7 глупых вопросов о Вертинском Как выглядел шансон до него и что общего между Вертинским и современным рэпом

На днях состоялась премьера сериала «Вертинский» — масштабного кинопроекта о жизни русского шансонье, выполненного в восьми сериях под руководством Авдотьи Смирновой. Но вопрос, насколько современный зритель вообще понимает, кто такой Вертинский. Несмотря на величие имени, для многих он так и остается «какой-то важной фигурой из прошлого». Но почему важной?
Как вообще появился Вертинский? Правда ли, что его любил и Сталин, и Борис Гребенщиков? Почему он уехал из СССР в 1920 году и вернулся 20 лет спустя? Мы попросили Дениса Бояринова, музыкального журналиста и редактора Colta.ru, ответить на все эти, а также другие вопросы о Вертинском.
История русского шансона начинается с Александра Вертинского, хотя при его жизни такого жанра не существовало. Бренд этот был придуман в самом начале 90-х, чтобы облагородить набравшую коммерческие обороты авторскую песню с флером криминальной романтики. Он прижился, и сейчас русский шансон — успешная индустрия, которая объединяет непохожих друг на друга артистов и возводит свою родословную не только к Александру Новикову и Михаилу Кругу, но и к Булату Окуджаве и Владимиру Высоцкому, а от них еще дальше — к праотцу Аврааму от русского шансона — Александру Вертинскому.
Что слушали до Вертинского?
Дебютировав еще до революции 1917 года, Вертинский был первым русским шансонье в изначальном французском значении этого слова, то есть автором и исполнителем собственных песен. Иногда он превращал в песни и чужие тексты, обращаясь к стихам Блока, Ахматовой, Иванова и других поэтов-современников. Популярные певцы и певицы той эпохи не придерживались определенных жанров, обладали эклектичным репертуаром и песни себе не писали — в одном концерте могли звучать и фрагменты из оперы или оперетты, и цыганский или русский романс, и городской фольклор, и народная песня. Так выступали крупнейшие звезды дореволюционной российской эстрады: королевы цыганской песни Варя Панина и Анастасия Вяльцева, принц романса Юрий Морфесси и великий оперный бас Федор Шаляпин. Вертинский же был носителем новой городской культуры, подхваченной в нашей стране с оглядкой на Париж и Берлин. В недолгий промежуток между Первой мировой и Гражданской войнами в России был настоящий бум кабаре: в крупнейших городах страны обильно множились развлекательные заведения, которые предоставляли подмостки исполнителям веселых куплетов, скабрезных песенок и жестоких романсов в ритме танго. Переехав в 1913-м из родного Киева в Москву, Александр Вертинский стал завсегдатаем таких заведений, напитался их эстетикой и, соединив с поэтическими находками литераторов Серебряного века, переплавил ее в оригинальные песни.
Чем Вертинский выделялся на фоне современников?
Вертинский — непрофессиональный певец. Он не столько пел свои песни, сколько рассказывал, по-актерски проигрывая их — в основном мелодекламировал и иногда брал высокие ноты. У него не было сильного голоса, и нотной грамоты он не знал, что не мешало таким мэтрам высокой культуры, как Шаляпин или Шостакович, признавать его врожденную музыкальность. В каждой его песне была законченная история, которая трогала слушателей — неслучайно Шаляпин называл Вертинского сказителем. Принципиальное новаторство Вертинского состояло в авторском репертуаре, уникальной вокальной манере, которую ни с кем не спутаешь, и удачно найденном артистическом образе. Примерив на себя маску желчного, вечно печального Пьеро, он начал транслировать в своих «ариетках» настроения и чувства, бродившие в богемной среде Москвы и Петрограда, а та, в свою очередь, спасалась от тревоги и электричества, витавших в воздухе тех лет, в синематографах, кафешантанах и кабаре. Он не пытался развлекать публику — напротив, Вертинский не боялся ранить чувства слушателей, рассказывая о больном и неприятном или подставляя им беспощадное зеркало, но в то же время никогда не забывал дать надежду. В ярких, манящих и экзотических декорациях его песен пряталась жестокая драма маленького человека в большом городе. Так он стал еще одним «трагическим тенором эпохи», как сказала Ахматова про его кумира Александра Блока.
Его песни были своевременны, а их успех был быстрым — горько-сладкие, декадентские, они энергично расходились по стране в нотах, их пели и цитировали, появились и подражатели, которые копировали манеру Вертинского вплоть до грассирования. Ненавистников у него было не меньше, чем поклонников. Первый бенефис артиста в Москве состоялся 25 октября 1917 года, то есть в тот самый день, когда революционные массы пошли штурмовать Зимний дворец, а его большой гастрольный успех совпал с коллапсом империи. Вертинский разъезжал с концертами по югу охваченной хаосом страны, который пока еще контролировала Белая гвардия, и в качестве финального номера исполнял написанную на гибель юнкеров песню «То, что я должен сказать», звучавшую то ли эпитафией родине, то ли предсказанием ее обреченного будущего. В 1920-м артист отправился в Стамбул (Константинополь) из страны, охваченной братоубийственной войной, на одном пароходе вместе с руководителем Белого движения генералом Врангелем.
Как менялся Вертинский?
Исследователи творчества артиста сходятся в том, что лучшие песни Вертинский написал за 25 лет эмиграции, которую он называл добровольным изгнанием. Именно она, как говорил сам бард, сделала из «капризного актера» большого мастера русской песни. Сам он, пережив тяготы странствий, стал больше всего ценить способность русской песни «пронизывать все ваше существо сладчайшей болью и нежностью, острой, пронзительной тоской, наполняющей до краев ваше сердце любовью к родной земле и тоской по ней». В этот период Вертинский все так же пересказывает печальные судьбы одиноких жертв большого города и сострадает им, но в его песнях появляется ключевой новый мотив — оставленная заснеженная родина становится лирическому герою желаннее «синих и далеких океанов» и «бананово-лимонных Сингапуров».
После нескольких лет скитаний артист обосновался в Париже, и его карьера вышла на новый виток: благодаря выступлениям в эмигрантских ресторанах ему довелось познакомиться с королями, магараджами, великими князьями, банкирами, миллионерами и голливудскими звездами. Вертинский стал мировой звездой русской песни наравне со своим приятелем Федором Шаляпиным. Его записывали для граммофонных пластинок, которые печатали в Англии, Германии и тогда еще независимой Латвии, ему прочили кинокарьеру в Америке. Однако Вертинский стремился назад в Россию, ставшую Советской: трижды он подавал прошение вернуться на родину и с милостивого разрешения Сталина переехал в Москву в 1943 году, спасая свою семью из японской оккупации Шанхая. За 14 лет жизни на родине артист написал всего чуть больше двух десятков песен — лучшие из них посвящены жене и дочкам.
Как менялось отношение к Вертинскому?
Песни Вертинского продолжали слушать в Советской России и во время его эмиграции, несмотря на то что им не было места в официальной культуре пролетарского государства, строившего светлое будущее. Песни эти были накрепко связаны с дореволюционной жизнью, белогвардейским движением, декадентством и эмигрантской культурой, однако именно это придавало им дополнительную притягательность. Граммофонные пластинки Вертинского, купленные за границей, тайком везли из-за рубежа в дипломатических вагонах, а дома слушали и даже танцевали под них. Крупный советский поэт Ярослав Смеляков зафиксировал моду на Вертинского в своем стихотворении «Любка», написанном в 1934-м: «Гражданин Вертинский вертится. Спокойно девочки танцуют английский фокстрот. Я не понимаю, что это такое, как это такое за сердце берет?» У песен Вертинского были поклонники и в высших эшелонах советской власти: по воспоминаниям современников, Сталин высоко ценил романсы барда, в которых лирический герой тоскует по оставленной родине, например «В степи молдаванской».
После возвращения на родину Вертинский занял в ландшафте советской культуры странное промежуточное положение: ему не мешали жить, гастролировать и сниматься в кино, он даже получил Сталинскую премию за роль в забытом фильме «Заговор обреченных», но свободы действий и официального признания, равновеликого масштабам популярности его песен, он так и не добился. Десятилетия спустя похожий сценарий был разыгран советской властью в отношении другого народного барда — Владимира Высоцкого. Первая пластинка Вертинского в Советском Союзе вышла только через 12 лет после его смерти.
Почему музыка Вертинского актуальна до сих пор?
На вопрос о причинах своей популярности Александр Вертинский ответил в книге мемуаров «Дорогой длинною» так: «Да, мое искусство было отражением моей эпохи. Я был микрофоном ее. Я каким‑то чутьем отгадывал самое главное, то, что у всех на уме, — ее затаенные мысли, ее желания, верованья. Часто задолго вперед. И когда меня ругали за упаднические настроения, то вина была не во мне, а в эпохе». Его песни берут за сердце и сейчас — видимо, потому, что эпохи и люди не так сильно меняются, как может показаться поверхностному взгляду.
С чего начинать слушать Вертинского?
Логично пойти в хронологическом порядке — от ранних удач («Маленький креольчик», «Лиловый негр», «Ваши пальцы пахнут ладаном», «Безноженька», «Кокаинетка», «То, что я должен сказать») к зрелым вещам периода эмиграции («В степи молдаванской», «В синем и далеком океане», «Пей, моя девочка», «Пикколо бамбино», «Над розовым морем», «Желтый ангел») и лучшим песням советского периода («Доченьки», «Песенка о моей жене»). Вертинский назвал свои мемуары «Дорогой длинною» — пожалуй, это его главный хит, цыганский романс, который, как ни парадоксально, был написан не им, а советскими авторами — композитором Борисом Фоминым и поэтом Константином Подревским. В то же время именно исполнение Вертинского сделало эту песню известной на весь мир — настолько, что ее английскую кавер-версию спродюсировал Пол Маккартни.
Что общего у Вертинского и современных рэперов?
Огромное влияние Вертинского испытали основоположники советской бардовской школы — Александр Галич, Булат Окуджава и Владимир Высоцкий. Галичу довелось познакомиться и общаться с «человеком из фантастической жизни» — он оставил воспоминания о нем в эссе «Прощальный ужин». Окуджава признавал в Вертинском «создателя жанра современной авторской песни» и вслед за ним испытывал любовь к уменьшительно-ласкательным суффиксам. Отсылки к Вертинскому — не только текстовые, но даже музыкальные — нередки у Высоцкого. В одной из сцен фильма «Место встречи изменить нельзя» он, например, исполняет «Лилового негра», воспроизводя интонации своего отца, который пел эту песню в его детстве.
Часто и даже системно песни Вертинского пели рокеры Борис Гребенщиков, Александр Ф. Скляр и Глеб Самойлов. История группы «Ундервуд» началась с исполнения «Кокаинетки» Вертинского. Что-то от манеры Вертинского переняли и современные инди-барды: к примеру, «Синекдоха Монток» и Илья Мазо. Однако если подбирать наиболее точную аналогию в современности — не по форме, а по сути, — то я бы искал нового Вертинского среди рэперов — непрофессиональных певцов, описывающих чувства и мысли нынешних жителей больших городов. Именно они, как и «русский Пьеро» 100 лет назад, сейчас являются «микрофонами эпохи».
Обложка: Общественное достояние ( CC-PD-Mark )