Сотрудники «Мемориала» «В этом и проблема — мы независимы»
28 декабря прокуратура Москвы вынесла решение о ликвидации «Международного Мемориала», который еще в 2016 году признали иностранным агентом. The Village поговорил с тремя сотрудниками «Мемориала» о том, можно ли их ликвидировать, об изменениях в работе в последние месяцы и о том, кто стоит за «Мемориалом».
Вася Старостин
работает в архивах и водит экскурсии
Иноагент — неприятная ремарка, которая не влияла на мою работу. А вот НОДовцы регулярно влияли. Когда с ними сталкиваешься впервые, страшновато. Они орут, пытаются облить зеленкой, но и к ним привыкаешь. Мы все до конца не понимаем, что значит «ликвидация» с юридической точки зрения. Наши архивы принадлежат другой организации, которая формально не связана с «Мемориалом» и не является иноагентом, поэтому они в безопасности.
Мы будем думать, что делать дальше, если формально нас уже не будет существовать. Если продолжать работу, какова вероятность, что нас не признают экстремистами? Ведь во время процесса по ликвидации нас обвиняли в оправдании нацизма. Последние месяцы я ухожу из офиса около 12 часов ночи и работаю по выходным. Мы мощно мобилизовались, в том числе потому, что поддержка извне очень чувствуется — приятно знать, что людям не все равно.
Я окончил институт восточных культур и античности в РГГУ по специальности индолог-востоковед. Еще в школьные годы я проникся темой репрессий, когда прочитал Шаламова, ходил и на «Возвращение имен». В «Мемориале» работала подруга моей мамы, им нужна была помощь со сканированием архива, а я как раз получил бакалавра и искал работу. «Если „Мемориал“, надо идти», — подумал я.
Начинал я с оцифровки архивов. Сначала чувствовал себя опустошенным из-за писем, которые часто прилагаются к делам, за которыми стоит большая боль. Потом я понял, что нужно ставить эмоциональный блок, иначе не смогу работать. Первые несколько раз читал историю человека и думал: «Мрак». А в сотый раз, читая, думал: «Ничего особенного, меня уже это совершенно не удивляет». Нехороший эффект, сейчас я стараюсь удерживаться посередине — не вовлекаться эмоционально в каждое из тысячи архивных дел, но и не становиться искусственно равнодушным.
Потом я занимался школьным конкурсом: дети присылали нам истории репрессий в своих семьях и небольших населенных пунктах. В 2018 году я работал координатором волонтеров, но быстро выгорел. Тяжело общаться с большим количеством людей, к тому же я параллельно учился в магистратуре, не хватало сил и времени.
Сейчас я продолжаю заниматься следственными делами в Государственном архиве РФ. Пишу короткую справку про человека: год рождения, краткая биография, где работал, что делал, за что судили, когда арестован, на каком основании, какой получил срок, дальнейшая судьба. Поколение людей, проходивших по этим делам, — потерянное. По официальному делу сложно понять что-то о личности человека, а личные письма и жалобы интересны, потому что видишь, как жили люди, как мыслили.
Чтобы прочитать целиком, купите подписку. Она открывает сразу три издания
месяц
год
Подписка предоставлена Redefine.media. Её можно оплатить российской или иностранной картой. Продлевается автоматически. Вы сможете отписаться в любой момент.
На связи The Village, это платный журнал. Чтобы читать нас, нужна подписка. Купите её, чтобы мы продолжали рассказывать вам эксклюзивные истории. Это не дороже, чем сходить в барбершоп.
The Village — это журнал о городах и жизни вопреки: про искусство, уличную политику, преодоление, травмы, протесты, панк и смелость оставаться собой. Получайте регулярные дайджесты The Village по событиям в Москве, Петербурге, Тбилиси, Ереване, Белграде, Стамбуле и других городах. Читайте наши репортажи, расследования и эксклюзивные свидетельства. Мир — есть все, что имеет место. Мы остаемся в нем с вами.
