Автор «Постлюбви» — о семье будущего и телах, изношенных политикой Интервью с Виктором Вилисовым

Автор «Постлюбви» — о семье будущего и телах, изношенных политикой

«Люди объясняются в любви, но сама любовь остается без объяснения», — говорится в начале книги «Постлюбовь. Будущее человеческих интимностей». Это 460-страничное введение в современную квир-мысль, выпущенное издательством АСТ в мае этого года и ставшее бестселлером. Автор «Постлюбви» Виктор Вилисов за последние несколько лет сменил несколько профессиональных идентичностей — от театрального критика до AR-художника и нонфикшен-автора, который написал несколько статей о теории *****. Одним из импульсов для написания книги о любви стало то, что обнаружил себя в абьюзивных отношениях в качестве автора насилия и решил избавиться от этого паттерна.

По просьбе The Village журналист Олег Циплаков поговорил с Вилисовым о риторической магии его книги и том, почему она до сих пор не забанена властями, привычности насилия и антивоенном искусстве, вынужденной эмиграции и призыве «остаться со смутой».

— Когда я питчил интервью с тобой другому медиа, меня спросили, эксперт ли ты, и я не нашел, что ответить. Тебя ведь постоянно упрекают в непрофессионализме: так было после выхода книжки и про современный театр, и про современную любовь.

— Ну да, в области знаний и вообще культуры до сих пор по инерции существует такая дихотомия, что есть эксперты и профессионалы, а есть дилетанты и любители, и последних нельзя подпускать к профессиональной сфере и тем более производству знаний. Это смешная позиция, которая игнорирует все, что произошло со способами обмена информацией и условиями труда людей за последние 100 лет, особенно в нашей так называемой гуманитарной сфере. Понятно, что экспертность — это такой маячок, помогающий ориентироваться в мире, но мы из повседневного опыта, доступного всем (особенно в России), видим, что позиция эксперта или профессионала не гарантирует ничего, человек может 20 лет быть доцентом, пройти весь традиционный путь образования и профподготовки и остаться идиотом. Врачи шесть лет учатся в институте и на приеме начинают гуглить ваши симптомы — и так далее. Моя позиция не против экспертности, она за то, чтобы принять как легитимные другие способы производства и распространения знания. Последние пять месяцев я пишу журналистские тексты о ***** и вижу, как некоторые смеются: хаха, писал про театр, про гендерные политики, а теперь военный эксперт. То есть работе отказывается в легитимности даже до соприкосновения с ней. Меня это не напрягает, но мне не кажется это продуктивным, если нас действительно интересует производство и распространение интересного, важного, динамичного знания, а не просто воспроизводство иерархий. В процессе ресерча для «Постлюбви» самые интересные книги, которые я читал, были написаны как раз такими бастардами от академии, независимыми исследователями, которым тесно в рамках университетов, даже американских и европейских. В знании, которое мне интересно и которое, как мне кажется, я отчасти произвожу, мне кажется важным именно вот этот сход вагонов с рельсов, отлет от конвенциональных траекторий.

  Люди разучились между собой общаться, и у них нет публичной сферы, где это можно делать, — это один из главных факторов, делающих насилие возможным

— «Постлюбовь» вышла на третьем месяце *****, и ты написал в посте-анонсе, что «это будет особо важная книжка для военной и поствоенной России, потому что она подсказывает, как оставить позади все то, что делает ***** и структурное насилие возможным». Как?

— То, что Россия начала *****, многие связывают с тем, что у нас недемократический политический режим. А демократический режим люди понимают в основном как набор институтов — судебных, выборных, законодательных. Мне же кажется, что демократия — это главным образом не институты, а коммуникационная культура. Особый тип общения, принятый в обществе, когда насилие даже не всплывает как допустимый способ решения конфликтов. В России сегодня абсолютно уничтожена публичная сфера, власти последние 30 лет, да и в СССР тоже активно работали на атомизацию людей. На это же работает неолиберальный режим, сгустки которого к нам заносятся потребительской культурой, сосредоточивающей внимание на индивиде и его личном выборе. Короче, люди разучились между собой общаться, и у них нет места (публичной сферы), где это можно делать. Мне кажется, что это один из главных факторов, делающих насилие возможным. И в «Постлюбви» много внимания уделено тому, какой вообще может быть публичная сфера, как может выглядеть демократическая коммуникативная модель в этой части мира. Один из ключевых вопросов книжки — как людям быть вместе. Чекистский режим тоже очень озабочен этим вопросом, только в его понимании «быть вместе» значит «единым фронтом за родину». А меня интересует то, как людям быть вместе и начать обсуждать свое сосуществование, а не грызть друг друга или отчуждаться.

— Ты говоришь, что шагал от себя — начал писать «Постлюбовь», отталкиваясь от собственного фундаментального вопроса, как сегодня быть вместе. С какими частями книжки у тебя наибольшее личное перекликание или, наоборот, конфликт?

— Ты знаешь, что у меня есть опыт абьюзивных отношений, в которых я был абьюзером. Это было одним из персональных импульсов, чтобы написать эту книжку. Я в какой-то момент испугался себя и, как многие люди с мужской гендерной социализацией делают, вместо визита к терапевту решил написать книгу. Я уже тогда подозревал, что то, что мы делаем в отношениях и вообще в жизни, — это не индивидуальные выборы, а часть какой-то большой культуры, у которой есть принудительный эффект. И мне хотелось приблизиться к пониманию границ этой культуры. Объяснение, что просто есть хорошие люди и плохие, мне не казалось убедительным. Выводы сделаны, но я хочу сказать, что вообще процесс личных изменений и тем более изменений в социальной ткани, особенно когда речь идет об отношениях между людьми, — длинный и сложный.

Можно многое понимать головой, но продолжать действовать по старым привычкам. Если тебе не повезло в жизни быть травмированным чем-то и продлевать эту травму через себя в мир, то нужно серьезное усилие, чтобы перестать протягивать через себя этот континуум насилия. В книге какой-то процент текста — такая риторическая магия, которая читается возбуждающе (про квирное будущее, про номадизм), но, когда начинаешь прикладывать это на свою повседневность, оно не прикладывается. Но здесь главное — не думать, что утопия нереализуема; просто она довольно медленно реализуема.

 Когда ваш друг постит, как он радостный ест круассан в Eggsellent, это не «картины мирной жизни» — это человек ест круассан во время *****

— Первый тираж разлетелся через несколько недель — «Постлюбовь» прочитала даже моя мама, причем как пособие по погружению в современный дискурс, гуглила и выписывала неизвестные ей слова. Говорит, что поняла, «как выгодны семьи, потому что государству ими легко управлять», но все-таки волнуется, «что тогда нас ждет в будущем, если все будут по отдельности». Что ей ответить?

— А что значит «по отдельности»? У меня в книге, конкретно в главе про семьи, как раз противоположный вывод. Что именно нуклеарная семья, появившаяся не так давно, — изолированная ячейка, а нужно двигаться к гораздо большей связности, включать в то, что сегодня является семьей, большее количество людей и других существ.

— У тебя очень интенсивное онлайн-присутствие. А менял ли ты как-то специально направленность своего медиаресурса после 24 февраля? Есть ли отторжение в постинге повседневности, якобы перетягивающем одеяло внимания с новостей о происходящем в Украине?

— Я стал делать длинные паузы в онлайн-присутствии. Первый месяц я, как и многие, вообще замер. Но вообще это такой проклятый вопрос, про который люди зачем-то спорят все время, — можно ли постить мирную жизнь во время ***** или нельзя. У меня такое мнение — нет никакой мирной жизни. Я сейчас делаю перфолекцию про *****, и там большой кусок текста посвящен этому — что во второй половине XX и в начале XXI века ***** спустилась с очевидного уровня на неочевидный. Что даже то, что кажется мирной жизнью, на самом деле пропитано военными динамиками, что насилие размазывается по повседневности. Поэтому мне не кажется продуктивным вот это разделение, что там *****, а тут мирная жизнь. ***** там — это всегда ***** здесь, давайте из этого исходить. Когда ваш друг постит, как он радостный ест круассан в Egglessent, это не «картины мирной жизни» — это человек ест круассан во время *****. Инвестировать усилия в то, чтобы клеймить частных людей за их соцмедиа-стратегии — мне кажется, вообще последнее дело.

— То, что 24 февраля ты был не в России, до этого ни разу из нее надолго не выезжая, — совпадение. С тех пор были восемь стран и 23 города — больше пяти месяцев у тебя длится режим номадизма, в котором ты не жил прежде, но о котором в «Постлюбви» целая глава. Как за это время менялись твои тело и голова?

— Я эти пять месяцев, как и многие, живу в лимбе. Мне не кажется корректным жаловаться, потому что я все это время в относительной безопасности, но вообще это довольно ужасно. Это не тот номадизм, о котором я писал в книге, это вынужденная миграция. Я растерял любые амбиции, все, что я хотел делать до *****, теперь кажется нерелевантным. Я еще никогда так явно не чувствовал, как у меня отбирают время жизни, это очень горькое чувство. Но я все время себе напоминаю, что многие люди мигрируют в гораздо более незащищенном положении, украинцы остаются без домов в буквальном смысле, тысячи людей просто лишаются жизни. Поэтому эти пять месяцев — такой маятник между ужасом и чувством вины. У меня в книге есть такая формулировка Лорен Берлант — про «тела, изношенные политикой». Вот я сейчас чувствую это очень остро, как мое тело изнашивается чужими политиками. 

  Через какое-то время начнут банить небольшие издательства и жестко контролировать или отжимать целиком крупные

— По чему ты тоскуешь? И как формулируешь невозможность быть сегодня в России для себя?

— Я реально люблю Петербург, мне там было суперкомфортно, даже в последние пару лет, когда совсем активно повылазила вся ментовская шобла, которая рулит городом. Я не собирался оттуда уезжать. А тоска — это то, что проявляется в любой транзитный период. Я вот сейчас жил в Болгарии месяц и читал о том, как у граждан постсоциалистических стран была особая тоска по этим режимам, даже если они понимали, что они были адские. Если Россия развалится, у граждан на этой территории будет построссийская тоска, наверняка даже у меня будет. Это такая природа ностальгии, когда что-то, что было частью твоей жизни, насильственно вынимают, оно еще какое-то время саднит. И я не могу сейчас туда вернуться, потому что это небезопасно, ну и потому что на улице придется смотреть на буквы Z и объявления о наборе на контракт.

— Как и первый, второй тираж «Постлюбви» явно поступит во все книжные и интернет-магазины России. Как ты сам объясняешь, почему такую подрывную книжку не банят?

— Очень просто объясняю: если что-то подрывное в РФ не забанено, значит, до него просто не добрались. До книжек пока не добрались полностью, хотя в регионах уже начинают изымать что-то из библиотек по доносам. Ну и книжки сложно контролировать, их же очень много, надо каждую оценить, по обложке не всегда понятно, что там внутри. Подозреваю, что через какое-то время начнут банить небольшие издательства и жестко контролировать или отжимать целиком крупные.

— Какое искусство сейчас надо делать?

— У меня вот-вот выйдет текст о том, как перформанс может быть антивоенным протестом и как он работал в качестве такового последние 100 лет. Мне кажется, что роль искусства недооценена — многие думают, что арт может быть максимум комментарием к трагедии, но вообще-то роль, например, перформативности в конструировании нарративов (которые приводят к социальным изменениям) — колоссальная. Я смотрю на историю превращения художников в активистов, вижу, как сегодня многие художники радикализуются, —мне кажется, это продуктивный процесс. А советовать, какое искусство, кому и когда делать, вообще не мое дело. Сценарии жизней максимально разнообразны, все крутятся как могут.

— Тебе не кажется, в противовес «стремящейся русской культуре», что продуктивнее всего сегодня молчать и уменьшаться?

— У меня простая стратегия — минимизировать свое присутствие в том, что нормализует текущую ситуацию или старые паттерны жизни и максимизировать присутствие в том, что хоть как-то приближает перемены. Мне не кажется, что молчать и уменьшаться политически продуктивно.

— Ты критикуешь неолиберализм с его культом продуктивности, но сам бесконечно что-то производишь и говоришь, что «культура отдыха является для тебя некомфортной». Это обусловлено только твоей прекарной уязвимостью? И если бы тебе не нужно было постоянно зарабатывать на своих проектах, то паузы были бы дольше?

— Я в последние года два стал делать гораздо меньше всего. Стараюсь экономнее выплескивать себя в мир и вообще тратить меньше энергии — во время ***** я, например, перешел с трехразового на двухразовое питание. Но вообще да, нахожусь за пределами институций. Точнее, у меня быстро меняются интересы и форматы деятельности, а в таком режиме просто никто не захочет держать тебя на зарплате. Это толкает к чуть более активному движению, чем могло бы быть, если бы у нас был безусловный базовый доход. Но вопрос о производстве тоже интересный — в строгом смысле я мало что произвожу нового. Я такой паразитик на сайте Libgen (Library Genesis — онлайн-хранилище с пиратским коллекциями произведений, в основном научной тематики. — Прим. ред.). Я просто читаю чужие книжки, объединяю одно с другим и выдаю в формате необычных информационных продуктов. Скорее, я перерабатыватель, чем производитель.

— Есть ли у тебя образ будущего, был ли когда-то? И важна ли вообще для тебя эта категория?

— Я маниакально много думал о будущем раньше, но это были такие техновизионерские мысли, как любят думать о будущем поклонники Илона Маска. Есть такой термин «лонгтермизм», когда люди ради мифической пользы в будущем забивают на любой ущерб в настоящем. Сейчас такой образ мыслей кажется мне чудовищным, и на самом деле его могут позволить себе только очень привилегированные люди. Большинство людей не думают о будущем, они перебиваются: где взять денег, на что собрать ребенка в школу, как вылечить зубы. Если вывести это на более абстрактный и политический уровень, мне нравится призыв Донны Харауэй «оставаться со смутой», оставаться с проблематичным настоящим, не укатываясь в радикальные утопии. Про это же пишет, например, философ Брайан Массуми в книжке про аффект: сосредоточиваться на ближайшем небольшом шаге (вместо большой картины будущего) — не значит соглашаться на меньшее; это значит просто более интенсивно присутствовать в настоящем. И мне кажется, это более продуктивная политическая стратегия, чем фантазировать про большой образ будущего.

— Что спасет мир, Вить?

— Глобальные усилия по предотвращению климатической катастрофы.

Фотографии: личный архивВиктора Вилисова

Share
скопировать ссылку

Читайте также:

Словарь войны
Словарь войны Как «спецоперация» меняет язык
Словарь войны

Словарь войны
Как «спецоперация» меняет язык

«Чего боится Татьяна Толстая»: Колонка Виктора Вилисова
«Чего боится Татьяна Толстая»: Колонка Виктора Вилисова
«Чего боится Татьяна Толстая»: Колонка Виктора Вилисова

«Чего боится Татьяна Толстая»: Колонка Виктора Вилисова

«Все боятся, а я не хочу бояться»: Говорим с режиссером Александром Хантом про «Межсезонье»
«Все боятся, а я не хочу бояться»: Говорим с режиссером Александром Хантом про «Межсезонье» Каким вышел фильм, основанный на истории псковских подростков
«Все боятся, а я не хочу бояться»: Говорим с режиссером Александром Хантом про «Межсезонье»

«Все боятся, а я не хочу бояться»: Говорим с режиссером Александром Хантом про «Межсезонье»
Каким вышел фильм, основанный на истории псковских подростков

Новое и лучшее

Как вернувшиеся с войны собирают ОПГ

«Выживи, зайка»

Строители из России едут на заработки в оккупацию — в разрушенный Мариуполь. Что у них в голове?

«Когда отец умер, стало грустнее некуда». Как мигранты из СНГ тоже едут в оккупированный Мариуполь

Как в России чинят электронику и бытовую технику после введения санкций?

Первая полоса

«Когда отец умер, стало грустнее некуда». Как мигранты из СНГ тоже едут в оккупированный Мариуполь
«Когда отец умер, стало грустнее некуда». Как мигранты из СНГ тоже едут в оккупированный Мариуполь И, обманутые, возвращаются ни с чем
«Когда отец умер, стало грустнее некуда». Как мигранты из СНГ тоже едут в оккупированный Мариуполь

«Когда отец умер, стало грустнее некуда». Как мигранты из СНГ тоже едут в оккупированный Мариуполь
И, обманутые, возвращаются ни с чем

Как косить?

И какие инструменты для этого есть

Как косить?
И какие инструменты для этого есть

«Выживи, зайка»

«Выживи, зайка»Девушка оставила послания на стене в Мариуполе. Их нашел строитель в оккупации спустя год. Смотрите

«Выживи, зайка»

«Выживи, зайка» Девушка оставила послания на стене в Мариуполе. Их нашел строитель в оккупации спустя год. Смотрите

Антивоенные граффитисты — о том, как совесть преобладает над страхом, и ночных столкновениях с полицией
Антивоенные граффитисты — о том, как совесть преобладает над страхом, и ночных столкновениях с полицией «Бездействие — это не выход»
Антивоенные граффитисты — о том, как совесть преобладает над страхом, и ночных столкновениях с полицией

Антивоенные граффитисты — о том, как совесть преобладает над страхом, и ночных столкновениях с полицией
«Бездействие — это не выход»

Строители из России едут на заработки в оккупацию — в разрушенный Мариуполь. Что у них в голове?
Строители из России едут на заработки в оккупацию — в разрушенный Мариуполь. Что у них в голове? Собрали рассказы этих людей
Строители из России едут на заработки в оккупацию — в разрушенный Мариуполь. Что у них в голове?

Строители из России едут на заработки в оккупацию — в разрушенный Мариуполь. Что у них в голове?
Собрали рассказы этих людей

Почему в «Открытое пространство» постоянно приходят силовики?
Почему в «Открытое пространство» постоянно приходят силовики? «Место силы» активистов
Почему в «Открытое пространство» постоянно приходят силовики?

Почему в «Открытое пространство» постоянно приходят силовики?
«Место силы» активистов

Как в России чинят электронику и бытовую технику после введения санкций?
Как в России чинят электронику и бытовую технику после введения санкций? «Все тогда, закрываемся, идем по домам, больше не будем работать в сервисе»
Как в России чинят электронику и бытовую технику после введения санкций?

Как в России чинят электронику и бытовую технику после введения санкций?
«Все тогда, закрываемся, идем по домам, больше не будем работать в сервисе»

Большой разговор с Эдуардом Лукояновым

Большой разговор с Эдуардом Лукояновым«Блэк-метал — это про безграничную свободу, но не за счет другого, как в мамлеевщине, а за счет себя»

Большой разговор с Эдуардом Лукояновым

Большой разговор с Эдуардом Лукояновым «Блэк-метал — это про безграничную свободу, но не за счет другого, как в мамлеевщине, а за счет себя»

Репортаж Роберта Гараева из стамбульского клуба Mecra
Репортаж Роберта Гараева из стамбульского клуба Mecra Квир-техно, Шакира и отношение к наготе
Репортаж Роберта Гараева из стамбульского клуба Mecra

Репортаж Роберта Гараева из стамбульского клуба Mecra
Квир-техно, Шакира и отношение к наготе

Где позавтракать в Стамбуле: 8 необычных локаций
Где позавтракать в Стамбуле: 8 необычных локаций Антикварное кафе, лучшие в городе панкейки, круассаны, яйца бенедикт и сырники
Где позавтракать в Стамбуле: 8 необычных локаций

Где позавтракать в Стамбуле: 8 необычных локаций
Антикварное кафе, лучшие в городе панкейки, круассаны, яйца бенедикт и сырники

Четыре истории о том, как поддерживать отношения на расстоянии во время войны
Четыре истории о том, как поддерживать отношения на расстоянии во время войны Ежедневные созвоны, совместные просмотры кино, сюрпризы в онлайн-магазинах
Четыре истории о том, как поддерживать отношения на расстоянии во время войны

Четыре истории о том, как поддерживать отношения на расстоянии во время войны
Ежедневные созвоны, совместные просмотры кино, сюрпризы в онлайн-магазинах

В России появляются памятники участникам вторжения в Украину
В России появляются памятники участникам вторжения в Украину «Памятниками и прочим официозом чиновники пытаются заполнить вакуум»
В России появляются памятники участникам вторжения в Украину

В России появляются памятники участникам вторжения в Украину
«Памятниками и прочим официозом чиновники пытаются заполнить вакуум»

«Внутри меня сияла электрическая петля»: Как раковая опухоль заставляет задуматься о кризисе заботы

«Внутри меня сияла электрическая петля»: Как раковая опухоль заставляет задуматься о кризисе заботыБольшое эссе Виктора Вилисова

«Внутри меня сияла электрическая петля»: Как раковая опухоль заставляет задуматься о кризисе заботы

«Внутри меня сияла электрическая петля»: Как раковая опухоль заставляет задуматься о кризисе заботы Большое эссе Виктора Вилисова

Синекдоха Монток — о новом альбоме, войне и травме

Синекдоха Монток — о новом альбоме, войне и травме«Я обречен делать Пьеро-кор»

Синекдоха Монток — о новом альбоме, войне и травме

Синекдоха Монток — о новом альбоме, войне и травме «Я обречен делать Пьеро-кор»

Что говорят коллеги об обвиненном в шпионаже журналисте WSJ Эване Гершковиче?
Что говорят коллеги об обвиненном в шпионаже журналисте WSJ Эване Гершковиче? «Честный, добрый и храбрый»
Что говорят коллеги об обвиненном в шпионаже журналисте WSJ Эване Гершковиче?

Что говорят коллеги об обвиненном в шпионаже журналисте WSJ Эване Гершковиче?
«Честный, добрый и храбрый»

Интервью с фронтменом HMLTD — группы, которая должна была выступить на «Боли» в 2022 :'(

Интервью с фронтменом HMLTD — группы, которая должна была выступить на «Боли» в 2022 :'(«Настоящее искусство существует на границе с безвкусицей и дерьмом, как фильмы Феллини»

Интервью с фронтменом HMLTD — группы, которая должна была выступить на «Боли» в 2022 :'(

Интервью с фронтменом HMLTD — группы, которая должна была выступить на «Боли» в 2022 :'( «Настоящее искусство существует на границе с безвкусицей и дерьмом, как фильмы Феллини»

Алиса Таёжная — о главном фестивале документального кино с острой политической позицией
Алиса Таёжная — о главном фестивале документального кино с острой политической позицией Протесты в Ираке, ультраправые в Польше и жизнь после сиюминутной славы
Алиса Таёжная — о главном фестивале документального кино с острой политической позицией

Алиса Таёжная — о главном фестивале документального кино с острой политической позицией
Протесты в Ираке, ультраправые в Польше и жизнь после сиюминутной славы

«90-е были окном возможностей, из которого не просто сквозняк — шторм фигачил»
«90-е были окном возможностей, из которого не просто сквозняк — шторм фигачил» Феликс Бондарев (RSAC), МС Сенечка и другие — о съемках в «Марше утренней зари» Романа Качанова
«90-е были окном возможностей, из которого не просто сквозняк — шторм фигачил»

«90-е были окном возможностей, из которого не просто сквозняк — шторм фигачил»
Феликс Бондарев (RSAC), МС Сенечка и другие — о съемках в «Марше утренней зари» Романа Качанова

Как вернувшиеся с войны собирают ОПГ

Как вернувшиеся с войны собирают ОПГВот пример «афганцев». Это четвертая часть цикла о преступности после войн

Как вернувшиеся с войны собирают ОПГ

Как вернувшиеся с войны собирают ОПГ
Вот пример «афганцев». Это четвертая часть цикла о преступности после войн

За что ВШЭ увольняет преподавателей, которые выступают против войны?
За что ВШЭ увольняет преподавателей, которые выступают против войны? Сквернословие, прогулы и аморальные поступки
За что ВШЭ увольняет преподавателей, которые выступают против войны?

За что ВШЭ увольняет преподавателей, которые выступают против войны?
Сквернословие, прогулы и аморальные поступки

Последним расстрелянным человеком в России был маньяк. Его звали Фишер, и о нем сняли сериал
Последним расстрелянным человеком в России был маньяк. Его звали Фишер, и о нем сняли сериал День прошел, число сменилось, нихуя не изменилось
Последним расстрелянным человеком в России был маньяк. Его звали Фишер, и о нем сняли сериал

Последним расстрелянным человеком в России был маньяк. Его звали Фишер, и о нем сняли сериал
День прошел, число сменилось, нихуя не изменилось

Каким был эмигрантский Париж 100 лет назад?
Каким был эмигрантский Париж 100 лет назад? Рассказываем вместе с проектом «После России»
Каким был эмигрантский Париж 100 лет назад?

Каким был эмигрантский Париж 100 лет назад?
Рассказываем вместе с проектом «После России»

Похищенное детство и национальный реваншизм: Пересматриваем «Акиру» 35 лет спустя

Похищенное детство и национальный реваншизм: Пересматриваем «Акиру» 35 лет спустяЗаключительный выпуск пацифистских аниме-рекомендаций от Петра Полещука

Похищенное детство и национальный реваншизм: Пересматриваем «Акиру» 35 лет спустя

Похищенное детство и национальный реваншизм: Пересматриваем «Акиру» 35 лет спустя
Заключительный выпуск пацифистских аниме-рекомендаций от Петра Полещука

Что делать при панической атаке: Как поддержать себя и другого
Что делать при панической атаке: Как поддержать себя и другого Подробная инструкция психолога Анны Шипициной
Что делать при панической атаке: Как поддержать себя и другого

Что делать при панической атаке: Как поддержать себя и другого
Подробная инструкция психолога Анны Шипициной

История взлета и падения Hydra

История взлета и падения HydraИ что происходит с наркоторговлей в даркнете сейчас

История взлета и падения Hydra

История взлета и падения Hydra
И что происходит с наркоторговлей в даркнете сейчас

Как художница Дарья Винокурова возвращает забытое культурное наследие Яузы?
Как художница Дарья Винокурова возвращает забытое культурное наследие Яузы? «Это река интроверт, но если вглядеться, можно увидеть ее особый характер»
Как художница Дарья Винокурова возвращает забытое культурное наследие Яузы?

Как художница Дарья Винокурова возвращает забытое культурное наследие Яузы?
«Это река интроверт, но если вглядеться, можно увидеть ее особый характер»

«Шершни»: Хитовый сериал в духе «Остаться в живых» и «Повелителя мух»
«Шершни»: Хитовый сериал в духе «Остаться в живых» и «Повелителя мух» Рецензия Ивана Афанасьева
«Шершни»: Хитовый сериал в духе «Остаться в живых» и «Повелителя мух»

«Шершни»: Хитовый сериал в духе «Остаться в живых» и «Повелителя мух»
Рецензия Ивана Афанасьева

Ищем представителей рабочего класса в российской музыке (результаты так себе)
Ищем представителей рабочего класса в российской музыке (результаты так себе) Большой текст про группу Sleaford Mods. Часть 2
Ищем представителей рабочего класса в российской музыке (результаты так себе)

Ищем представителей рабочего класса в российской музыке (результаты так себе)
Большой текст про группу Sleaford Mods. Часть 2

«Малые дети любят Кахети»: Гид по натуральным грузинским винодельням
«Малые дети любят Кахети»: Гид по натуральным грузинским винодельням Ori Marani, Lapati Wines, Tevza и другие производители, за которыми стоит следить
«Малые дети любят Кахети»: Гид по натуральным грузинским винодельням

«Малые дети любят Кахети»: Гид по натуральным грузинским винодельням
Ori Marani, Lapati Wines, Tevza и другие производители, за которыми стоит следить

«Мальчик из хорошей семьи»

«Мальчик из хорошей семьи»Как Борис Пиотровский должен был стать новым Капковым в Петербурге, но прицепил на лацкан Z

«Мальчик из хорошей семьи»

«Мальчик из хорошей семьи» Как Борис Пиотровский должен был стать новым Капковым в Петербурге, но прицепил на лацкан Z

Мерч российских благотворительных фондов и НКО
Мерч российских благотворительных фондов и НКО Покупаем, помогая
Мерч российских благотворительных фондов и НКО

Мерч российских благотворительных фондов и НКО
Покупаем, помогая

Большое интервью с композитором Сергеем Невским
Большое интервью с композитором Сергеем Невским Почему важно слушать музыку тех, кто остался?
Большое интервью с композитором Сергеем Невским

Большое интервью с композитором Сергеем Невским
Почему важно слушать музыку тех, кто остался?

«Остров Джованни» — мультик про оккупацию Курильских островов
«Остров Джованни» — мультик про оккупацию Курильских островов Продолжаем серию пацифистских аниме-рекомендаций от Петра Полещука
«Остров Джованни» — мультик про оккупацию Курильских островов

«Остров Джованни» — мультик про оккупацию Курильских островов
Продолжаем серию пацифистских аниме-рекомендаций от Петра Полещука

«Отец хватался за ружье и грозился всех перестрелять» История Виктора Иванова, рассказанная его дочерью

«Отец хватался за ружье и грозился всех перестрелять» История Виктора Иванова, рассказанная его дочерью Это цикл о преступности после войны. Третья часть

«Отец хватался за ружье и грозился всех перестрелять» История Виктора Иванова, рассказанная его дочерью

«Отец хватался за ружье и грозился всех перестрелять» История Виктора Иванова, рассказанная его дочерью
Это цикл о преступности после войны. Третья часть

«Счастливчик Хэнк» — сериал о преподавателе литературы в творческом и духовном кризисе. В главной роли — Боб Оденкёрк
«Счастливчик Хэнк» — сериал о преподавателе литературы в творческом и духовном кризисе. В главной роли — Боб Оденкёрк Рецензия Ивана Афанасьева
«Счастливчик Хэнк» — сериал о преподавателе литературы в творческом и духовном кризисе. В главной роли — Боб Оденкёрк

«Счастливчик Хэнк» — сериал о преподавателе литературы в творческом и духовном кризисе. В главной роли — Боб Оденкёрк
Рецензия Ивана Афанасьева

Как выживает независимый книжный бизнес?
Как выживает независимый книжный бизнес? Рассказывают Сурков («Циолковский»), Куприянов («Фаланстер»), Пархоменко и другие
Как выживает независимый книжный бизнес?

Как выживает независимый книжный бизнес?
Рассказывают Сурков («Циолковский»), Куприянов («Фаланстер»), Пархоменко и другие

«Пять лет мучений». История Владимира Федоркова, который убивал на «Афгане» и в мирной жизни

«Пять лет мучений». История Владимира Федоркова, который убивал на «Афгане» и в мирной жизниЭто цикл о преступности после войны. Вторая часть

«Пять лет мучений». История Владимира Федоркова, который убивал на «Афгане» и в мирной жизни

«Пять лет мучений». История Владимира Федоркова, который убивал на «Афгане» и в мирной жизни
Это цикл о преступности после войны. Вторая часть

Альбому «Meteora» Linkin Park 20 лет. Почему он до сих пор в наших сердцах?
Альбому «Meteora» Linkin Park 20 лет. Почему он до сих пор в наших сердцах? Николай Овчинников — о главной пластинке нулевых
Альбому «Meteora» Linkin Park 20 лет. Почему он до сих пор в наших сердцах?

Альбому «Meteora» Linkin Park 20 лет. Почему он до сих пор в наших сердцах?
Николай Овчинников — о главной пластинке нулевых

Где пить кофе в Белграде
Где пить кофе в Белграде Главные спешелти-споты, где можно найти V60, кемекс, пуровер и дрип-кофе
Где пить кофе в Белграде

Где пить кофе в Белграде
Главные спешелти-споты, где можно найти V60, кемекс, пуровер и дрип-кофе

Я голосую против всех: Почему Sleaford Mods — важнейшая британская группа последних десяти лет?
Я голосую против всех: Почему Sleaford Mods — важнейшая британская группа последних десяти лет? Большой текст к выходу нового альбома. Часть 1.
Я голосую против всех: Почему Sleaford Mods — важнейшая британская группа последних десяти лет?

Я голосую против всех: Почему Sleaford Mods — важнейшая британская группа последних десяти лет?
Большой текст к выходу нового альбома. Часть 1.

«Самый скандальный поэт Ленинграда»

«Самый скандальный поэт Ленинграда»Две девушки заявляют, что Евгений Мякишев применял к ним насилие и избивал. Записали их рассказы

«Самый скандальный поэт Ленинграда»

«Самый скандальный поэт Ленинграда» Две девушки заявляют, что Евгений Мякишев применял к ним насилие и избивал. Записали их рассказы

История Петра Рочева: Афган, телевизор на берегу Печоры и мгновенная смерть в Украине

История Петра Рочева: Афган, телевизор на берегу Печоры и мгновенная смерть в УкраинеЭто цикл о преступности после войны. Первая часть

История Петра Рочева: Афган, телевизор на берегу Печоры и мгновенная смерть в Украине

История Петра Рочева: Афган, телевизор на берегу Печоры и мгновенная смерть в Украине
Это цикл о преступности после войны. Первая часть

Чем занять руки в Тбилиси: Мастер-классы, курсы и студии
Чем занять руки в Тбилиси: Мастер-классы, курсы и студии Лепим горшки и шьем
Чем занять руки в Тбилиси: Мастер-классы, курсы и студии

Чем занять руки в Тбилиси: Мастер-классы, курсы и студии
Лепим горшки и шьем

«Айта»: Бескомпромиссный детективный триллер о мести и правосудии, снятый в Якутии
«Айта»: Бескомпромиссный детективный триллер о мести и правосудии, снятый в Якутии Что такое российское правосудие и существует ли оно вообще?
«Айта»: Бескомпромиссный детективный триллер о мести и правосудии, снятый в Якутии

«Айта»: Бескомпромиссный детективный триллер о мести и правосудии, снятый в Якутии
Что такое российское правосудие и существует ли оно вообще?

История фортепианных дуэтов от Листа до Лэнга
История фортепианных дуэтов от Листа до Лэнга К большому концерту Sound Up в Москве
История фортепианных дуэтов от Листа до Лэнга

История фортепианных дуэтов от Листа до Лэнга
К большому концерту Sound Up в Москве

Как убивали российский театр
Как убивали российский театр Почему гостеатры сотрудничают с силовиками? Остались ли в России независимые проекты?
Как убивали российский театр

Как убивали российский театр
Почему гостеатры сотрудничают с силовиками? Остались ли в России независимые проекты?

От баклавы до дондурмы и тулумбы: 13 главных турецких сладостей
От баклавы до дондурмы и тулумбы: 13 главных турецких сладостей И где их попробовать в Стамбуле
От баклавы до дондурмы и тулумбы: 13 главных турецких сладостей

От баклавы до дондурмы и тулумбы: 13 главных турецких сладостей
И где их попробовать в Стамбуле

Как две российские режиссерки сняли фильм в кенийской тюрьме
Как две российские режиссерки сняли фильм в кенийской тюрьме А затем представили его на Берлинале
Как две российские режиссерки сняли фильм в кенийской тюрьме

Как две российские режиссерки сняли фильм в кенийской тюрьме
А затем представили его на Берлинале

Группа Ubel — дарквейв-дуэт брата и сестры из Новосибирска

Группа Ubel — дарквейв-дуэт брата и сестры из НовосибирскаОб альбоме «Лидокаин», трибьюте «Аквариуму» и выступлении перед Киркоровым

Группа Ubel — дарквейв-дуэт брата и сестры из Новосибирска

Группа Ubel — дарквейв-дуэт брата и сестры из Новосибирска
Об альбоме «Лидокаин», трибьюте «Аквариуму» и выступлении перед Киркоровым

Новые (и не очень) капиталисты: Кому достались активы ушедших из России компаний
Новые (и не очень) капиталисты: Кому достались активы ушедших из России компаний Миллиардеры, местные менеджеры, держатели франшиз
Новые (и не очень) капиталисты: Кому достались активы ушедших из России компаний

Новые (и не очень) капиталисты: Кому достались активы ушедших из России компаний
Миллиардеры, местные менеджеры, держатели франшиз

2023-й только начался, но уже ставит рекорд по доносам. Собрали 7 таких историй
2023-й только начался, но уже ставит рекорд по доносам. Собрали 7 таких историй Молитвы, посты в соцсетях, карикатуры
2023-й только начался, но уже ставит рекорд по доносам. Собрали 7 таких историй

2023-й только начался, но уже ставит рекорд по доносам. Собрали 7 таких историй
Молитвы, посты в соцсетях, карикатуры

Деколонизация в технике коллажа

Деколонизация в технике коллажаАртур Гранд — о методе Сергея Параджанова

Деколонизация в технике коллажа

Деколонизация в технике коллажа
Артур Гранд — о методе Сергея Параджанова

Террористический пафос и классовый гнев: Что мы не знаем о The Stone Roses?
Террористический пафос и классовый гнев: Что мы не знаем о The Stone Roses? Полная история группы от Петра Полещука. Часть 2
Террористический пафос и классовый гнев: Что мы не знаем о The Stone Roses?

Террористический пафос и классовый гнев: Что мы не знаем о The Stone Roses?
Полная история группы от Петра Полещука. Часть 2

«Тайная история трусов» и еще 6 книг о прошлом с необычного ракурса
«Тайная история трусов» и еще 6 книг о прошлом с необычного ракурса История жопы, водки и соли
«Тайная история трусов» и еще 6 книг о прошлом с необычного ракурса

«Тайная история трусов» и еще 6 книг о прошлом с необычного ракурса
История жопы, водки и соли

В натисках бури. Украинская поэзия до и во время войны

В натисках бури. Украинская поэзия до и во время войныАвторский обзор Анны Аксеновой на The Village

В натисках бури. Украинская поэзия до и во время войны

В натисках бури. Украинская поэзия до и во время войны
Авторский обзор Анны Аксеновой на The Village

«Я наконец-то свободный человек»: История Олеси Кривцовой, которая сбежала от преследований в Литву
«Я наконец-то свободный человек»: История Олеси Кривцовой, которая сбежала от преследований в Литву МВД уже объявило в розыск архангельскую студентку
«Я наконец-то свободный человек»: История Олеси Кривцовой, которая сбежала от преследований в Литву

«Я наконец-то свободный человек»: История Олеси Кривцовой, которая сбежала от преследований в Литву
МВД уже объявило в розыск архангельскую студентку

Жонглирование фактами, схематизм и медведи: Из чего сделаны фильмы про «ЧВК Вагнер»?
Жонглирование фактами, схематизм и медведи: Из чего сделаны фильмы про «ЧВК Вагнер»? Разбираемся, как устроена частная пропаганда войны
Жонглирование фактами, схематизм и медведи: Из чего сделаны фильмы про «ЧВК Вагнер»?

Жонглирование фактами, схематизм и медведи: Из чего сделаны фильмы про «ЧВК Вагнер»?
Разбираемся, как устроена частная пропаганда войны

«Могила светлячков» — классика студии Ghibli
«Могила светлячков» — классика студии Ghibli «Война начинается со смерти и смертью заканчивается»
«Могила светлячков» — классика студии Ghibli

«Могила светлячков» — классика студии Ghibli
«Война начинается со смерти и смертью заканчивается»

«Годы» — сериал 2019 года, в котором Россия вторгается в Украину, а США начинает ядерную войну с Китаем
«Годы» — сериал 2019 года, в котором Россия вторгается в Украину, а США начинает ядерную войну с Китаем Мы пересмотрели его и рассказываем, как политическая сатира автора «Это грех» смотрится в 2023 году
«Годы» — сериал 2019 года, в котором Россия вторгается в Украину, а США начинает ядерную войну с Китаем

«Годы» — сериал 2019 года, в котором Россия вторгается в Украину, а США начинает ядерную войну с Китаем
Мы пересмотрели его и рассказываем, как политическая сатира автора «Это грех» смотрится в 2023 году

Путина — в Гаагу. Лев Левченко — о том, что значит решение Международного уголовного суда арестовать президента России
Путина — в Гаагу. Лев Левченко — о том, что значит решение Международного уголовного суда арестовать президента России Президенту выдали ордер на арест
Путина — в Гаагу. Лев Левченко — о том, что значит решение Международного уголовного суда арестовать президента России

Путина — в Гаагу. Лев Левченко — о том, что значит решение Международного уголовного суда арестовать президента России
Президенту выдали ордер на арест