«Абсолютно горизонтальная история»: Как жители Петербурга и Нарвы помогают украинским беженцам Которые едут в Европу
Ольга много лет жила в Мариуполе. До 24 февраля она работала курьером, муж трудился на металлургическом комбинате «Азовсталь», двое детей учились в школе. С начала марта 2022 года из-за так называемой спецоперации Мариуполь оказался в осаде, в городе шли бои. В середине месяца, когда открылись гуманитарные коридоры, семья смогла выбраться в Донецк, из которого на автобусе доехала до Петербурга. Билеты на автобус купили волонтеры — обычные люди, не связанные с правительственными структурами. Они же встретили мариупольчан в Петербурге и разместили у себя в квартире на ночлег, а затем довезли до Ивангорода, где Ольга и ее близкие перешли эстонскую границу. Сейчас семья находится в Финляндии.
Эта история — одна множества похожих. В Петербурге сотни жителей каждый день помогают транзитным беженцам. Желающих помочь настолько много, что все заявки — от приема семьи из пяти человек и двух собак до перевозки в Ивангород кормящей матери с младенцем — разбирают за минуты. За границей, в эстонской Нарве, украинцев принимают такие же волонтеры. The Village рассказывает, как обычные горожане сидели и смотрели новости, ощущая бессилие, а потом нашли возможность помогать другим и себе.
Как волонтерство лечит травму свидетеля
Петербуржец Александр — художник. Если бы не [пропущенное слово], он бы сейчас занимался творчеством: «Руки еще не скоро дойдут до искусства. Зато будет пища для него».
В апреле Александр и другие волонтеры запустили площадку в интернете, где координируют запросы на помощь в пересечении границы с Эстонией, реже — Финляндией. Из соображений безопасности и по просьбе волонтеров мы не публикуем ссылку на этот ресурс. Сейчас желающих помочь больше, чем задач: любые заявки горожане разбирают за минуты.
Пример типичного запроса
«Едет семья из Мариуполя: бабушка, дедушка, их дочь, внук (12 лет) и беременная кошка. Нужно встретить на вокзале, накормить, предоставить ночлег. Кошку чипировать. Утром посадить семью на автобус до Таллина».
«Обществу нанесена травма. Люди смотрели новости, их мучило бессилие, поэтому мы создали площадку, на которой это бессилие пытаемся вылечить. У меня ощущение, что всем миром можно решить любую задачу. Люди конкурируют за возможность помочь, — говорит Александр. — Причем история оказалась абсолютно горизонтальной. Люди сами находят задачи, сами их решают. Раньше я пытался заниматься проблемами района, и тогда несколько активистов тащили, как локомотивы, все движение, а сейчас волна идет сама собой».
Обществу нанесена травма. Люди смотрели новости, их мучило бессилие, поэтому мы создали площадку, на которой это бессилие пытаемся вылечить
«Мы думали, что пропадем в России», — говорят беженцы местным волонтерам. Люди едут в основном группами. Большинство — женщины, дети, пожилые. Мужчин меньше. «Многие едут со своим зверьем», — говорит Александр. Едут, помимо Мариуполя и окрестностей, из Харьковской области, из Донецка и Луганска. В основном в европейские страны, но некоторые стремятся быстро вернуться в Украину — там остались близкие, там родной язык, там на них нет ярлыка «беженцы».
В путешествии до российско-эстонской границы помогают не только жители Петербурга — в Москве тоже сотни волонтеров. Сейчас петербуржцы налаживают контакты с Ростовом, Краснодаром и Белгородом, через которые беженцы едут чаще всего.
«На днях я очухался, поднял глаза от экрана и понял, что у меня вообще ничего не болит. Я больше недели не смотрел новости и не знаю, что происходит в политическом пространстве. У меня есть конкретная задача, она очень простая и чистая. На ее счет — в отличие от всего остального — у меня нет сомнений, что дело хорошее, — говорит Александр. — Каждый хочет делать добро — и помощь беженцам, безусловно, удовлетворяет эту нужду».
Как Наталья добиралась из Мариуполя в Вильнюс через Петербург
Наталья попала из Украины в Литву благодаря интернет-площадке, на которой волонтерит Александр.
Раньше она работала поваром в торговой сети «Щирий кум». У нее две дочери: одна — старшеклассница, другая — студентка. Утром 24 февраля Наталья, как обычно, поехала на работу. «Я слышала, что где-то бахнуло. Но для Мариуполя это так, за здрасьте (отголоски боевых действий в Мариуполе слышали с 2014 года, большинство горожан привыкли к звукам далеких взрывов и перестрелок. — Прим. ред.), поэтому никто внимания не обратил. Когда приехала на работу, поняла, что все серьезно. Доработала до трех часов, и нас отпустили домой. Больше на работу я не вышла».
До 23 марта Наталья с семьей оставалась в Мариуполе. В ее районе не было «серьезных боевых действий», поэтому женщина и ее дочери находились в квартире, а не в подвале или бомбоубежище: «Но вещи были собраны, чтобы уйти в любой момент». Свет в городе отключили, воду — тоже, поэтому семья ходила на родник. Потом исчез газ — готовили на костре.
Когда «боевые действия» приблизились, Наталья, ее девочки и бойфренд старшей дочери отправились к выезду из города, где «были дэнээровские автобусы». На них уехали к родителям, которые живут под Мариуполем, — «сидели там три недели». Затем все четверо поехали в Таганрог. В местном пункте временного размещения им предложили выбор: ехать в Хабаровск или в Пермь. Ни в Хабаровск, ни в Пермь Наталья не хотела — ей надо было добраться до Литвы, где живет подруга. И тогда мариупольский знакомый связал ее с петербурскими волонтерами.
«Волонтеры купили нам билеты до Питера. Мы добрались до Ростова, сели в поезд. В Питере нас встретил Иван, который взял к себе домой покушать. Мы помылись, переоделись, и он отвез нас на маршрутку на Ивангород», — рассказывает Наталья. 23 апреля мариупольцы перешли российско-эстонскую границу: «Парня (молодого человека старшей дочери. — Прим. ред.) на российской границе спрашивали, что да как, куда, зачем». Петербургские добровольцы связали Наталью с нарвскими — и семья сразу села в волонтерский автобус в Ригу.
Сейчас Наталья в Вильнюсе. Уезжать из него она не планирует — у нее больше нет сил перемещаться с чемоданами: «Сняли комнату. Будем искать работу».
Как помочь через твиттер
«Все началось с того, что я чувствовала свою беспомощность и бесполезность. Мне очень хотелось что-то делать», — говорит петербурженка Катя.
Узнать о помощи беженцам, которые едут через Петербург в Европу, можно на разных площадках в интернете. Та, на которой волонтерит художник Александр, — самая крупная. Есть и другие. Например, Катя увидела такую просьбу в твиттере: в середине апреля ее подруга спросила, кто бы мог принять на пару дней мариупольскую семью (мама, сын и дочь) и 18-летнюю девушку, которая ехала с ними. Катя откликнулась. Семью поселила у себя ее подруга, а Катя вписала девушку. «Она познакомилась с семьей, с которой приехала, за две недели до [пропущенного слова]. Погуляли один раз с мальчиком, и он решил ее с собой забрать. Мама у нее отказалась ехать — и вот она вообще одна, без родственников здесь», — рассказывает Катя.
Я постоянно думала: каково жить, когда твоего города нет, когда он стерт с лица земли?
Петербурженка встретила девушку на Московском вокзале, они доехали до дома. Встал вопрос: как говорить с человеком, на которого [этот глагол пропущен из-за закона о фейках] твоя страна? «То ли у нас мэтч произошел, то ли девочка сама по себе легкая в общении, но с ней было просто, как с сестрой», — говорит Катя. Они сели пить чай, и мариупольчанка спокойным голосом рассказала, как однажды к девятиэтажке, где она пряталась в бомбоубежище, подъехал танк, поднял пушку и стал стрелять вдаль: «Мне было скучно, и я начала считать. Получилось 70 выстрелов».
Перед отъездом Катя и ее гостья крепко обнялись. Мариупольская семья в итоге осталась в Швеции, а девушка — в Германии. «Я постоянно думала: каково жить, когда твоего города нет, когда он стерт с лица земли?» — говорит петербурженка.
Как выглядит Ивангород, откуда беженцы попадают в Эстонию
От Петербурга до Ивангорода ехать два часа. На въезде в город нужно предъявить загранпаспорт или пропуск в приграничную зону. Беженцев пропускают по внутренним украинским паспортам. В километре от КПП, на столбе прямо у трассы, свили большое гнездо аисты.
Население Ивангорода — около девяти тысяч человек. Главная достопримечательность — средневековая крепость. За шесть лет, которые прошли с последнего визита корреспондентов The Village в город, он похорошел: местные общественные пространства благоустроили по федеральной программе «Комфортная среда».
Эстонию видно с берега реки Нарва. Чтобы попасть в Евросоюз, нужно пройти 162 метра по мосту Дружбы. У въезда стоит домик, в котором раньше продавали страховки, — сейчас он заброшен, окна выбиты. По спуску идут люди с сумками и набитыми вещами пластиковыми пакетами. И едут местные дети на самокатах. Ближе к берегу Нарвы дети свернут направо, на набережную, которую попытались благоустроить в 2010-е на деньги ЕС. Люди с сумками и пакетами пойдут налево.
У пограничного пункта пропуска — несколько десятков человек. Из середины очереди раздается истошное «мяу!». Женщина снимает с переноски черную кофту, на нее возмущенно таращится голый сфинкс.
— Может, выпустить его на травку?
В очереди говорят: не надо, быстро пройдем. Но, кажется, этот прогноз слишком оптимистичен.
Мужчина со светоотражателем громко спрашивает:
— Это всё украинцы? (впереди пожимают плечами) Майданские? Бегунцы? От националистов бегут?
Кто-то рассуждает, что надо бы пограничникам организовать две очереди: «для людей и для беженцев» — чтобы миновать границу быстрее.
Под барной стойкой приграничного ресторана «Витязь» висят самодельная растяжка «Мир! Труд! Май!» и изображение голубя. По пути в Ивангородскую крепость стоит памятный камень, посвященный «ополченцам, добровольцам и мирным жителям, погибшим и пострадавшим в горниле войны на Донбассе». Ни одного символа «спецоперации» — буквы Z — в Ивангороде корреспонденты The Village не встретили. Ни одной пацифистской надписи — тоже.
Как транзитным беженцам помогают в эстонской Нарве
У пограничного пункта людей встречают много волонтеров из разных объединений, в том числе «Друзья Мариуполя». «Все это частные инициативы», — говорит нарвская волонтерка Марина Корешкова.
«Мы видим истощенных людей. Многие — в тяжелом психологическом состоянии, они очень хотят выговориться. Мы слушаем их час, два, три — сопереживаем и делимся важной информацией. Люди рассказывают, что пока ехали по России, видели буквы Z, слышали неприятные посылы в адрес украинцев и были вынуждены терпеть и молчать, лишь бы добраться до Европы. Но я часто вижу и примеры „стокгольмского синдрома“, а может быть, люди просто боятся сказать лишнее».
Шесть лет назад Марина с детьми переехала в Нарву из Петербурга, поскольку «понимала, что ситуация в России становится все хуже». Здесь она была юристом, десять лет работала в правительственном комитете по социальной политике, потом — арбитражным управляющим. В Нарве начала жизнь с нуля, сейчас изучает новые профессии. Состоит в некоммерческих объединениях Art Republic Krenholmia и Narva Meediaklubi, которые занимаются развитием гражданского общества, социальными и творческими проектами.
10 апреля Марине позвонил менеджер театрального центра Vaba Lava и сообщил, что руководство решило временно перепрофилировать хостел для артистов в место ночлега для беженцев. Вскоре Нарвская арт-резиденция тоже пустила транзитных беженцев в свой хостел для художников. Затем расположенный около вокзала Дом Ингрии оборудовал помещение для размещения украинцев. А 1 мая нарвский предприниматель временно освободил свой офис, который находится рядом с границей, для дневного пребывания.
Многие говорят, что пока ехали по России, видели буквы Z, слышали неприятные посылы в адрес украинцев и были вынуждены терпеть и молчать, лишь бы добраться до Европы»
«Первую неделю мы с Сергеем [Цветковым, еще одним волонтером] пытались делать все сами и быстро поняли, что в таком темпе выгорим или заболеем. Сейчас вовлечено около 60 местных волонтеров, кто-то приехал помогать из Таллина. Число помощников растет каждый день. Местные жители забирают у беженцев белье в стирку, приносят им продукты и лекарства».
В Нарве почти никто из беженцев не остается: «Близость к границе создает для них новую неопределенность», — считает Марина. Кроме того, в регионе закрылся пункт регистрации беженцев, который позволяет украинцам закрепиться в Эстонии, — ближайший работает в Тарту.
Плюс Нарва — «самый русский город НАТО». Здесь всего четыре процента этнических эстонцев, а у 36 процентов жителей — российские паспорта. «У меня нет времени читать соцсети, но до 10 апреля я постоянно наблюдала в соцсетях негативные комментарии [жителей Нарвы] в адрес беженцев. Хотя открытой агрессии в городе не видела», — говорит Марина.
Она считает, что на границе необходимо оборудовать пункт, где беженцы смогут получить первичную информацию и отдохнуть в тепле. «В конце апреля было очень холодно: люди мерзли на границе на ветру, потом час оттаивали и не снимали верхнюю одежду».
Впрочем, со стороны российской границы нет даже туалета.
