Философы Артемий Магун и Оксана Тимофеева — о гиперсексуализации россиян А также о том, почему на Западе распространяется асексуальность и могут ли полиаморные союзы стать семьями будущего

Гиперсексуализация общества

— Давайте определимся, что именно мы будем понимать под сексом, — вероятно, не половой акт как таковой? «Что делать с сексом» — это вопрос про что и к кому?

Оксана Тимофеева: Вопрос обращен ко всему обществу. Если же речь идет о философии, которая имеет дело не с практикой, а скорее с теорией (по крайней мере, сейчас), то корректнее говорить о сексуальности. Секс — это то, чем занимаются люди и другие животные. А вот сексуальность — это определенный дискурс. 

Артемий Магун: Не знаю, уместно ли говорить про дискурс, то есть речевые практики. Сексуальность — это культурный феномен, при котором мы имеем дело не только с половыми актами, но и со всем комплексом их восприятия, их означивания в культуре. 

Оксана Тимофеева: И культура — это во многом про слова. Большинство наших сексуальных практик сопровождается словоблудием. Для них необходимо посредничество речи, языковые ритаулы. Нам нужна какая-то амбивалентность, которая создается энергией слова. Мы же не можем просто так вдруг раз — и заняться сексом.

— То есть суть в том, что людям нужна прелюдия?

Оксана Тимофеева: Да, и часто она носит вербально-ритуальный характер.

Артемий Магун: И потом, культурой задано, какие именно объекты будут вызывать влечение, — это очень важно. Принципиальное отличие от животных в том, что человек может сексуально возбудиться от вида консервной банки, а от вида голой женщины или мужчины — наоборот, не возбудиться. Потому что все эти вещи культурно опосредованы.

Оксана Тимофеева: И не только культурно — экономически тоже. Ты упомянул консервную банку — у меня еще один пример. В 90-е россиянин мог возбудиться, увидев кусочек колбаски, а сейчас —пармезан или, тем более, нежный камамбер.

А еще есть политический фактор. Например, сейчас в России все, что связано с сексуальностью, получает особую прибавочную стоимость. Ценность сексуальности невероятно возрастает — и дискурсивная, и либидинальная — за счет усиления инстанции запрета. Чем больше нам запрещают, тем больше нам хочется. Так у всех людей — и у детей, и у взрослых. Можно сказать, политическая ситуация в России такова, что она создает повышенное эротическое напряжение. Мы перевозбуждены. 

Артемий Магун: Об этом много писали — можно привести в пример недавнюю книгу Валери Сперлинг («Sex, Politics and Putin: Political Legitimacy in Russia». — Прим. ред.). В России, по сравнению с другими странами, очень сексуализированная культура: опять же не в смысле обилия половых актов, а в смысле некоего прибавочного означивания, когда сексуальность приобретают далекие от нее предметы, — в частности, политика. Примеров очень много. Образ нашего президента весьма сексуализирован, и другие политики не отстают: взять, например, прокурора Крыма Наталью Поклонскую.

Оксана Тимофеева: Еще стоит вспомнить нового детского омбудсмена — двусмысленный, амбивалентный персонаж.