«Вместо отпуска я из Москвы поехал волонтерить на польско-украинскую границу» История российского фотографа, который решил помочь делом

Московский фотограф Александр (имя изменено) вместо отпуска волонтерил две недели на польско-украинской границе в городе Пшемысль. Перейдя границу с четвертого раза, он присоединился к волонтерам из группы Russians for Ukraine (RFU). The Village пообщался с волонтером и узнал, как он помог найти раненую собаку, познакомился с дворецким из Лондона и как поехать из России в такой отпуск.
Многие беженцы не понимали, что мы русские. Они говорили: «Ой, какие вы молодцы, поляки, так хорошо нам помогаете, еще и по-русски говорите». Когда я говорил, что я из России, всегда возникала пауза на осмысление. И потом говорили: «Везде же люди, мы все понимаем, спасибо вам». Главный моральный итог, что я не зря там время провел — я хоть что-то сделал, чтобы облегчить участь пострадавших людей, и показал, что не все русские поддерживают *****.
Мне 52 года, я работал фотографом в крупном государственном СМИ, а волонтерством занимаюсь с 2012 года. У меня большой опыт работы с детьми-инвалидами, детьми со СПИДом, с брошенными детьми. По всей России — от Владивостока до Москвы.
Я всегда отрицательно относился к власти и ее несменяемости, я сторонник демократических институтов. Год назад уволился из государственного СМИ и стал сотрудничать с западными изданиями, которые с 25 февраля свернули работу в России. С начала ***** работы почти нет.
В первые дни после 24 февраля я чувствовал полное опустошение. Вскоре увидел в фейсбуке* пост знакомого Георгия Нурманова, который волонтерит с 26 февраля в польском городе Пшемысле на границе с Украиной. Георгий писал, что нужны волонтеры без конкретизации национальной или этнической идентичности». Я сразу понял, что хочу поехать и приносить пользу. Жена меня поддержала, она бы и сама поехала, если бы не трое детей.
В апреле я пытался проехать через Беларусь, и меня трижды разворачивали на польско-белорусской границе. У меня были бумаги, подтверждающие, что я еду волонтерить. Польский фонд WOT Foundation (Признан в России нежелательной организацией.), партнер RFU, написал письмо, что я еду в Пшемысль в качестве волонтера для помощи беженцам. Пограничники посочувствовали и сказали, что границу можно пересечь только на самолете из-за еще неотмененных ковидных ограничений.
Потом я вернулся в Москву и в мае полетел в Польшу через Ташкент и Ригу. Латвийские пограничники увели меня из общей очереди в комнатку. Спросили, куда лечу, к какой организации и на какой срок. Вскоре пропустили, пожелали удачи и счастливого пути.
Как устроено волонтерство в Пшемысле
До отъезда я помог волонтерам удаленно. Скоординировал людей, которые поехали из Украины в Вену, их встретили и разместили мои знакомые. На месте в Пшемысле все было хорошо организовано, поскольку я не застал самое тяжелое время — в первые дни, когда еще не работали центры для размещения беженцев и люди спали на полу вокзала.
Я волонтерил в трех местах. На ж/д вокзале в Пшемысле, в центре временного размещения беженцев — переоборудованном гипермаркете Tesco, и на автомобильном погранпереходе в селе Медыка в пяти минутах от нашего дома. В Медыку люди приезжали на автобусах или попутках и переходили границу пешком или на машинах.


Жил я в волонтерском доме: два этажа с чердаком, где жили до 30 человек. Волонтеры постоянно приезжали и уезжали. Летом ставили во дворе до пяти больших палаток. Когда у нас останавливались беженцы, волонтеры уходили спать в палатки.
Костяк волонтеров в Russians for Ukraine — это российские беженцы в Польше. Из России тоже приезжают, но таких, как я, меньшинство. В основном те, кто уехал безвозвратно после 24 февраля. Самая странная профессия волонтера, с которым я подружился, — русскоговорящий дворецкий из Лондона. А так приезжают разные: айтишники, бизнесмены, врачи. В основном выбираются в отпуск: на три дня, неделю или месяц. Волонтеры две недели пашут, потом едут в Варшаву или Берлин погулять, сходить на концерт и возвращаются. Никто не выдерживает без отдыха.
Со мной волонтерили русскоговорящие из Европы, США, Израиля, говорящие на английском ребята из Нидерландов. Один юноша-беженец из Украины, которому мы помогли, остался волонтерить с нами. А русский из Массачусетса привез с собой помогать друзей-американцев.
На вокзал с пяти утра приезжали по четыре поезда в день из Киева и Одессы. Первая группа волонтеров выезжала на вокзал в четыре и была там до двух дня, потом их сменяли другие до одиннадцати вечера. В центр для беженцев Tesco ехали к открытию к восьми. Там работали три смены — утренняя, вечерняя и ночная. Я брал одну смену и иногда после нее ехал в другой пункт, например на погранпереход.
Обязанности везде примерно одинаковые: встретить, объяснить, проводить, поднести вещи, перевести. Нас спрашивали: где поезд на Берлин или Ганновер, где туалет. С вокзала беженцы садились на автобусы и поезда в другие города и страны или ехали в центры временного размещения у нас в городе. Например, в Tesco можно было поспать, поесть, получить медпомощь. Там работают волонтеры почти из каждой европейской страны, США, Канады. Большинство беженцев не говорят на других языках, кроме украинского и русского, и им нужно помогать с переводом. Если беженцам надо, например в Финляндию, я шел к финнам-волонтерам и переводил их разговор на английский.
Почему украинцы едут обратно
Две самые мощные истории про волонтерство связаны с животными. Пять или шесть беженок хотели перевести 17 собак через границу (речь о Валерии Лискратенко и ее маме Лилиане, которые провели 40 дней в бомбоубежище, ухаживая за 17 собаками, в том числе ранеными. Они бежали в Польшу вместе с собаками, чтобы отвезти их в приют. — Прим. ред.). Мы посоветовали им перейти границу в нескольких местах и сказать, что собаки личные, а не приютские. Сначала они попробовали перейти границу как приют — их не пустили. На следующую ночь уже прошли границу по нашему варианту — отдали собак нескольким беженцам. После перехода потерялся один раненый пулей в голову пес. Люди, с которыми он переходил, оставили собачку в какой-то синей палатке. А там таких палаток 100 штук. Я понял, что его могли оставить в палатке, где раньше жили зоозащитники. Там я его нашел.
Собак мы отвезли в приют. В городе Познани открыли американский приют для животных из Украины, и волонтеры приюта приятно удивились, когда первых животных привезли русские. Три беженки поехали с нами до Познани, остальные сразу поехали домой спасать других собак. Собачки в итоге попали в американские новости (а двух женщин-беженок взяли на работу в приют, пишет CNN. — Прим. ред.).
Еще одна история произошла с кошками. Однажды хозяйка с 19 кошками ехала из Москвы через Польшу в Киев к мужу. Мы приняли их на ночевку. Но ирония в том, что кошек пропустили в Украину, а хозяйку нет, потому что у нее только российское гражданство. Кошек довезла до Киева медицинская волонтерская организация. Не знаю, чем кончилась эта история, возможно, им все-таки удалось воссоединиться.
Многие беженцы в стрессе и не очень хорошо прислушиваются к волонтерам. Некоторым нужно повторять по несколько раз, чтобы достучаться. Например, я спрашиваю:
— Вы куда едете?
— В Германию.
— У вас там есть кто-то знакомый?
— Нет.
— Может, вам рассмотреть еще варианты?
— Мы хотим в Германию.
Такие диалоги встречались каждый день. Я спрашивал, знаете ли вы язык, где хотите работать, где есть знакомые или родственники, и находили другие варианты.


Психологически мне было не сложно, у меня большой опыт волонтерства, и я недолго был на границе. Физически уставал сильно, но ресурсы всегда находились. Как в окопе — высыпаешься за три часа, ешь когда придется.
У меня не было ситуаций, когда я не мог помочь. Упрощалось все тем, что беженцы ехали с востока на запад бесплатно, кормили их тоже бесплатно. Всегда было куда их направить — волонтерские организации в других городах хорошо принимают.
В середине мая большинство беженцев ехали из Киева, Одессы, Мариуполя и других южных городов. Поезда, как правило, полностью забиты. На вокзале постоянно одновременно находилось до 1 000 людей. При этом вокзал небольшой, всего пять платформ. И отдохнуть там особо негде, в здании вокзала несколько скамеек.
Много беженцев ехали с западной Украины, но они быстро возвращались. В мае потоки беженцев туда и обратно были почти одинаковые. Кто-то импульсивно уехал из мест, не затронутых напрямую *****, и решил вернуться. Я видел женщин, которые уезжали, а через пять-семь дней возвращались. Доезжают куда-то в Европе, пытаются обустроится, понимают, что им некомфортно, и едут обратно. Не все готовы резко поменять языковую среду и менталитет.
Беженцы всегда благодарили: «спасибо», «дякую вам», «чтобы мы без вас делали». Иногда люди не верили, что им помогли просто так, бескорыстно. Меня пытались накормить, дать денег. Я говорил: «Вам нужнее, а мы здесь не за этим». Мальчик мне игрушку подарил — плюшевый медведь–брелок. А бабушка пыталась вручить банку огурцов. Я спросил: «Что ж такой чемодан тяжелый?» — а там соленья.
Какие нужны волонтеры?
Эмпатия — важнейшее чувство волонтера, ее много не бывает. Надо понимать, что ты едешь помогать не чтобы оправдать свое существование — купить индульгенцию, что ты хороший русский, — а реально помогать. Надо уметь выслушивать, аккуратно направить, не обидев ничем.
Любая помощь ценна. Можно просто носить чемоданы или воду, но практика показывает, что у человека всегда есть скрытые ресурсы. Во время работы люди успешно решают задачи, с которыми раньше не сталкивались. Например, по логистике или психологической помощи. Если у человека есть организаторские способности, он может быть координатором — решать, на каком этапе какие нужны люди. Чтобы заниматься логистикой, как я, надо иметь системное мышление. Аккумулировать и применять информацию. Еще всегда нужны водители — транспорта от государства не хватает. Людей перевозят на своих или арендованных машинах.
После девяти дней волонтерства я поехал к друзьям в Италию и Австрию, потому что другой возможности может не представится. На обратном пути заехал в Пшемысль еще на три дня. Когда уезжал из Польши, встретил украинскую семью, которая хотела эмигрировать в Италию. Я их связал с друзьями, и они поселились у них в доме.


Домой в Москву я возвращался автобусами два дня: Польша — Латвия — Литва — Эстония — Санкт-Петербург. В Риге столкнулся с давней подругой из Израиля, которая прилетела на концерт. Рассказал, откуда еду, и в итоге она загорелась и скоро тоже будет в Пшемысле волонтерить. В России сагитировать никого не удалось, у друзей — семьи, дети. Многие даже боятся написать что-то — сейчас за пару слов можно на семь лет сесть.
Дорога туда-обратно обошлась в 80 тысяч рублей. Сейчас можно уложиться и в 20 тысяч через Минск, Вильнюс и Варшаву. Я практически не тратил денег в Польше — проживание, перемещение и еда за счет пожертвований.
Я хотел сделать фоторепортаж о волонтерах, но не получилось. Когда ты снимаешь как журналист, то должен быть отстранен от ситуации, а я глубоко погрузился в помощь. Сейчас понимаю, что правильнее заниматься реальным делом.
Моя основная цель — найти как заработать на жизнь. С конца февраля по апрель работы не было, сейчас получаю разовые заказы на съемки, но редко. Я хочу поснимать организации, помогающие беженцам в России. И, естественно, хочу поехать в Польшу, чтобы сделать фотопроект про волонтеров. Я бы постоянно занимался волонтерством, если бы такая возможность была, но она вряд ли появится в ближайшее время.
*Meta Platforms Inc., владеющая Facebook и Instagram, признана в России экстремистской, ее деятельность на территории страны запрещена.
Фотографии: предоставлены героем материала