Мунк в Москве: Не только «Крик» Куратор первой за 40 лет большой российской выставки художника считает, что его нельзя считать автором одной картины

«Крик», который Мунк в разных версиях рисовал с 1890-х до 1910-х годов, действительно всегда приходился ко времени. Образ из картины использовался во времена Первой мировой войны, в романе Филипа К. Дика «Мечтают ли андроиды об электроовцах?», написанном в разгар холодной войны, в пиктограмме министерства энергетики США, обозначающей радиоактивные отходы, даже оппозицией в парламенте Великобритании, которая голосовала за то, чтобы остаться в Евросоюзе. «В „Крике“ можно увидеть не до конца объяснимое предчувствие каких-то катастроф, вот этого ужаса, беспомощности, расчеловечивания, которое придет в XX веке», — говорит Карпова.

Несмотря на то, что «Крик» — одна из самых узнаваемых картин в мире (впереди, пожалуй, только «Мона Лиза») и одно из четырех произведений искусства, на основе которых сделали эмодзи, пастельная версия картины 1893 года — не единственное, ради чего стоит сходить в Третьяковку. Карпова объясняет, что целью выставки было показать связи Мунка с русским искусством — за это отвечают, например, представленные на выставке книги любимого писателя художника — Достоевского. Но главное — показать, что художник не был автором одной картины. «„Крик“ заслоняет собой все остальное творчество и даже личность самого Мунка: многие знают „Крик“, но не знают, кто его создал. Это совершенно несправедливо и обидно», — говорит Карпова.

Выставка выстроена в хронологическом порядке. Первый зал — тут главное не запутаться, выставка начинается на третьем этаже, а заканчивается на втором — с ранними графическими работами, среди которых есть и наброски будущих шедевров — того же «Крика». Второй зал, самый большой, посвящен циклу «Фриз жизни» — самой масштабной и главной серии работ Мунка. Сюда вошел и «Крик», и «Поцелуй», и «Танец жизни», и «Вампир» и другие известные работы художника — о жизни, любви и, во многом, смерти.

«Мунк очень человечен. Он хотел вывести искусство из буржуазных гостиных, был противником живописи, которая просто украшает собой стены. Иронизировал над французскими художниками, которые все пишут яблоки — это было камнем в огород Сезанна в том числе», — добавляет Карпова.

В третьем зале — те самые книги Достоевского и, неожиданно, фотографии Мунка. Художник увлекался фотографией всю жизнь и много снимал самого себя — в этом можно увидеть предтечу селфи, да и в принципе уловить связь художника с современностью: в том, с какой иронией он смотрит на себя, в его повторяющихся мотивах и театральности.

Четвертый зал — с поздними работами: автопортретами и даже пейзажами, которые в молодости художник не особенно любил. Куратор выставки Татьяна Карпова настаивает на том, что пропускать его нельзя ни в коем случае. По ее словам, даже в музее Мунка, из собраний которого и была составлена выставка, начали работать с поздним творчеством художника только «в последние восемь лет».

«Все считали, что самое ценное у Мунка — это период символизма и экспрессионизма, предтечи этого направления в европейском искусства. Но нельзя сказать, что его творческий напор угасает в 1910-е и 1920-е годы. На выставке есть его автопортрет „Между часами и кроватью“ 1943 года, то есть написанный за год до его смерти, но мы не можем сказать, что это угасшее, вялое и выдохшееся творчество», — сказала куратор.

Да, Мунк часто обращался к смерти. И обилие мрачных сюжетов, выполненных в не менее мрачных тонах — охра, синий, зеленый, бледно-желтый — действительно может произвести депрессивное впечатление, но Карпова говорит, что его творчество — это все равно прорыв к свету: сквозь алкоголизм, войны, смерти, болезни и отсутствие признания. На одном из своих автопортретов, сделанных на фотоаппарат, Мунк, полностью голый, размахивает шпагой, «атакуя мрак вокруг себя».

«Он очень мужественно преодолел свои мании и зависимости, и в итоге вышел к свету», — говорит Карпова. — «Так что я не вижу в этой выставке поводов для пессимизма. Скорее наоборот».

фотографии: Государственная Третьяковская галерея