Страшно красиво: Гид по капромантизму в Екатеринбурге Локальный постмодернизм с бетонными саркофагами

Капиталистический романтизм — эпоха архитектуры в России 1991-2008 годов. У нее практически нет стандартизированных черт — во всех регионах он развивался индивидуально, отражая культурные особенности места. Например, в Екатеринбурге есть здание, отсылающее к сказкам Бажова. Главное отличие капрома — необузданный индивидуализм, который стал отражением внезапно наступившей свободы в стране. В период капромантизма рухнула система, когда проект перед постройкой нужно было защищать перед несколькими государственными ведомствами — даже самый плохо образованный архитектор получил возможность строить.

Отношение к капиталистическому романтизму неоднозначное — есть те, кого злит любое новое здание этой эпохи, особенно когда ради него сносятся исторические постройки более ранних периодов. Но некоторые архитекторы защищают капром, считая эти примеры такими же памятниками архитектуры, как и конструктивизм или модернизм.

Архитектор Даниил Веретенников, один из трех авторов термина «капиталистический романтизм», рассказал для первой части гида об особенностях стиля, а экскурсовод Дмитрий Москвин поделился историями некоторых примеров капрома в Екатеринбурге, а также тем, какие из них появились на месте памятников конструктивизма и модернизма.

Капиталистический романтизм — эпоха архитектуры в России 1991-2008 годов. У нее практически нет стандартизированных черт — во всех регионах он развивался индивидуально, отражая культурные особенности места. Например, в Екатеринбурге есть здание, отсылающее к сказкам Бажова. Главное отличие капрома — необузданный индивидуализм, который стал отражением внезапно наступившей свободы в стране. В период капромантизма рухнула система, когда проект перед постройкой нужно было защищать перед несколькими государственными ведомствами — даже самый плохо образованный архитектор получил возможность строить.

Отношение к капиталистическому романтизму неоднозначное — есть те, кого злит любое новое здание этой эпохи, особенно когда ради него сносятся исторические постройки более ранних периодов. Но некоторые архитекторы защищают капром, считая эти примеры такими же памятниками архитектуры, как и конструктивизм или модернизм.

Архитектор Даниил Веретенников, один из трех авторов термина «капиталистический романтизм», рассказал для первой части гида об особенностях стиля, а экскурсовод Дмитрий Москвин поделился историями некоторых примеров капрома в Екатеринбурге, а также тем, какие из них появились на месте памятников конструктивизма и модернизма.

Даниил Веретенников

архитектор

Вместе с урбанистом Гавриилом Малышевым и искусствоведом Александром Семеновым мы предложили термин «капиталистический романтизм», обозначающий постройки 1991–2008 годов на постсоветском пространстве. В строгом смысле это часть мирового постмодернизма, ограниченная границами бывших социалистических стран. Причин у такого названия две. Во-первых, мы называем этот период романтизмом из-за его схожести с эпохой Романтизма 18-19 веков. Как тот романтизм был реакцией на чрезмерное однообразие классицизма, так новый стал ответом на тотальность советского модернизма. Во-вторых, слово «капромантизм» содержит ироничную отсылку как «соцреализму», который служил официальным художественным методом предыдущей эпохи.

Капром развивался по всему постсоветскому пространству. В отличие от советского модернизма, он не был унифицированным — в разных регионах складывались свои архитектурные школы. Это зависело от доступных материалов для строительства, а также локальных культурных кодов. Например, в отдельных регионах Сибири в 2000-е годы использовали мотив юрты — традиционного места проживания коренных народов края, а в бурятской архитектуре отражены формы национального головного убора. В Екатеринбурге моим любимым образцом локального капрома является отель Emerald. Фасады этого стеклянного здания по форме напоминают изумруды и отсылают к сказкам Бажова о Хозяйке медной горы.

Общие черты капромантизма практически невозможно найти, поэтому мы говорим о нем не как об архитектурном стиле, а именно как об эпохе. Явная уральская особенность — небоскребостроительство, ведь это едва ли не единственное место, кроме Москвы, где их строят.

До сих пор не все понимают ценность конструктивизма, еще меньше — модернизма, и совсем единицы — капромантизма. Хотя здания периода капрома — это такие же памятники своего времени, которые обладают архитектурной ценностью. Тем не менее, они уже подвергаются реконструкции, сносу и частичной нормализации (стилистическая нейтрализация, приведение в соответствие с эстетическими конвенциями актуального архитектурного стиля. — Ред.), как и памятники более поздних эпох. Я не могу это поддержать, ведь любые изменения означают нарушения авторского замысла, эстетических взглядов архитектора, а индивидуализм — самая главная черта капромантизма: на смену коллективистской идеологии пришли индивидуализм и свобода предпринимательства.

Многие критикуют капром за необузданный индивидуализм, однако, с моей точки зрения, к нему можно относиться как к гуманитарному прогрессу после эпохи художественного диктата и экономического застоя. Капромантизму предшествовал многолетний период «цеховой» архитектуры, когда образ всех значительных построек определялся в стенах нескольких проектных институтов. Смелое творческое самовыражение отдельных архитекторов было  невозможно, поскольку каждый проект согласовывался коллегиально на различных этапах проработки. В 1990-е архитектурный процесс упростился, и до реализации стали доходить проекты, созданные по частной инициативе без эстетического контроля со стороны государства или профессиональных союзов.

Так в эпоху капромантизма городское пространство вновь стало средой диалога, где право на архитектурное высказывание получили люди с разными эстетическими взглядами, зачастую отличными от общепринятых. Известны примеры, когда авторами реализованных проектов становились молодые архитекторы, не успевшие закончить институт, или вовсе проектировщики-любители.