Семьи репрессированных из Свердловска — о судьбе и арестах Монологи из книги «Большой террор в частных историях»
На плитах екатеринбургского Мемориала в память о жертвах политических репрессий на 12-м километре Московского тракта значатся имена 18 475 человек — всех расстреляли в Свердловске в 1937 и 1938 годах, в годы Большого террора. О большинстве погибших не известно ничего, но живы родственники, готовые рассказать страшную историю семьи.
Чтобы имена обреченных погибнуть не канули в забвение, Музей истории Екатеринбурга готовит сборник из 100 интервью с близкими репрессированных уральцев. Для издания книги «Большой террор в частных историях» необходимо собрать 250 тысяч рублей. В поддержку краудфандинговой кампании The Village публикует три истории из будущего сборника.
Сталинские репрессии, развернувшиеся в Советском Союзе с конца 20-х до начала 50-х годов, считают самыми масштабными за всю российскую историю. Пик арестов пришелся на 1937-1938 годы — период Большого террора. В эти годы в стране казнили около 700 тысяч человек, больше 20 тысяч — на Урале. Людей разлучали с семьями, пытали, объявляли врагами народа, расстреливали, отправляли в лагеря, тюрьмы и спецпоселения. Музея истории Екатеринбурга начал активно исследовать эту историю около года назад, когда мемориальный комплекс на 12-м километре вошел в его состав.
Текст: Ксения Волянская
Текст: Юрий Марченков
Эльвира Валентиновна Алиева
дочь репрессированного Валентина Ивановича Жганьяра
Долгое время я не знала, кем был отец, что это за фамилия такая — Жганьяр. Кто-то говорил, что немецкая, кто-то — венгерская. Записывали отца немцем. Отца звали Эмиль Валентин, он родился 28 мая 1907 года в Риге. У него были братья: старший, Артур, родился в Одессе, и тоже был репрессирован, Франц Вильгельм родился в Риге, сестра — Гертруда Ольга Мария.
У отца были волосы темно-каштанового цвета, а в детстве был рыженький, его Рыжиком все звали, был шумный, любознательный, везде лез. На одной руке у него не было двух пальцев — где-то нашли гранату, ему пальцы оторвало взрывом. Он заикался. Бабушка рассказывала из его детства историю: подошел к нему мужчина и что-то спросил, заикаясь, а папа стал ему отвечать и тоже заикается. Тот решил, что мальчик его передразнивает, погнался за ним. Отец долго заикался, потом ему кто-то сказал, что надо петь, и он начал петь. Уже взрослым, несмотря на отсутствие двух пальцев, он хорошо играл на скрипке, пианино, аккордеоне. Был он энергичный, шумный, веселый.
У них был ленинский субботник. Мусор они складывали недалеко от гаража, и потом его сжигали. И вот на отца пришел донос, что он сжег гараж. А гараж был цел. Написал один из папиных друзей — его арестовали и заставили
Когда папу арестовали — 28 февраля 1938 года, и увезли в Свердловск, мне было 9 месяцев, а в июле его уже расстреляли. Узнала я об этом недавно, несколько лет тому назад, когда нам выдали документы. Он работал тогда в Березовском, на шахте. У них был ленинский субботник — это мне мама рассказывала. Мусор они складывали недалеко от гаража, и потом его сжигали. И вот на отца пришел донос, что он сжег гараж. А гараж был цел. Написал один из папиных друзей — его арестовали и заставили, это понятно. В его следственном деле написано, что папа был арестован «как участник шпионско-диверсионной организации, существующей в Березовском районе и созданной немецкой разведкой. Совершил поджог гаража рудоуправления». Все обвинения признал.
Когда папу арестовали, приехала бабушка, его мама. И по-своему меня в бане крестила. Мама меня все хотела перекрестить, а дед не давал. Так я и осталась «ма́канная». Потом она приехала, когда мне было 8 лет. Я ее испугалась — волосы совершенно белые, в черном платье, маленькая, худенькая. Вся белая — ну представьте, три сына — двоих расстреляли, одного арестовали, и он пропал. Соседка мне говорит: «Чего ты боишься? Это твоя бабушка, твоего папы мама». И я ее спрашиваю: «А где папа мой?» Когда я маму спрашивала, она мне говорила, что папа уехал на дальний Восток, это очень-очень далеко. И я у бабушки спрашиваю: «А где мой папа, еще не приехал?» Она спрашивает: «Вы ей ничего не говорили?» — «Нет». И тогда она говорит: «Твой папа на небесах». — «А что он там делает?» — «Его забрал к себе Господь, он сюда не вернется». Она как раз ездила и узнала, что в живых его нет, в НКВД ей сказали: «Ну, люди смертны». Но я все равно его ждала. Думала: вот папка откликнется, и я к нему поеду на Дальний Восток.
Чтобы прочитать целиком, купите подписку. Она открывает сразу три издания
месяц
год
Подписка предоставлена Redefine.media. Её можно оплатить российской или иностранной картой. Продлевается автоматически. Вы сможете отписаться в любой момент.
На связи The Village, это платный журнал. Чтобы читать нас, нужна подписка. Купите её, чтобы мы продолжали рассказывать вам эксклюзивные истории. Это не дороже, чем сходить в барбершоп.
The Village — это журнал о городах и жизни вопреки: про искусство, уличную политику, преодоление, травмы, протесты, панк и смелость оставаться собой. Получайте регулярные дайджесты The Village по событиям в Москве, Петербурге, Тбилиси, Ереване, Белграде, Стамбуле и других городах. Читайте наши репортажи, расследования и эксклюзивные свидетельства. Мир — есть все, что имеет место. Мы остаемся в нем с вами.