Путин, древнегреческие мифы и синти-панк на мини-альбоме группы Яны Казанцевой Nazlo «От этого хочется выть и орать. Вот я и ору»

В начале лета Яна Казанцева создала на своей странице во «ВКонтакте» опрос «Как назвать новую группу?». Вариантов было много: «Замша», «Повиси», «Виноградники» и «Назло». Побеждал один — «Новая группа Яны Казанцевой». Это неудивительно: уроженка студенческого Томска Яна — одна из ключевых фигур русского андеграунда 2010-х. Она играла и играет во «Вхоре», «Маркетинге», Mne Strashno и еще нескольких группах разной степени оторванности и меметичности.

Слушать на всех остальных стримингах

Назло кому?

Как-то я писала, что все это меня задолбало. Путин, узурпация власти, отсутствие закона о домашнем насилии и преступления против ЛГБТ в нашей стране. От этого всего хочется выть и орать, вот я и ору. Но это не главный месседж моего творчества, это просто часть пазла. Я не могу их игнорировать, но и выделить как основные не могу. У меня есть татуировка «Путин» — не потому, что я его люблю или не люблю. Просто он есть в моем мире, я из-за него страдаю, из-за этого я отчасти песни пишу и чувствую себя живой. Мало что в этом мире так сильно меня злит и смешит, как этот чел у власти.

Но вообще назло не должно быть кому-то. Я вообще не думаю, что все должно нести смысл. Мне хотелось наречие в названии группы, я взяла десять штук — «горячо», «больно», «назло», «вразрез», «понарошку» — и предложила ребятам выбрать. Выбрали «назло». Потом оказалось, что «Назло» кириллицей уже существует — русский говнорок десятилетней давности, пришлось поменять на латиницу. Но протестного смысла в названии нет, это просто слово.

С тех пор как я решила сделать свои высказывания публичными, я не скрывала свое отношение к власти: капитализму, патриархату и прочему дерьму. У «Вхоре» есть песни про объективацию и жизнь в патриархальном обществе, у проекта Mne Strashno — песня «Россия», у «Маркетинга» — прекрасная песня про Путина, называется «Шуга дэдди», ну и FTP тоже все про это.

Рэп, панк и синтезаторы

Я бы не сказала, что мне надоел рэп. Если и говорила, то врала. Я сейчас много крутого рэпа слушаю, чего раньше не делала: Славу КПСС, Бабангиду, «Ленина пакет», «Макулатуру». Так же делать я не хочу и не могу, но я еще буду делать хип-хоп, уверена. А может, вообще займусь дриллом и уеду жить в Чикаго.

Вопрос между гитарами и синтами особенно не стоял. Я очень люблю синтезаторы — детская травма после того, как меня выгнали из музыкалки, потому что я была балованная. А гитарного панка и так очень много, я к нему нормально отношусь. Мне нравится современный гитарный фем-панк, например Father’s Sins или «Лоно».

Про сравнение с Suicide не слышала, но если кто-то сравнивает, то это лестно. Я их люблю за некоммерческий подход к музыке, авангардизм, простые, но очень эффектные синтовые партии. В 2015-м мы с моим проектом «Янка Кёртис» делали кавер на «Ghost Rider», но, к сожалению, не записали. Только сыграли на сцене на нашем единственном концерте-перформансе. Пожалуй, возьму на заметку и буду называть теперь свои выступления с Nazlo панк-мессами.

Как изменился подход к написанию песен

По сравнению с «Маркетингом» и даже со «Вхоре» у меня изменился подход к процессу написания. Я решила, что все мои тексты должны быть экспромтом. Они должны быть записаны именно так, как пришли в голову в момент первого прослушивания барабанов (я пишу под барики, остальные партии накидываем сверху).

Затем, уже когда мы лепим структуру, я могу поменять пару слов, но минимально. Поэтому в текстах попадаются корявости, но я их намеренно оставляю. Например, в песне «Орфей» есть строчка: «Я просыпаюсь и каждым утром меняю фляжку в сумке на компьютер». Раньше я бы это забраковала — понятно и так, что люди утром просыпаются, зачем это уточнение? Но мне так придумалось сразу, и я не стала менять. Такого много в Nazlo, и мне в кайф этот живой текст: не вылизанный, не просчитанный, с ошибками или излишествами. Привет поклонникам Витгенштейна, раньше я и сама занималась языковым дрочерством.

С музыкой тоже все изменилось. Теперь она не текстоцентрична. И писать мы начинаем не с текста и вокальной мелодии, как было во «Вхоре», а с барабанов. Даже с выбора BPM (beats per minute — «удары в минуту», то есть скорость песни. — Прим. ред.).

Например, я говорю: «Хочу песню на 120 BPM». Тоня пишет наброски барабанов, а дальше все присоединяются, накидывают партии, и мы фиксируем самый первый вариант, практически не меняя его. Так была написана наша первая песня «Смерть». В июле в гараже за 20 минут. Так мы и сейчас пишем новые.

Я сейчас только в таком вижу жизнь и сырую индивидуальность. Вымученные песни слышу и думаю: «А зачем это? Это все уже было». Чем больше ты дрочишь песню, тем больше она становится похожа на все вокруг. Тут все впитанные годами паттерны, и весь багаж, и все окружающее подключается и нависает над тобой, как смерть с косой. Так что убей поэта (в моем случае поэтессу, ха-ха).

Почему Яна чаще выпускает мини-альбомы

Лонгплеи и мини-пластинки для меня отличаются по цели. Если автору важно донести целостное высказывание или идею, которую он или она долгое время вынашивает, то лонгплей лучше. Но если автор мыслит быстрыми образами, как я, то мини-пластинки актуальнее. Моя цель — быстрее зафиксировать то, в каком месте я сейчас, зафиксировать не высказывание, а образ. Завтра этот образ утратит актуальность. Или я буду совсем другой, или группу новую сделаю. Поэтому важнее выпустить и идти дальше.

Еще мне интересно наблюдать, как мой образ обретает тело: когда песню начинают слушать, анализировать, апеллировать к ней. Конечно, на этом этапе очень важно, чтобы все это дерьмо кто-то слушал. Но вопрос популярности или привлечения массового внимания у меня не стоит на повестке. Я не хочу становиться коммерческой или популярной музыканткой. Я бы вообще хотела быть постэкзотисткой, как Антуан Володин. Но уже поздно, все мои проекты созданы под брендом — ору — «Яна Казанцева».

«Миф — это патриархальная нарративная форма»

Описывая группу, я сперва говорила что-то про диалектику современной панк-героини. Но это так, чтобы что-то умное сказануть. На самом деле это несколько образов сильных крутых девчонок, которых **** патриархат, и они там по-всякому справляются.

«А что, если одарить их суперсилой? Чтобы они могли с помощью нее за себя постоять или отомстить?» — подумала я. Вот и получилась песня «Медуза»: посмотришь на нее — умрешь на месте. Или «Немезида» (мы решили ее назвать «Упырь») — если девушка попросит ее о помощи в молитве, она придет и накажет мудака. Эвридика и сама выберется — на хер ей такой провожатый, как Орфей. А Суккуба сама обернется женой и отомстит.

Вообще миф, сказка, легенда, фольклор — довольно патриархальные нарративные формы. И мне хотелось воспользоваться именно такими — перевернуть с ног на голову повествовательную канву. Это Медуза на самом деле убила Персея, потому что патриархат сделал из нее монстра: Посейдон изнасиловал прямо в храме, ее же за это и наказали и изгнали жить подальше от людей и богов. Как тут не стать монстром и не *** мужиков направо и налево?

Фотографии: Женя Филатова