посольств. Наверное, самая сложная ситуация — у Библиотеки иностранной литературы.
У нас же никаких суперпотрясений нет. Библиотека — это, с одной стороны, авангард культурных событий, а с другой — очень консервативная институция. Ждать здесь каких-то резких движений не приходится. У сотрудников есть понимание, что библиотека — это храм книги, где читатель забывает о том, что происходит во внешнем мире.
Евгения
сотрудница Библиотеки иностранной литературы (имя изменено)
Я не замечала, чтобы какие-то книги изымали по политической цензуре или, например, по так называемой гей-пропаганде. Все на месте, книги каких-нибудь скандальных авторов типа Жене на месте, фонды книг на иностранных языках есть, они даже пополняются.
В некоторых библиотеках уже несколько лет существует возрастная цензура, когда на книжках стали писать пометки о возрасте и прятать книги в шкафы, читатель может только через библиотекаря получить эти книги, если докажет, что ему есть 18. Иногда доходит до абсурда — например, выпускают Довлатова с маркировкой «18+», его подростку уже не дадут, но старое издание того же Довлатова, где нет маркировки, — без проблем.
Что касается [иностранных] проектов, то они после 24 февраля заморозились не из-за цензуры, а потому что оборвалось сотрудничество со многими странами, с издательствами, с центрами. В марте у нас должен был состояться большой фестиваль, связанный с Францией, но он просто подвис, потому что было понятно, что никакие праздничные мероприятия проводить невозможно.
С Европой контактов стало сильно меньше — например, насколько мне известно, французское издательство «Галлимар» отказало в сотрудничестве издательству «Лимбус». У них был налажен контакт, но после 24 февраля французы решили, что не могут себе этого позволить.
Иностранные проекты все равно есть, но это в основном Ближний Восток и африканские страны. Они и раньше были, но сейчас получают больше ресурсов за счет того, что другие страны отвалились.
При этом я не исключаю, что на каком-то локальном уровне мы можем сотрудничать и с Европой, выходить на какие-то издательства.
Библиотекам не так сильно достается, может быть, потому что о них не думают, не замечают, что это сейчас полноценные культурные центры. Часто люди приходят в «Иностранку» и удивляются: «А что у вас такое, а чего так много мастер-классов, концерты, вы же не концертный зал!»
Про всю библиотеку я говорить не могу, тут много отделов, люди работают в небольших коллективах в основном. Все, конечно, друг друга знают, но каждый отдел как отдельная семья. Те люди, что меня окружают, очевидно, не поддерживают *****, насилие, отстаивают идеи гуманности, только не всегда об этом ярко заявляют. С читателями мы политические вопросы обсуждать не можем. Даже если посетитель захочет узнать, за кого мы, мы просто не имеем права с ним разговаривать об этом, поэтому сохраняем нейтральную позицию. Но внутренне мы стоим за идеи мира и гуманности, потому что люди, созидающие культуру, вряд ли могут стоять за разрушение.
* Признан иноагентом Минюстом РФ.
** Meta Platforms Inc., которая владеет Facebook и Instagram, власти считают экстремистской организацией, ее деятельность запрещена на территории страны.
Обложка: arthurhidden — stock.adobe.com
