«Событие» Анни Эрно: Почему история нелегального аборта во Франции 60-х актуальна и сейчас
В 1963 году Анни Эрно, 23-летняя студентка Руанского университета, забеременела, но не захотела оставлять ребенка. В те годы во Франции прерывание беременности без медицинских показаний было запрещено, и девушке пришлось сделать подпольный аборт. Сорок лет спустя она рассказала о случившемся в книге «Событие» — впервые свою историю Эрно опубликовала в 2000 году.
В этом году книга вызвала новый интерес: французская режиссерка Одри Диван экранизировала «Событие» и получила за него «Золотого льва» в Венеции. Фильм выходит в прокат 20 января, а буквально месяц назад на русском языке вышла и сама книга — в издательстве No Kidding Press. «Мы купили права сразу на четыре книги Анни Эрно, но эта — моя самая любимая, — рассказывает Саша Шадрина, издательница No Kidding Press. — Хотя событие, описанное Эрно, произошло почти 60 лет назад, текст не просто свидетельствует о прошлом, но обладает ощущением срочности, напоминает, что отсутствие выбора — все еще реальность для женщин в разных точках мира».
Краткая история легализации абортов во Франции
Во Франции аборты объявили вне закона еще в 1810 году Уголовным кодексом Наполеона. Он устанавливал наказание как для самих женщин, так и для проводивших процедуру врачей. В 1920 году был принят новый закон, запрещавший не только аборты, но и контрацепцию. Во время Второй мировой войны правительство Виши объявило аборт «преступлением против государства» и установило смертную казнь для женщин, которые совершали его. Впоследствии наказание смягчили до тюремного заключения на срок от одного до пяти лет и штрафа в 72 тысячи франков.
Вопреки ожиданиям властей криминализация абортов не привела к снижению их числа. Согласно данным, которые приводит в книге «Сексуальность в Европе» историк Дагмар Херцог, в 60-е годы во Франции ежегодно делали около 300–400 тысяч подпольных абортов, которые нередко заканчивались смертью женщин или наносили серьезный вред их здоровью. Прерывание беременности без медицинских показаний было разрешено во Франции только в 1975 году «законом Вейль», который назвали в честь Симоны Вейль, которая руководила тогда французским министерством здравоохранения и предложила легализовать аборты.
Анна Тёмкина
профессор факультета социологии Европейского университета, содиректор программы «Гендерные исследования»
До 70-х годов аборты были криминализованы в большинстве стран Европы и в США. В этом нет ничего удивительного. В традиционалистской гендерной культуре аборт — преступление и морально осуждаемое действие. Судьбу эмбриона может определять государство, Церковь, мужчина, но не сама женщина. Ситуация начала меняться в 60-е годы благодаря второй волне феминизма, одним из основных требований которой была легализация абортов. Надо сказать, что Россия в этом отношении опережала европейские страны. В 1918 году большевики первыми в мире легализовали аборты. Их снова запретили в сталинский период, но в 1955-м запрет был окончательно снят.
Обычно в первый год после криминализации абортов их число уменьшается. Но со временем женщины приспосабливаются к новой ситуации и начинают искать различные способы избавиться от плода, в том числе прибегая к услугам врачей, работающих нелегально. Примечательно, что в 50-е годы в СССР сторонники легализации абортов говорили не о борьбе за права женщин (главном тезисе западного феминистского движения), а о том, что в результате таких подпольных процедур сильно возрастает женская смертность.
Сейчас по всему миру мы наблюдаем так называемый консервативный поворот: низовые движения противников однополых браков, абортов и сексуального образования в школах. Этот поворот стал реакцией на экономический кризис, а также на те успехи, которых удалось добиться феминистскому движению и движениям за права меньшинств. В России консервативная волна идет не снизу, а сверху: государство регулярно посылает сигналы о традиционных ценностях, традиционном предназначении мужчин и женщин и том, что женщины должны рожать больше детей. Не исключено, что в ближайшее время это может привести к ужесточению абортного законодательства.
Во Франции практика подпольных абортов ушла в прошлое, но автобиографическая героиня «События» уверена, что это не повод забыть о случившемся: «Парадокс справедливого закона почти всегда состоит в том, что бывших жертв заставляют молчать, ведь „все уже позади“, и в результате молчание по-прежнему скрывает правду». Она решает реконструировать произошедшее с ней в начале 60-х, опираясь на свой дневник и записную книжку тех лет. Авторка сравнивает эту затею с исследованием, но ее интересуют не столько голые факты, сколько сами ощущения, испытанные 40 лет назад: «Я буду стараться вжиться в каждый образ, пока не начну физически ощущать „воссоединение“ с ним и пока не появятся слова, о которых я смогу сказать: это мое».
В «Событии» переплетаются две истории и две перспективы: студентки, в начале 60-х годов ищущей возможность сделать аборт, и писательницы, спустя несколько десятилетий размышляющей о своем опыте и о том, какие способы его осмысления может предложить литературное письмо.
Один из самых поразительных моментов книги — это сцена в женском общежитии в ночь, когда у героини произошел искусственно вызванный выкидыш. Рассказ о посещении дежурного врача, который обращается с девушкой так, словно перед ним преступница («Зачем ты это сделала? Как ты это сделала? Отвечай!»), внезапно прерывается ремаркой писательницы:
«Я только что обнаружила среди бумаг эту сцену, уже записанную несколько месяцев назад. Я вижу, что тогда использовала точно эти же слова — „он действительно может бросить меня умирать“, и так далее. <…> Я не могу описать это другими словами, та реальность намертво связана с этими образами и не оставляет места другим. Наверное, это доказательство того, что я действительно прожила это событие именно так».
Рассказывая о другой своей книге, «Годы», Эрно заметила: «Когда я думаю о своей жизни, начиная с детства и заканчивая сегодняшним днем, то не могу отделить свою историю от того мира, в котором я жила. Моя история переплетена с историей моего поколения и с тем, что происходило с нами». «Событие» — это не портрет поколения, и все же социальный и политический контекст играет важную роль в книге. Ее героиня родилась в семье рабочих и мелких торговцев и сумела поступить в университет, избежав места на фабрике или за прилавком: «Но ни университет, ни филологический факультет не смогли спасти меня от неизменной ловушки бедности, символом которой наряду с алкоголиками была беременная девушка». Пытаясь найти способ прервать беременность, она снова и снова натыкается на невидимые социальные границы и табу: знакомые игнорируют эту тему и избегают самого слова «аборт», а врачи стремятся побыстрее выпроводить студентку без денег и связей.
Елена Здравомыслова
профессор факультета социологии Европейского университета, содиректор программы «Гендерные исследования»
Согласно данным Института Гуттмахера (США), количество абортов в странах, где они запрещены, и в странах, где они легализованы, существенно не отличается: 37 абортов на тысячу человек в первом случае и 34 аборта на тысячу человек во втором. Это показывает, что современная контрацептивная культура делает возможным контроль репродуктивного поведения.
Но существуют женщины, которые попадают в ловушку нежелательной беременности. Чаще всего это представительницы неблагополучных социальных групп и молодые женщины, только вступающие в половую жизнь. И именно они сильнее всего страдают от криминализации абортов. Возьмем в качестве примера Польшу, где аборт возможен лишь по медицинским показаниям и в том случае, если беременность стала результатом уголовно наказуемого насилия. Что делают в такой жесткой ситуации состоятельные люди, желающие прервать беременность? Они отправляются в соседние страны Евросоюза и платят местным врачам. Те, кто лишен такой возможности, вынужден прерывать беременность самостоятельно или пользоваться услугами подпольных акушеров.
Женщины часто идут на аборт вынужденно — их выбор трудно назвать свободным. Возможно, у них нет надежного партнера; возможно, свою роль играет экономический фактор. Вдобавок ко всему государство объявляет их преступницами, а заодно и тех врачей, которые согласились помочь им. Законодательство отдает предпочтение еще не рожденному существу перед живым человеком, которому предстоит на протяжении 15–20 лет нести ответственность за это существо. Криминализация абортов — это крайне жестокая и негуманная принудительная мера, которая ограничивает права женщин, а не помогает им решать проблемы, которыми насыщена современная жизнь.
Эрно демонстрирует, как проявляется дискриминирующий эффект закона: женщина, самостоятельно решившая прервать беременность, превращается в маргиналку и преступницу, бросившую вызов нравственным устоям общества. Даже знакомый героини, член организации «Планирование семьи», которая добивалась разрешения контрацепции, отказывается одолжить девушке денег на аборт, ссылаясь на нормы морали. Впрочем, это не мешают ему домогаться девушки: «Я не считала, что Жан Т. меня презирает. Просто для него я перешла из категории девушек, про которых не знаешь, согласны ли они переспать, в категорию девушек, которые точно с кем-то переспали».
Героине соглашается помочь некто Л. Б. — женщина, сама сделавшая подпольный аборт несколько лет назад. Она дает девушке адрес санитарки, практикующей аборты на дому, и одалживает необходимую сумму. Но даже с Л. Б., с которой ее связывает общий опыт, героиня не может быть до конца откровенна — стигма аборта и здесь дает знать о себе. Когда Л. Б. навещает героиню в больнице, они сравнивают свои истории абортов и со смехом вспоминают произошедшее, но этот смех не освобождает от пережитого страха, а лишь помогает спрятать его: «Им понравился мой рассказ — в нем не было ни одной из тех деталей, которые я потом вспоминала без конца».
Возможно, именно поэтому Анни Эрно решила написать другой, подлинный рассказ о событии начала 60-х. Она облекла в слова свой опыт — уникальный, но одновременно объединяющий ее с миллионами других женщин во Франции и по всему миру, также столкнувшихся с репродуктивным насилием:
«Я искупила единственную вину, которую испытывала в связи с этим событием: вину, что я пережила его и ничего с ним не сделала. Словно у меня был дар, а растратила его впустую. Потому что кроме всех социально-психологических причин того, через что я прошла, есть еще одна, и в ней я уверена больше всего: это произошло со мной, чтобы я об этом рассказала. И, возможно, именно в этом истинный смысл моей жизни: чтобы мое тело, мои чувства и мои мысли стали текстом, то есть чем-то понятным и общим; чтобы мое существование полностью растворилось в головах и судьбах других».
Спасибо Ксении Петровой за помощь в подготовке материала.
Обложка: no-kidding
