«Я действительно всю жизнь прожила в музее» Как Ирина Антонова показала Москве «Мону Лизу» и вернула стране авангардистов

Вечером 30 ноября в возрасте 98 лет умерла бывший директор ГМИИ имени А. С. Пушкина Ирина Антонова. Причиной стал коронавирус и проблемы с сердцем.
Антонова руководила Пушкинским музеем больше полувека — с 1961 года. Она ушла с должности директора в 2013 году, когда ей был 91 год, но и тогда не оставила ГМИИ, а стала его президентом. Сотрудники музея называли Антонову его символом. The Village вспоминает, какой она была и что ей удалось сделать не только для Пушкинского музея, но и для всей культурной жизни страны.
В безвоздушном пространстве
Ирина Антонова окончила МГУ в 1945 году и за месяц до официального окончания войны пришла работать в музей. Сначала 23-летней девушке там было некомфортно. «Конечно, мы все очень соскучились по искусству — мы же не видели во время войны искусства, но мне не понравилось несколько вещей. В Итальянском дворе стояла вода, музей был в ужасном состоянии, была разбита крыша… Это мне не давало какого-то энтузиазма на восстановление всего, я вдруг почувствовала себя немножко в безвоздушном пространстве», — рассказывала она в интервью ТАСС.
Сотрудники музея не отлучались из него всю войну и воспринимались Антоновой как люди «из другого мира», которые к тому же были старше нее лет на 20. В такой «немножечко замороженной», по ее словам, атмосфере ей казалось, что жить будет трудно и надолго она там не останется. Но чуть позже Антонова поняла: «Отсюда никогда не уйду сама, добровольно».
В 1955 году в музее открылась выставка «Шедевры Дрезденской картинной галереи». Полотна после войны нашли советские войска, и еще до начала работы в Пушкинском Антонова собиралась уехать с реставраторами в Германию, но поездка сорвалась. Летом 1945-го шедевры привезли в СССР, а в музей попали «Сикстинская мадонна» Рафаэля, «Спящая Венера» Джорджоне, «Портрет мальчика» Пинтуриккио, «Девушка, читающая письмо у открытого окна» Яна Вермеера Делфтского.
«Я была при распаковке „Сикстинской мадонны“, понимаете? И множестве других легендарных вещей, о которых я даже мыслить не могла в свое время, что их когда-нибудь увижу», — восхищенно вспоминала Антонова.
Постепенно благодаря ей искусство из-за рубежа стало прорываться сквозь железный занавес. Уже через год после экспозиции с картинами Дрезденской галереи в музее прошла выставка «Живопись, графика и керамика Пабло Пикассо» — как раз во время хрущевской оттепели. «Был большой подъем чувств. Мы в 1956 году сделали выставку кого? Пикассо! Эренбург привез его личную коллекцию. И люди думали: „Все открылось, все можно“. Опять появилась вера. Потом бац! — Хрущев со своим погромом», — рассказывала Антонова.

«Окно в запрещенный окружающий мир»
Во второй половине XX века, несмотря на политическую обстановку, Пушкинский фактически стал «музеем западного искусства». Писатель и редактор «Огонька» Виталий Коротич и вовсе называл его «окном в запрещенный окружающий мир». В феврале 1961 года Антонова стала директором ГМИИ, а уже в 1974-м благодаря ей случилось почти невозможное — там показали «Джоконду» Леонардо да Винчи.
«„Мона Лиза“ экспонировалась в Токио. До этого она лишь однажды покидала Лувр — ее выставляли в Вашингтоне. Из прессы я узнала, до какого числа картина будет в Токио, а еще — что, возвращаясь в Париж, она обязательно полетит через Москву. Я решила, что раз уж картина покинула Лувр, надо ее попробовать получить хотя бы на несколько дней», — рассказывала Антонова.
Она отправилась к министру культуры СССР Екатерине Фурцевой и сказала: «Вы все можете. Поговорите в Париже. Может, они оставят ее в Москве?» Фурцева действительно договорилась о том, чтобы картина попала в Пушкинский музей, но при условии: полотно нужно было закрыть рамой с пятью непробиваемыми стеклами.
Стекла доставили из Украины, но, когда их начали устанавливать в раму, лопнуло сначала одно, затем второе, а после третье. И все это — в 12 часов ночи, вспоминала Антонова. «Деваться нам некуда, продолжили работать», — говорила она. При установке стекла присутствовал работник Минкульта Александр Халтурин. Ему тогда так и не удалось побороть нервное напряжение, и в итоге он сказал: «Ирина Александровна, я не выдерживаю, у меня будет сердечный приступ. Я пошел». Как только он ушел, стекло встало на место и продержалось всю выставку.
Директор ГМИИ имени Пушкина не боялась организовать и первую в СССР большую ретроспективу работ Александра Тышлера. Ее удалось провести в 1966 году. Власти не любили Тышлера за то, что тот так и не стал соцреалистом, и за эту выставку Антонова, по ее рассказам, «получила по голове» от Фурцевой. Впрочем, та сменила гнев на милость, когда ей объяснили, что «это неплохой художник».
В 1981 году в музее прошла еще одна легендарная экспозиция «Москва — Париж. 1900 — 1930». «Она необыкновенно посещалась — люди приходили по 10 — 20 раз, выстаивали большие очереди», — говорила Антонова. Посетители же объясняли это так: «Мы приходим смотреть не французов, мы своих приходим смотреть». На выставке тогда можно было увидеть работы Малевича, Кандинского, Гончаровой, Ларионова, чье искусство даже в оттепель не могло быть публичным.

Точки соприкосновения
Когда железный занавес рухнул, а после него — и СССР, Антонова получила признание в мировом музейном сообществе. Ей удавалось показывать в ГМИИ уникальные шедевры мировой живописи, которые редко выдают за рубеж: «Святое семейство» Мантеньи, «Портрет неизвестного с серыми глазами» Тициана, «Даму с единорогом» Рафаэля, картины Караваджо из собраний Италии и Ватикана, а также произведения прерафаэлитов из музеев и частных коллекций Великобритании и США.
В 2000-х ГМИИ решился на большой эксперимент. В нем по-прежнему проходили выставки с работами Тёрнера, Модильяни, Пикассо и Сальвадора Дали, но теперь музей захотел показывать не только классику, но и моду. Так, в 2007 году там появилась выставка «Шанель. По законам искусства». При этом для Антоновой было очень важно найти связь между этими двумя мирами.
«Дом Chanel давно хотел в Пушкинском выставить свои платья. Но мы же не галерея моды. И я им предложила найти то, что объединяет модельера и Россию. Вот тогда это интересно для публики и связано с искусством. И нашли точки соприкосновения. Габриэль Шанель помогала Сергею Дягилеву в работе над „Русскими сезонами“ в Париже. Мы представили на выставке не только вещи из ее первых коллекций, но и пересечения с русским искусством, которых у нее хватало», — рассказывала президент музея.
Через четыре года там открылась новая экспозиция, посвященная моде, — «Диор: под знаком искусства». Очереди на нее тянулись вдоль всей ограды Пушкинского музея, и благодаря «Диору» туда наконец завезли картины Климта. «Понимаете, до выставки Dior у нас, например, никогда не показывались картины Климта. А так с помощью связей дома нам удалось их привезти», — замечала Антонова.
«У нас была очень большая работа по окружению этой выставки произведениями искусства, — добавляла она. — И я с удивлением обнаружила, что к нам стали приходить зрители, которые у нас не так часто бывают. Это девочки от 18 — 19 до 25 лет, они пришли посмотреть красивые платьица. Я подходила и спрашивала: „А вы были у нас в музее?“ — „Нет, мы первый раз“. А я им: „Вы закончите смотреть — спуститесь вниз, там тоже есть кое-что интересное“. И я смотрела, они потом действительно ходили, рассыпались по залам, смотрели».

«Я никогда не умру»
«Знаете, почему я долго живу? Потому что на разных этапах — и когда заблуждалась, и когда просто не знала правды — я была искренней перед самой собой», — говорила Антонова в одном из своих интервью. Себя она целиком посвящала работе. «Я действительно всю жизнь прожила в музее», — признавалась президент Пушкинского.
Человек-легенда спокойно относилась к смерти. «Главное, я абсолютно не думаю о ней. Несколько раз я задиристо говорила: „Я никогда не умру“. Ну это больше так, чтобы шокировать собеседника. Да, смерть неизбежна, она непременно придет. Но когда вы исчезли, вы исчезли, а пока вы живы, вы живы. Вы же не почувствуете момент перехода. Единственное, чего я опасаюсь, — это стать кривой, косой, недвижимой, парализованной и кому-то в тягость. А мне некому быть в тягость. За мной никого нет», — откровенничала Антонова.
Ирина Александровна почти каждый день приходила в музей, отмечает нынешний директор ГМИИ имени Пушкина Марина Лошак. «Мы привыкли ощущать ее рядом. Даже когда не разговаривали с ней о делах, даже когда просто слышали шуршание бумаг или звук ее голоса за дверью ее кабинета, мы понимали, что она есть, и ощущали ее присутствие. Присутствие человека очень эмоционального, очень открытого, любящего не напоказ и очень строгого в своем отношении к жизни», — делится она.
Марина Лошак
директор ГМИИ имени А. С. Пушкина
Нам, сотрудникам музея, будет очень недоставать ее, ее бескомпромиссного отношения к жизни, ее честного мнения, ее открытого забрала перед опасностью, ее умения отстраниться от сиюминутного и продемонстрировать отвагу. Нам будет не хватать этого человека, который, безусловно, часть нас и часть наших собственных жизней.
Фотографии: Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина