«Дорогие товарищи!»: Античная трагедия Андрея Кончаловского о Новочеркасском расстреле С 12 ноября — в кино

1 июня 1962 года. Накануне газеты объявили о повышение цен на мясо и масло почти на треть — хрущевское освоение целины провалилось, и страна снова чуть ли не оказывается на пороге голода. Об этом, разумеется, знает сотрудница Новочеркасского горкома КПСС Людмила Семина (Юлия Высоцкая), которая, просыпаясь в постели у любовника (первого секретаря того же горкома) и причитая о том, что «при Сталине только снижали», собирается в гастроном за положенным ей спецзаказом — давка же начнется. Семиной, как замечает любовник, и правда не на что жаловаться: помимо пайка (колбаса, сыр, сигареты «Тройка», конфеты «Мишка на Севере» и даже венгерский ликер из-под полы) и хорошей должности, у нее есть большая квартира, дочка-тинейджер Светка (Юлия Бурова) и даже живой дед-казак (Сергей Эрлиш). Рутинное собрание в горкоме прерывается ревом заводской сирены — как выясняется, рабочие организовали митинг из-за повышения цен в расположенном на окраине Новочеркасска НЭВЗ (Новочеркасский электровозостроительный завод).

И их недовольство как раз можно понять — пару месяцев назад им снизили зарплату, завод чуть ли не на треть укомплектован бывшими заключенными, за аренду комнаты даже в бараке приходится отдавать до половины зарплаты. Генсек Хрущев уже в курсе ситуации; в Новочеркасск послана правительственная комиссия во главе с зампредом Совета министров и старым большевиком Анастасом Микояном и членом президиума Фролом Козловым. К вечеру митингующих разгоняют, но по городу проносится слух, что на следующий день рабочие — не только с НЭВЗ — выйдут на улицу снова и отправятся прямиком к зданию горкома. В том числе, к удивлению Людмилы, ее дочь. В город стягивают войска. На следующий день, когда над толпой с транспарантами и портретами Ленина начнут свистеть пули, а ошарашенная Семина в отчаянной надежде найти дочь побежит в морг, про Сталина, который расстрелял бы всех этих пьяниц и провокаторов, вспоминать будет уже неловко.

Новочеркасский расстрел, при котором погибло 24 человека, — не самая известная история борьбы советского государства с собственными (ну, или не совсем — как в случае со странами советского блока) гражданами. В отличие от антиправительственных митингов в Венгрии 1956 года и в Праге 1968-го, как и не самых масштабных акций московских диссидентов. Но это постепенно меняется — несколько лет назад на Первом канале вышел три года пролежавший на полке сериал «Однажды в Ростове», частично посвященный событиям в южном городе, про них регулярно пишут в медиа, есть несколько книжек и документальных фильмов.

Кончаловский рассказывает, что размышлял о Новочеркасске с 90-х, но отправной точкой для начала работы над фильмом послужила итальянская постановка «Эдипа в Колоне», где Высоцкая, родившаяся в Новочеркасске через 11 лет после июньских событий 1962 года, играла Антигону. Поэтому, вероятно, режиссер, расправившись с исторической частью, напоминающей то нуар, то процедурал, то любой другой фильм о беспорядках — допустим, «Детройт» Кэтрин Бигелоу, — переходит к античной трагедии героини Высоцкой, которая пытается найти свою то ли погибшую, то ли живую дочь. «Я снимал не критику, а трагедию», — говорит Кончаловский, когда его спрашивают, как он относится к контексту — допустим, белорусскому — вокруг фильма.

Первая половина фильма выполнена не без блеска: визуально фильм, как и «Рай», сделан в стиле итальянских неореалистов — и глаз от этих безукоризненных черно-белых кадров не оторвать. Хотя зануды найдут к чему придраться: скажем, плакат «Хрущева на колбасу!» несли не в толпе, а повесили на остановленный рабочими поезд Саратов — Ростов-на-Дону; чиновники сбегали из здания горкома не по пожарной лестнице, а через черный ход (хотя один из кагэбэшников и спускался по трубе); танцев на следующий день после расстрела на площади не было; угрожать сдачей членского билета, как подметил Михаил Трофименков, секретарь обкома никому не мог («„Членские билеты“ — это, извините, у членов Союза кинематографистов или писателей. В советскую эпоху страшной угрозой было „Партбилет на стол положишь!“»). Да и дед-казак, даже в 60-е, вряд ли будет хранить икону Казанской Божией Матери в белоэмигрантской газете «Часовой» — откуда она у него возьмется? Но в остальном все близко к правде, даже в самых чудовищных деталях — кровь с асфальта действительно не отмывалась, и его пришлось перекладывать; трупы расстрелянных действительно хоронили где попало в Ростовской области; население действительно запугали — да так, что горожане до сих пор, спустя полвека, рассказывают об истории неохотно.

Но Кончаловского, сына Сергея Михалкова, автора в числе прочего советского (и нынешнего российского) гимна, звучащего в первые секунды фильма, понятно, больше интересует история выдуманной чиновницы Семиной. Ветеран войны, сталинистка и привилегированная советская чиновница, которая буквально за несколько часов теряет все свои жизненные ориентиры — это понятная ему героиня. «А если в коммунизм не верить, то во что верить? Взорвать тогда все», — говорит Семина ближе к концу. Она еще не знает, что через 30 лет все действительно взорвут — руками таких же, как она, правоверных коммунистов.