Бесконечная тревога и потерянность: Из чего состоит творчество Шанталь Акерман Пионерка феминистского автофикшена в мире кино

Образ дома как тюрьмы ярко показан в фильме «Я, ты, он, она», вышедшем в 1974 году. Героиня, сыгранная самой Акерман, расстается с девушкой и запирается в комнате. Она ест сахар, дважды перекрашивает стены, избавляется от мебели, пишет и переписывает письмо к любовнице. Освобождение возможно только за пределами квартиры: героиня Акерман выходит на улицу, останавливает грузовик и просит подвезти ее к возлюбленной.

Еще один фильм, в котором тема тюрьмы звучит отчетливо, если не буквально, — экранизация Прустовской «Пленницы». По сюжету романа, главный герой Марсель ревнует свою возлюбленную Альбертину и запирает ее в квартире. Героине Акерман удается бежать, но, как и в случае с работой «Взорвись мой город», этот побег и есть смерть. Когда у режиссерки спросили, почему в «Пленнице» снова появляются комнаты, та отвечала, что глубоко копать не стоит и все дело в ее отношениях с матерью.

Тема тюрьмы, как и тема непроговоренности, вырастает из дома, семьи, из матери. «Тема тюрьмы идет от лагерей, поскольку моя мать была в лагере, она усвоила этот опыт и передала его мне. Спасибо», — иронично говорила Акерман. Пространство квартиры в ее фильмах сводится к клетке, и кинокритик Василий Миловидов называет этот прием «комнатной этнографией». «И все же именно Шанталь Акерман за несколько десятилетий до этого показала: чтобы найти своего Другого, не нужно ездить в Африку — достаточно остаться в комнате наедине с собой», — писал он, объясняя новаторство Акерман.

Интересно, что образ дома как тюрьмы свойственен для автофикшена, написанного в XX веке — примерно в то же время, когда жила сама Акерман. Тове Дитлевсен в своей копенгагенской трилогии сравнивает свое детство в родительском доме с гробом, из которого не выбраться без посторонней помощи. Героиня Сильвии Плат в романе «Под стеклянным колпаком» пытается покончить с жизнью именно в материнском доме — этот эпизод основан на биографии авторки. Этот же мотив встречается и у Одри Лорд в «Зами: как по-новому писать мое имя» — героиня, больше не способная терпеть контролирующее поведение родителей, сбегает из дома.

Люди, которых снимает Акерман, — кочевники в собственной стране, которой больше не существует. Они бродят по родным улицам, смотрят на привычные дома, занимаются повседневными делами. Но зрителя, смотрящего эти кадры, не покидает чувство — не бессмысленности происходящего, но бесконечной грусти и непонимания того, как все изменить.

Акерман показывает чужую страну и чужое горе, но сама суть этого горя кажется ей понятной и бесконечно близкой. Она не знает России, но ей кажется, что наблюдение за развалившейся страной и ненужными людьми поможет ей понять собственную мать. «Для Акерман эти бесконечные очереди из людей во мраке напоминали о личной незаживающей ране — концлагерном опыте ее матери, вспоминавшей о постоянных столпотворениях в тех местах, которые невозможно изобразить в кино», — писал кинокритик Борис Нелепо.

Людям без дома посвящен и последний фильм Акерман No Home Movie. Фильм, помимо разговоров с матерью, состоит из кадров Брюсселя и США, изображений дорог, парков, людей, бегущих по делам. Это фильм не о доме, это фильм о невозможности его иметь, а еще — о постоянном движении и желании найти или не найти его. «No Home Movie — это созерцание потери и горя, а также поиск идентичности и спокойствия, заземление вечно кочевой, затаившей дыхание души. Это не фильм о доме, это фильм о том, что дома нет», — писал журналист Андреа Пикард.