Я запустила флешмоб о расизме в России и получила 1,5 тысячи историй за несколько дней
«Я работаю в госучреждении. Пару месяцев назад, поднимаясь по лестнице, столкнулась с незнакомой мне женщиной и ее спутником. Дойдя до выхода, она сказала ему громко, чтобы я услышала: „Раньше здесь работали нормальные сотрудники, а сейчас понабрали косоглазых [расистское название выходцев из Азии] и скатились в дерьмо“».
Это одна из полутора тысяч историй, которые получила в инстаграме* президент фонда Free Buryatia Foundation, бывшая журналистка Александра Гармажапова. В конце апреля она попросила подписчиков присылать рассказы об опыте переживания расизма и ксенофобии в России, а потом несколько ночей почти не спала, разбирая сообщения. Одновременно аналогичный флешмоб запустила якутская документалистка Беата Бубенец, а издание «Холод» опубликовало статью «Нерусский мир» — о том, как из-за [пропущенного слова] в Украине «российские национальные меньшинства осознают себя по-новому».
В начале мая издание «Проект»** сообщило со ссылкой на свои источники, что Кремль якобы решил отказаться от термина «денацификация», поскольку, судя по опросам, россияне не понимают его смысл. Очевидно, для многих сторонников так называемой спецоперации «нацизм» эквивалентен «русофобии». В своей речи 3 марта Путин сказал: «Я русский, я дагестанец, я чеченец, я ингуш, татарин, еврей». Но, как показали флешмобы, запущенные Сашей и Беатой, опыт народов России — скорее история разобщенности, а не единства. По сути, в конце апреля началась волна российского #metoo, только вместо рассказов о сексуализированном насилии — тысячи сообщений о переживании ксенофобии и стыда.
Александра Гармажапова — бурятка, которая много лет жила в Петербурге, а во второй половине 2010-х переехала в Прагу. Она рассказала The Village, о чем ей пишут калмыки, чуваши и русские немцы и в чем смысл ее флешмоба.
Денацификация
Меня с самого начала раздражал аргумент о денацификации Украины. Учитывая проблемы, связанные с расизмом и ксенофобией в России, он показался мне максимально лицемерным. Я много писала на фейсбуке* о расизме, но люди говорили, что это ламповая площадка с клубами по интересам и что у инстаграма* гораздо больше охват и фидбек.
Мой инстаграм* был закрыт много лет, я там размещала только личные посты. Когда мы запустили кампанию «Буряты против [пропущенного слова]» (в марте 2022 года. — Прим. ред.) и стали снимать первые антивоенные видео, на эту закрытую страницу начали ломиться буряты — 300 человек за пару недель. Они писали в личные сообщения: «Спасибо, что кто-то сказал, что мы против».
Открыв инстаграм*, я разместила пост о том, почему денацификация нужна России. Мы защищаем русский язык в Украине, но что происходит, например, с удмуртским языком в нашей собственной стране? Мы шантажируем газом Европу, при этом Бурятия не газифицирована. На фейсбуке* такие посты набирают по 200–400 лайков. В инстаграме* лайки увеличивались в геометрической прогрессии. На следующий день под постом было уже пять тысяч лайков (сейчас — около 30 тысяч). Люди, которые до этого меня не знали, писали: «у меня такая же проблема», «я понимаю, о чем вы говорите», «до слез». И тогда я попросила: если вы сталкивались с расизмом и ксенофобией в России, расскажите мне об этом.
Истории
Я ожидала, что будет максимум 50 историй. Но прислали полторы тысячи. Огромную роль сыграла анонимность — авторов сообщений знаю только я. Многие пишут: «Я думал, это со мной что-то не так, а теперь вижу, что это массово». Они узнают себя в этих историях.
Выяснилась такая интересная вещь: российские азиаты — буряты, калмыки, тувинцы и якуты — не знали, что проблемы с ксенофобией есть у удмуртов, мордвинов, чувашей и прочих народов. Нам казалось, что внешне их не отличить от этнических русских — какие к ним могут быть вопросы? А они стали писать, что их с детства шеймили за родной язык. Говорили: «Что ты оделась как чувашка?» Внушали, что марийцем быть стыдно. Одна девочка спросила у мамы-манси: «Кто такие манси?» И ее мама расплакалась от стыда.
Мне написали очень много русских немцев. Они рассказывали, как их с детства называли фашистами. Им говорили: «Твоя бабушка была фашисткой, и ты — фашистка». Одна немка рассказала, как на школьном параде 9 Мая одноклассники закидали ее камнями: «Сейчас я пишу это и плачу». Вообще многие писали, что плачут, рассказывая свои истории.
И тут пожилая женщина начала орать с другого конца автобуса: «Гоните в шею этих понаехавших!»
Одна девушка всегда стыдилась, что она эвенка, и стремилась встречаться только с русскими парнями: «Я поняла это, проработав с психотерапевтом». Многие писали, что им нужен терапевт. Живущая в Америке и работающая психотерапевтом бурятка предложила свою помощь, человек пять я к ней уже направила.
Еще одна женщина вспомнила себя маленькой девочкой, которая стояла перед зеркалом и злилась, что она не голубоглазая и что родители назвали ее не Наташей, а Адой. Когда их семья репатриировались в Израиль, последнее, что эта девочка услышала, — реплика какой-то тетки: «Как модно нынче быть [антисемитское название евреев]».
Чтобы прочитать целиком, купите подписку. Она открывает сразу три издания
месяц
год
Подписка предоставлена Redefine.media. Её можно оплатить российской или иностранной картой. Продлевается автоматически. Вы сможете отписаться в любой момент.
На связи The Village, это платный журнал. Чтобы читать нас, нужна подписка. Купите её, чтобы мы продолжали рассказывать вам эксклюзивные истории. Это не дороже, чем сходить в барбершоп.
The Village — это журнал о городах и жизни вопреки: про искусство, уличную политику, преодоление, травмы, протесты, панк и смелость оставаться собой. Получайте регулярные дайджесты The Village по событиям в Москве, Петербурге, Тбилиси, Ереване, Белграде, Стамбуле и других городах. Читайте наши репортажи, расследования и эксклюзивные свидетельства. Мир — есть все, что имеет место. Мы остаемся в нем с вами.
