«Пять лет мучений». История Владимира Федоркова, который убивал на «Афгане» и в мирной жизни Это цикл о преступности после войны. Вторая часть

Он пошел на кухню, взял другой нож, вошел в комнату, где спал Владислав, ударил его в левую ногу, потом сказал: «Живи», — и начал рассказывать, что «одного подрезал», и жаловаться на кражу медалей.

Поговорив с Владиславом, Владимир вернулся в соседнюю комнату. Увидел, что Александр так и не умер, и ударил его ножом в шею. Наверное, добил бы, если бы в это время Владислав, опомнившись, не пошел вслед за Федорковым и не стукнул бы его по голове. Затем Владислав оставил Владимира лежать на полу, разбудил Александра, и они пошли на кухню пить. В какой-то момент до Владислава дошло, что Александр ранен, и он позвал его к себе, потому что его жена Лариса — фельдшер. Свою рану Владислав в расчет не брал — можно предположить, что порез был неглубокий. Лариса вызвала скорую для Владислава, а о том, что ее муж тоже пострадал, узнала только через три дня. Очнувшись, оставшийся один Федорков завернул тело Евгения в плед и вытащил на балкон.

Владимира приговорили к 10 годам лишения свободы в колонии строгого режима. Смягчающим обстоятельством стало «аморальное поведение» Юрия и Александра, которые его избили. Александр также признался в том, что отнес в ломбард медали Владимира. А погибший Евгений, в общем-то, не сделал Федоркову ничего плохого и оказался участником этой драмы совершенно случайно.

Суд постановил вернуть Федоркову пару мужских туфель, рубашку светло-коричневого цвета и удостоверение к юбилейной медали «Ветерану-интернационалисту».

«Пять лет мучений только и было»

Приятели Федоркова рассказали The Village, что Владимир был обычным — война на него не сильно повлияла.

«Бывает, люди приходят оттуда — мозги набекрень, с психикой непорядок. А у него ничего такого я не замечал. Я даже сначала не знал, что он там служил. Он неслабый малый и не трус, но я агрессивного поведения не видел», — рассказал Сергей, друг и одногруппник Федоркова, они вместе учились в автотехническом колледже на водителей.

Приятель Федоркова Александр говорит, что тот человек с характером. «Когда выпьет, бывал злым, мог подраться с кем угодно», — Александр говорит об этом как об обычном деле в той среде, где они находились. «Когда я узнал о том, что случилось… Что у него кукуха совсем съехала? Я не думал, что он может так сделать. Подраться — да, но взять убить людей… Даже не думал».

А вот у Елены (Имя изменено по ее просьбе. — Прим. The Village), бывшей жены Федоркова, другое мнение о том, того, как повлияла на мужчину война.

Она рассказала, что Владимир в Афганистане был ранен в плечо. Во время войны он не мог отправлять домой письма, в госпитале за него писали сослуживцы. Его мать, увидев незнакомый почерк, решила, что Владимира убили, а письма кто-то пишет из сострадания, хочет ее успокоить.

«Когда он зашел домой, мать в обморок упала. Она-то его похоронила, можно сказать, ждала только, чтобы тело забрать. Потом не спал он нормально, наверное, месяц», — пересказывает Елена то, что знает со слов самого Владимира. Когда они поженились, ему было 27 лет, ей — 19: «Свистушка была, молодая, мозгов нет». У пары рано родился ребенок.

«Про войну он особо не рассказывал, но война на нем сказалась. Мы жили у меня, а на балконе сварили рамы неправильно, надо было, чтобы внутрь открывались, а они — наружу. Представьте, восьмой этаж, меня мама, Царствие ей небесное, будит, говорит: „Лен, иди сюда быстрее!“ А он (Владимир) катается на раме! Отталкивается от балкона и едет до спальни. Об стенку оттолкнулся и обратно. На восьмом этаже эти фокусы вытворял! Мог в 12 ночи сесть к батарее и в 5 утра от нее отслониться. Испытывал какую-то свою силу воли, не знаю уж, какую. Я, можно сказать, ребенок, на все это смотрела. В итоге я поняла, что это не мой человек по жизни. Я хотела от него бежать, чем дальше, тем больше. Человек пил, бил. Бил и бил», — вспоминает она.

Елена рассказывает, что сестры Владимира говорили ей: раньше он был спокойным, уравновешенным, но с войны вернулся другим человеком. Впрочем, женщина не слишком доверяет этим словам: «Это ж сестры, кто за своего скажет плохое».

По словам Елены, Владимир сразу ей сказал, что, когда она родит ребенка, он будет «учить ее только битьем». Она не предала этому значения: мало ли что сказал. После родов Владимир действительно начал ее бить — как и обещал.

Елена рассказывает, что Федорков ничего не зарабатывал, «домой ни куска хлеба не приносил». Сначала работал дальнобойщиком, потом потерял место, стал перебиваться «халтурами», занимался стройкой. Со слов его приятеля Александра, был ответственным и исполнительным. Но с постоянной работой не задалось.

«Прожили пять лет — пять лет мучений было, да и все. Ничего хорошего за него не могу рассказать. Может, это война на него повлияла, что он сумасшедшим стал таким. Я проводила его из своей жизни — он сошелся с женщиной, но тоже у него не заладилось. Он плыл, плыл, как лодочка, по течению, куда вывезет, и вывезло на 10 лет срока на старости лет. Эту жизнь я перечеркнула черным-черным крестиком. Он не помог в воспитании ребенка мне никак, просила хоть копейку какую-то на джинсы, на колготки, на трусы с майками — ничего. Я возилась в говне, в грязи, не могла никак вылезти. Я в итоге вылезла, у меня все замечательно, в отличие от некоторых других людей. И мне про них ничего не интересно, потому что этим людям не было интересно, когда было больно и плохо мне», — заключает Елена.

Как война влияет на рост преступности

По словам социолога Лондонского столичного университета Светланы Стивенсон, во время войны уровень преступности может даже снижаться, но после обязательно начинает расти. В ставшем хрестоматийным исследовании Арчера и Гартнер проанализированы данные о росте послевоенных убийств в нескольких десятках стран — например, на 133 % вырос уровень преступности в Италии после Второй мировой войны, в Германии после Первой мировой — на 98 %.

Есть несколько причин для снижения преступности во время войн. Если речь идет о стране, на территории которой непосредственно происходят боевые действия (к России это не относится), объяснение простое: часть преступлений просто не регистрируют.

«Надо понимать, что мы узнаем о росте и падении преступности из уголовной статистики. Кража или изнасилование не становятся сразу цифрой в отчете. Пока никто не зафиксировал побои и не обратился в полицию, процесс мобилизации права не запущен, мы не видим эти преступления, даже если они совершаются массово, включая геноциды. Мы узнаем о преступлениях, совершенных в военное время, уже позже, когда жертва приходит в себя, когда восстанавливается гражданская власть, силовые институты, люди начинают регистрировать ущерб. Например, регистрируют угон машины, чтобы не платить транспортный налог. С этим связан феномен: после войны преступность растет, а во время — как будто замирает. На самом деле в это время люди просто выживают», — объясняет Екатерина Ходжаева.

Вот еще одна возможная причина для снижения преступности. Молодые мужчины оказываются за пределами страны, а женщины меньше склонны к криминальному поведению (большинство преступлений в России совершают мужчины 25–49 лет), говорит социолог Лондонского столичного университета Светлана Стивенсон.

Рост преступности объясняется несколькими причинами: это и падение уровня доходов, и нормализация насилия, и возвращение домой ветеранов — многие из них получили во время войны ПТСР.

Возможно, активнее расти будут не насильственные, а имущественные преступления. Еще в мае 2022 года «РБК» публиковал данные о росте краж в магазинах за февраль — апрель на 18 %. Такие цифры приводит разработчик системы распознавания лиц NTechLab, который сотрудничает с российскими ретейлерами.

«Падение доходов, особенно в слоях с самым низким доходом, ведет к имущественной преступности, потому что людям надо есть. В России есть расслоение на удобную, комфортную городскую и столичную жизнь (это Москва, Петербург, Екатеринбург, Казань, где, начиная с 2000-х падала насильственная и имущественная преступность), и жизнь сельскую или депрессивных малых городов. Они оказываются в самом уязвимом положении.

Оттуда были набраны военные, которые отправились на фронт добровольно. Они же часто не могут избежать мобилизации, в отличие от горожан. Среди людей, совершающих преступления, в среднем 60 % — это безработные, в основном мужчины. Еще 20 % — рабочие. То есть это те самые люди, которые больше всего страдают от социальной напряженности. И они же основной потенциал участия в военных действиях. И эти же люди потом вернутся домой и должны будут как-то справляться», — объясняет Ходжаева.

По ее словам, сейчас взрывного роста ждать не стоит — имущественная преступность будет расти, но медленно. Но нарастет и социальное напряжение, которое может привести к насилию: «Сегодня мы видим фотографии из окопов с обеих сторон, нам надо как-то эти чувства канализировать — и агрессивность в обществе растет». Об этом же говорит и Светлана Стивенсон: она указывает, что во время войны происходит ослабление любых моральных норм, насилие становится не только допустимым, но и социально одобряемым. Также Стивенсон обращает внимание на то, что в России возможен рост преступности среди несовершеннолетних.

«Отцы уходят воевать, оставляя работающих матерей дома, несовершеннолетние дети без родительского контроля начинают заниматься различными преступлениями. Идеи, что насилие это допустимо и даже хорошо, начинают проникать в детское сознание. Исследователи говорили о том, что для детей драки и насильственные преступления становятся более социально одобряемыми, чем в довоенный период. В Англии во время Первой мировой войны была создана специальная комиссия, которая исследовала причины взрывного роста преступности среди несовершеннолетних. В Америке к концу вьетнамской войны выросло количество убийств среди всех групп населения, но там на войну уходили в основном молодые люди.

А если происходит, как сейчас в России, мобилизация людей уже семейных, то, безусловно, мы будем видеть всплеск преступности среди детей тех, кто ушел воевать. Кроме того, возвращаясь с войны, отцы, участвовавшие в жестокостях и зверствах, могут волей или неволей нанести серьезный урон психике ребенка. Канадский историк Питер Вронский, на основе интервью с серийными убийцами, действовавшими в Америке в 60–80-х годах, пишет о том, что многие из них говорили о трудных отношениях с отцами, вернувшимися с фронта. Он считает родительский опыт военного насилия одной из причин целой эпидемии серийных убийств, охватившей Америку в тот период», — говорит Стивенсон.

* Meta Platforms Inc., владеющая Facebook, Instagram и WhatsApp, признана в РФ экстремистской организацией, ее деятельность на территории страны запрещена.

Фотографии: 1 — Челзнак, 2 — социальные сети