Кирилл Бледный — об обвинениях в гомофобии, попсовости «Пошлой Молли» и ностальгии по нулевым «В идеальном мире я выступаю на сцене, а в жизни меня никто не узнает»

«Пошлая Молли» не могла не стать популярной. Кирилл Тимошенко (Бледный — потому что, будучи подростком, неудачно накурился), вырос в семье с отцом-басистом, он так и говорил родителям: «Выпущу альбом и стану рок-звездой».
Вышедший в начале 2017 года альбом «10 способов как бросить дрочить» — гремучая смесь рэпа «новой» школы, синтезаторного дэнс-панка и подростковых, как в комиксах, текстов — это один из самых популярных альбомов десятых. С тех пор Бледный живет в режиме нон-стоп, как и поется в его самом большом хите (переделке старой песни группы «Рефлекс») — туры, клипы, новые альбомы.
И сопутствующие проблемы. В феврале 2018 года он написал у себя в инстаграме: «Ненавижу геев. Их ваще не должно быть нигде и никогда». На последовавшие после этого обвинения в гомофобии он отшутился заявлением, что он сам гей. А после выхода мини-альбома «Paycheck» в 2020 году (спустя почти два года после предыдущего), признался, что его запись затянулась из-за проблем с алкоголем. («У меня проблемы с алкоголем уже три года. Поэтому я решил завязать навсегда», — рассказал он The Village.)
«Я даже представить себе не мог, что есть люди, которые больше, чем я, следят за тем, что я говорю, — говорит Бледный, живущий сейчас между родительским домом и Киевом. — Но, конечно, я не гомофоб».
Популярность сильно ударила по нему — в идеальном мире, говорит музыкант, «я выступаю на сцене, а потом, в повседневной жизни, меня никто не узнает, живу как обычный человек».
Запланированный на весну тур в поддержку «Paycheck» из-за коронавируса перенесли на осень — к этому моменту Бледный планирует «успеть выпустить два или один сингл с клипом — об альбоме уже буду думать после тура». Хотя некоторые наработки к нему уже есть. Мы поговорили с Кириллом о ностальгии, популярности, скандалах, подражателях и новых записях.
Текст
Лев Левченко
«Попсу можно сделать очень интересной»
— У тебя в песнях ассоциативный ряд, как у подростка из нулевых: фильм «Звонок», «Американский пирог», Муз-ТВ. Ты какими-то детскими воспоминаниями подпитываешься, когда это пишешь?
— Да, абсолютно все, что в моей музыке есть, все мелодии и прочее — это воспоминания из детства, ты правильно понял. Именно этим и питаюсь.
— А почему так получилось?
— Мне кажется, у всех так. Я даже не задумывался об этом.
— Предположу: детские воспоминания же самые сильные. Когда слышишь какую-то мазафаку по телевизору впервые, ты такой: «Блин, ну да, когда я вырасту, я хочу играть это».
— Вот именно примерно так и было. Я как будто бы осуществляю свои детские мечты. В принципе, хочется вернуться в детство, это невозможно. Но частично это получается через музыку.
— Я так понял, ты прямо сильно увлекся именно сонграйтингом как процессом. То есть начал следить за структурой и так далее.
— Я сейчас изучаю музыку, то есть хочу добиться какого-то фирменного звучания. Для меня это важно. То есть даже хитовость песни стоит не на первом плане. На первом плане все-таки стоит звук. Мне это очень интересно.
— Ну все, скоро накупишь синтезаторов, гитар, всего остального и выпустишь концептуальный проговый альбом на полтора часа.
— Мы так и пишем альбом. Чисто экспериментируем. У нас может месяц уйти на то, чтобы выбрать бас какой-нибудь. Мы очень сильно запариваемся по поводу саунда.
— Я так понял, у тебя группа уже какая-то собралась, более-менее постоянная.
— Уже 100 % постоянная.
— Расскажи, что это за люди.
— Дима Гончаренко, бас-гитарист, он играл относительно с самого начала со мной. Паша Холодянский, барабанщик, он играл с Димой, у них была кавер-группа, они выступали в кабаках, зарабатывали деньги и на корпоративах. И Паша в молодости тоже играл панк-рок, ему уже 30 лет, и ему было вообще по кайфу присоединиться. А мне по кайфу было, потому что Паша один из лучших барабанщиков в Украине. Потом постоянно у нас гитарист менялся, ничто не подходило, как-то мы не сходились. И я потом нашел Костю, мы с ним начали сводить трек «Вечеринка с бассейном». Ну, дистанционно, мне его посоветовали знакомые люди. А он в это время в «Стрыкало» играл, и тут оказывается, что «Стрыкало» распадаются, и я такой: «Опа»! Ну я, конечно, расстроился, когда они распались, но в то же время и обрадовался, потому что нужно было Костяна забрать. Костян говорит, да, погнали, и мы начали работать. И потом по итогу оказалось, что мы прямо как будто бы созданы друг для друга.
— Вы собираетесь, репетируете, все такое?
— На самом деле репаем мы редко. Мы только новый материал обкатываем и старый. Это у нас три или четыре репетиции может быть перед туром. И дальше уже как бы весь материал репетируется уже на концертах.
— Не думал все-таки пойти получать образование или что-то в таком духе. или все уже, музыка твое все?
— Я уверен, что я буду музыкой зарабатывать. Если даже закончатся концерты, я вполне могу зарабатывать: либо другой проект могу создать, либо продавать свою музыку, хотя пока я еще не хочу этого делать. Ну то есть способов очень много, я ничем другим не собираюсь заниматься.
— Потому что да, без концертов, я думаю, у вас значительно доход упал, как у всех.
— Не знаю, у меня все в порядке, у меня с продаж капает. У пацанов, конечно, подупал. Вообще, мы же первый альбом не продали ни на какой лейбл. Я за него мог бы получить очень кругленькую сумму, но вот так.

— Ого, то есть до сих пор со стримингов тебе ничего от него нет?
— Нет, уже когда хайп этого альбома ушел, мы потом его все-таки додумались залить на Warner, и стриминги оттуда идут. Достримливаем, короче.
— Знаю, что ты дружишь с Женей Мильковским, причем довольно давно. Ты вообще чувствуешь себя частью вот этой новой украинской сцены, которая началась как раз с «Нервов», со Стрыкало и продолжается, наверное, вами, или нет?
— Украинской сцены… Я больше чувствую себя частью российской сцены. Потому что, как ни странно, сложилось так, что все-таки у нас больше слушателей из России. СМИ больше поддерживают именно в России, в Украине нас СМИ вообще не поддерживают, чтобы ты понимал. То есть никаких упоминаний, никаких предложений вообще.
— Просто это же давняя история. Что именно украинская поп-музыка выстреливает у нас.
— Это было в какое-то время, по-моему, с 2010 года. Дорн, «Стрыкало», «Грибы», Quest Pistols и прочее. Макс Барских, много чего было. Сейчас уже не так. Сейчас у вас в России местные артисты развиваются, задают тон, сам понимаешь.
— Просто мне интересно именно про то, что в плане звука мне кажется, что вы продолжаете традицию, которую Мильковский начал.
— Скорее нет. Я не знаю, где ты связь нашел. Может быть, я не замечаю. Конечно, музыка «Нервов» на меня оказала влияние. Потому что я в подростковом возрасте слушал «Нервы», это однозначно. Но сам я сходства не вижу.
— При этом вы же сами в какой-то момент стали страшно влиятельными именно в плане звука. Который не то чтобы копируют, я не люблю это слово, но так или иначе сложно себе представить «Кис-Кис» или «Мукку», или «Френдзону» без «Пошлой Молли».
— Мне приятно, если эти ребята действительно вдохновлялись моей музыкой. Я только за. Я же тоже чей-то вдохновляюсь. Все люди друг другом вдохновляются, так и должно быть. Нет же человека, который просто с нуля все придумал, это невозможно.
— Ты еще говорил, что любишь и хочешь писать попсу.
— В будущем будет откровенная попса — это 100 %.
— Ну да, там уже по фиту с Катей Кищук было понятно, что тебе интересно такой звук делать.
— Будет еще попсовее. Но я считаю, что попсу можно сделать очень интересной. Это не будет проходняком каким-то. Странно, почему люди воспринимают попсу как что-то плохое. Что, люди пишут попсу только для того, чтобы заработать денег, то есть другой цели не может быть? Как будто бы если человек уходит в попсу, то он деградирует.
— Да, это же наоборот, потому что написать хорошую поп-песню — это гораздо сложнее, чем записать хардкор какой-нибудь.
— Намного сложнее. Сделать этот простой мотив, который будет запоминаться, играть в голове. Еще одна причина, почему мне нравится, что я ухожу в сторону поп-музыки. Потому что рано или поздно ты все-таки начинаешь увлекаться именно звучанием, саундом. Я хочу слышать глубину всех инструментов. А когда там стоит стена из гитар и тарелок, то эта глубина пропадает, превращается в какую-то кашу музыка. Поэтому чем меньше компонентов, тем это проще сделать, наверное, так.
«Сейчас я уже привык к тому, что постоянно перемещаюсь»
— Ты в Киеве сейчас живешь?
— Временно в Киеве. Как только открываются границы, я сразу же валю в Москву, буду жить в Москве.
— А ты до этого уже жил в Москве или нет?
— Нет, я до этого в Питере только жил.
— А, в Питере даже, вау, а где?
— Как же называется улица… это прямо вообще самый центр. По-моему, это была Большая Конюшенная. Там еще какая-то музыкальная… я потом, короче, скину.
В Питере круто, мне понравилось. Но я там чуть пожил, хотел попробовать потом после этого немножко в Киеве пожить — мне тоже понравилось, сейчас хочу попробовать в Москве.
— Понятно. То есть ты просто по съемным квартирам мотаешься? Не тяжело, учитывая постоянный образ жизни: когда ты в туре, и так теряется ощущение дома и все остальное, а тут еще разные города.
— Поначалу это было очень сложно. Меня это угнетало. А сейчас я уже привык к тому, что постоянно перемещаюсь и не могу на одном месте находиться. Я даже приехал в Украину, побыл в Киеве, сейчас приехал к родителям, потом собираюсь поехать в Карпаты потусить. Мне нужно постоянно перемещаться.
— В привычку, наверное, вошло.
— Да, я пират.
— А как ты воспринимаешь свою биографию до «Пошлой Молли»? У тебя есть какие-то воспоминания? Возвращался домой, например?
— Два годика назад я бы тебе сказал, что у меня было очень счастливое детство и мне все очень нравится. Но сейчас, не знаю почему, я с какой-то жутью вспоминаю все свое детство. Я вернулся недавно в свою квартиру, в которой я жил. Она уже не в том виде, что была, но что-то там все-таки осталось. И я, когда зашел туда, у меня были жуткие какие-то ассоциации. Я не знаю, с чем это связано. Очень жутко было, неприятно, и я оттуда хотел уйти. Не хочется вспоминать.
— Но при этом вроде так послушаешь — ничего особенного, у меня детство примерно такое же было.
— Ничего вообще особенного и, самое главное, ничего негативного не было. Но почему-то вспоминать об этом мне даже страшно.
«Я не готов был к этому»
— Ты почти перестал пользоваться соцсетями. расскажи почему.
— Да, я стал реже постить всякую ерунду. Я просто ленивый очень. Было бы классно что-то постить. Часто думаю о том, чтобы записать какую-то акустическую версию песни какой-то своей, выложить в инстаграм, вести тик-ток начать думаю, но, как видишь, я предпочитаю ничего не делать.
— Просто сейчас, в условиях карантина, концертов нет, музыканты, наоборот, активнее начинают пользоваться. А вы как будто мимо всей этой истории прошли.
— Блин, я очень завидую людям, которые успевают и музыку писать, и клипы придумывать, и еще делать контент для своих соцсетей. Не знаю, у меня не получается, просто не хватает на это сил.
— Я просто к чему это. До интервью я в твиттере у себя написал про то, что мне понравилось, что ты заценил группу 100gecs, наш человек, значит. А мне посыпались реплаи: нет, Бледный — гомофоб и мудак. Ты знаешь почему?
— А кто сказал, что я мудак?
— Это вот у меня пишут в соцсетях. Это все к той истории, когда ты написал, что геи — плохие, а потом сказал, что ты сам гей.
— ****, это был очень странный период в моей жизни. Не хочу вспоминать. Но, конечно, я не гомофоб. В тот момент я, честно говоря, не помню, как я мыслил. Я очень часто пишу какую-то левую дичь, точнее писал, сейчас я уже думаю над тем, что я пишу. Возможно, я просто написал, чтобы вызвать какую-то ненависть к себе. Возможно, я и правда так думал. Не знаю, как это работало, сейчас этих проблем у меня нет. Не хочу углубляться, почему это происходит, я не совсем здоровый человек, если мягко выразиться. Но сейчас я точно могу сказать, что я не гомофоб.
А ты когда звонил мне, ты уже с предвзятым был отношением ко мне, скажи честно?

— Ну, скорее, наоборот, с симпатией. Я помнил эту историю, держал ее в голове.
— Это твои друзья с предвзятым отношением.
— Да, поэтому мне об этом и хотелось на самом деле поговорить.
— Хотя я понимаю, что я сам в этом виноват, меня обижает, что меня называют гомофобом. И я не понимаю, сколько это еще будет продолжаться. Ты же просто не первый человек, который мне это говорит. Я не переобуваюсь и прочее, я реально не считаю себя гомофобом. А почему я мудак, интересно?
— Тут одно из другого произрастает, видимо. это все к вопросу о том, что в соцсетях ты начинаешь действительно выглядеть как-то странно в чужих глазах и потом не рефлексируешь этот момент.
— Я знаю, я из-за этого долго переживал. Это очень травмирующий опыт.
— Но ты при этом стал над этим рефлексировать, я так понимаю.
— Конечно. На самом деле вот именно поэтому я не хочу жить в России или в Украине, хочу уехать в дальнейшем в Лондон. Возьму с собой Лепса и поеду. В Лондоне меня никто не знает.
Я не скажу даже, что я сломался. Если бы я сломался, я бы закончил со всем этим. Просто я даже представить себе не мог, что есть люди, которые больше, чем, я следят за тем, что я говорю. Очень странно это все.
Я люблю внимание на сцене, но, знаешь, внимание на сцене — это одно, а внимание на улице — совсем другое. Я не готов был к этому, не понимал, что из этого получится. В моем идеальном мире я выступаю на сцене, а потом, в повседневной жизни, меня никто не узнает, как раньше, я живу как обычный человек.
— Вообще, твои песни они стали таким саундтреком жизни вот самого этого беззаботного поколения. Которое твоего возраста или чуть младше. И такого времени уже, может, больше не будет после всей этой истории с коронавирусом. И, наверное, твоя музыка будет восприниматься с ностальгией. Ты готов к тому, что вы станете группой, которая вызывает ассоциации с чем-то из детства?
— Не знаю, почему ты так далеко зашел. Я надеюсь, что все-таки мы вернемся к нормальной жизни. А что мешает веселиться даже во время коронавируса?
— Ну то, что нельзя видеться с другими людьми, например.
— Ну да, этого нельзя делать. Но почему самому не веселиться. Я, допустим, люблю сам веселиться.
фотографии: обложка, 1 – SBA Production, 2 – Виктория Якуменко / SBA Production