«Я не хочу воевать»

Перформансы в Донецке и рабство в Москве

 В 2014 году мне был 21 год. Я жил в Донецке — разрабатывал перформансы в ночном клубе. Когда на улицах стало небезопасно, я уехал домой, в город N. Собирался делать загранпаспорт и эмигрировать в Китай, чтобы работать моделью. Но вмиг закрылись все госучреждения, и паспортный стол тоже, поэтому я завис на несколько месяцев.

Мне и большинству моих друзей промыли мозг, мы ничего не понимали, но были настроены пророссийски. Я не топил за Новороссию, но и не был против. Потом нас жестко бомбили. Помню, что не спал дней пять. Все тряслось, у многих соседей выбило окна. Когда затихло, мы с отцом вышли на улицу и увидели, что бомба попала в наши гаражи. Вокруг свисали огромные разорванные провода ЛЭП.

Отец нашел мне билет на автобус в Крым, где были мои друзья. Выбора, куда уезжать, не было. Я пытался уехать несколько недель, но никого не выпускали из города. Оружие в N получили непонятные люди и отбросы общества. Когда я выезжал на автобусе, на блокпосте нас остановили плохо выглядящие девушки с автоматами. Высадили всех с автобуса и говорили: «Куда вы, девочки, собрались, куда бежим?» Говорили всем — в том числе мужчине, который вывозил из города четверых детей. После они заставили нас убирать их палаточный лагерь на блокпосту. Везде были разбросаны арбузы, презервативы, пакеты, шприцы, бутылки.

Я поехал без вещей и денег, в одних шортах и с палаткой. Жил два месяца дикарем. Потом лето кончилось, и ехать мне было некуда. У отца работал друг в Москве на крупном рынке. Сказал, что ему нужен продавец, что он мне поможет и все будет классно. На деле же я на год попал в рабство.

Мне платили минимальную зарплату, из которой еще и вычитали долг за билеты в Москву, теплые вещи, еду и проживание на даче. Сначала я тусовался у него на даче в Подмосковье, но до рынка приходилось ехать три с половиной часа в один конец. Потом меня перевезли куда-то за Люберцы. Я жил в квартире с кавказской коммуной, в одной комнате жили десять человек. Мебели не было, только плотно уложенные матрасы. В соседней комнате я и семья из трех человек. На кухне еще одна семья с ребенком, и на балконе их главный с телевизором. Большинство сожителей не говорили по-русски, при этом кто-то постоянно воровал мои вещи.

На рынке я продавал червей для рыбаков и аквариумных рыб. С утра до вечера мыл червей в ледяной воде — под конец дня не чувствовал рук, а спина болела, потому что каждый день развозил тяжелые коробки. Плюс постоянная гипоксия, потому что на рынке нет кислорода.

Денег мне хватало только на еду и дорогу. Из этой ситуации сложно вырваться, когда ты один в незнакомом городе и у тебя серьезные изменения психики (у меня усилился обсессивно-компульсивный синдром) и здоровья (я плохо спал, и постоянно болела спина). Тот год я вспоминаю как страшный трип.

В конце концов мне помог приятель из интернета. Он предложил переехать к его друзьям в коммуналку на Чистых прудах. При этом друг моего отца и его жена были против моей социализации. Отговаривали переезжать в центр Москвы, говорили, что там опасно, куча наркотиков и ходят непонятные люди. Когда я решил съезжать, они выкинули мои вещи на улицу.

Мои новые соседи стали близкими друзьями и нашли мне новую работу: я собирал чайные сборы, а после работал стилистом и модным консультантом. Так же подрабатывал в «Мутаборе», куда хорошо вписался с вайбом открытой квир-персоны.