В галерее «Победа» до 1 апреля проходит выставка «Кавказ» Томаса Дворжака, военного фотографа, члена агентства Magnum Photos. Проект, посвященный военным событиям на Кавказе девяностых, стал отправной точкой профессиональной карьеры Дворжака, и именно репортажи из Абхазии, Грузии и Чечни сделали его известным и востребованным фотографом-документалистом.

 

Фотобиеннале-2012: Часть I

Нет такой горячей точки, где не побывал бы Томас Дворжак: Ливия, Пакистан, Балканы, Африка, Ирак, Иран. Впрочем, в его объектив попадает не только война и ее последствия — Дворжак также снимает «Евровидение» и недели моды, базируется между Парижем и Нью-Йорком и ездит в командировки по всему миру. В Москве он регулярно бывает еще с 1991 года, хотя чаще всего проездом. На этот раз он лично представил свою новую фотокнигу и рассказал The Village о жизни в московских коммуналках, этике военного репортера и о том, как русская классика помогает понять Кавказ.

 

О ПРОЕКТАХ

В фотокниге «Кавказ» главное — цитаты из Пушкина, Лермонтова и Толстого. Когда в начале 90-х я начал изучать Кавказ (а для меня он был пустой страницей), то читал именно русскую литературу. Язык я выучил на улицах, немного в Москве, но главным образом на Кавказе. Именно у этих трех авторов, считаю, очень много заложено для понимания Кавказа. Я знал, что эта книга будет моей большой работой, но не представлял, как к ней приступить. Мне не хотелось оформлять ее в духе того, что после развала СССР начинается межэтнический конфликт. И энциклопедичности не хотелось.

 

События недели: Miss Kittin, Future Shorts, Сара Мун и Уильям Кляйн

В итоге фотографии просто лежали, а я просто читал Лермонтова, Пушкина и Толстого и по мере возможности фотографировал новые цитаты.В общей сложности проект снимался больше десяти лет. При отборе материала мне было сложнее выбросить цитаты, а не фотографии. Я мог ограничиться 80 снимками, но цитат у меня было 300 штук! И выбрасывать каждую было такой болью! Поэтому «Кавказ» нужно читать так: сначала смотришь цитату, потом — фотографию.

Пока я обдумывал эту книгу, сделал несколько других, чуть менее значимых для меня проектов. Недавно почти год был в Афганистане, выпустил по итогам книгу —  хронику движения «Талибан». И еще у меня есть книга «M*A*S*H Ирак», на базе текста телесериала M*A*S*H, очень популярного в 1980-х, про военные больницы. Я отснял субтитры и сопоставил их со своими фотографиями Ирака. Получилось похоже.



 

Это было в первый день моего приезда. Талибы пали. Прохожу мимо местной фотостудии. И тут выкидывают эти снимки! Сказали, что талибы погибли, за фотографиями никто не придет. Я выкупил их. И сделал свои фотографии тех фотографий, потому что талибы их очень изуродовали. Например, они вырезали головы животных, знаки, названия и прочее, потому что у них существует запрет на изображение определенных объектов.

 

О КАВКАЗЕ

У вас все спрашивают про Кавказ так, как будто это очень далеко. До него же можно на поезде доехать! На Кавказ я попал потому, что искал войну. К тому же у меня было немного вариантов: куда молодому на копейки можно поехать? Хотел в Югославию — не получилось. На Африку денег не хватило, на Азию — тоже. На Кавказе жил на маленькую стипендию. А еще у меня была маленькая квартира в Германии, которую я сдавал. В Тбилиси за жилье платил 55 дойчмарок в месяц, а общественный транспорт практически ничего не стоил. Я не думал, что Кавказ станет такой важной и большой частью моей жизни. Там в хорошем и в плохом смысле жизнь более естественная, яркая. У помидоров вкус более сочный. Там я нашел не только войну, но и другую культуру, другой образ жизни, который мне стал очень близким. И оставался я там не потому, что война восемь лет была. Мне просто было комфортно.



 

Ключевой для меня была фотография женщины в туфлях и противогазе. Когда она получилась, я впервые почувствовал, что сделал что-то хорошее. Снимал на пленочный «Олимпус». Тогда я считал, что нужно снимать только черно-белые фотографии. К тому же я не знал, как снимать на цветную пленку. Техническую сторону фотографии я вообще не знаю! Что такое диафрагма, мне кто-то объяснил в 1998 году. А прежде опытным путем я выяснил, что на f22 фото получаются темные, и наоборот.


У меня на Кавказе везде остались друзья. Но раньше в телефонной книжке почти не было номеров, потому что в Чечне почти не было телефонов. Там делали так: Магомет, который живет рядом с тем-то, спросите того-то. Последние три года я часто езжу в Грузию. По сравнению с той Грузией, в которую я попал в начале 90-х, нынешняя — день и ночь. Я был там во время революции две недели, потом уехал, и где-то через полтора года мне позвонили из английского журнала, попросили снять репортаж на тему электричества в Грузии. Я думал, будет то же, что и всегда: электричества нет, люди жгут свечки. Редактор меня спросил, что я буду снимать. Я говорю: людей со свечками и то, как рубят дерево. Он говорит, не-не-не, нам нужен репортаж о чудесах электричества в Грузии. Мне никто не сказал, что в Грузии в течение того времени, что я не был, починили электричество. Приехал — полное освещение: лампочки, счетчики…


О МОСКВЕ

Когда я приехал впервые в Россию в 1990 году, это был абсолютно параллельный мир: другие чашки, ручки, ложки, лампочки — все советское. Потом появилась банка кока-колы и какие-то финские курицы. Москва для меня всегда была транзитным городом. Я оказался тут в возрасте около двадцати лет. Было очень мало денег. Жил в коммуналке. Но у меня нет воспоминаний, что это было плохо. Скорее, я удивляюсь, как на ту маленькую сумму можно было так хорошо жить! 

 

Гости столицы: Мария Минерва

Для меня было странно находиться здесь сразу после развала: мир вроде похож на наш, это же Европа, не Китай, не экзотика, но все равно совсем другой. А сейчас тут немного Барселона, но все равно есть что-то свое. Мне кажется, что Россия старается немного противостоять глобализму. Это современный патриотизм.



 

Во время своего прошлого приезда в Москву я читал лекции в рамках Leica Akademie в «Гараже». Там было все суперстайл, роскошнее, может быть, чем даже в Нью-Йорке. И тут выходишь — на той же улице Музей боевой славы. Крашеные танки, авиация. Это все не просто в одном городе, а по соседству!

В Москве я не снял ни одной истории, только митинг какой-то. Видел молодежь, которая родилась в год развала Советского Союза. Они интересные. Вообще в Москве я живу жизнью друзей: куда они, туда и я. О, в прошлом году был на ВДНХ. Мне там понравилось. Еще одна тусовка была в «Китайском летчике». Но мне все равно кажется, что Москва не совсем мой город.


О ВОЙНЕ

Я вырос в маленьком городе в Баварии, и мне было смертельно скучно. Там очень тихо, везде порядок… Стать фотографом или фоторепортером не являлось основной идеей. Я просто хотел удрать оттуда. Почему человек хочет снимать войну? Это же страшно! А там, где я вырос, не было страшно. Поэтому война — это самое страшное, что я мог себе представить. Конечно, мне было страшно на войне. Иногда страшно. Хотя с возрастом становится хуже.

 

Точим перья: Иностранные журналисты о митингах

Когда ты молодой, то едешь и думаешь, что, да, я сделаю, я выживу. Так вот, с возрастом это проходит. Если я сейчас поеду в горячую точку, то только по заданию. Глаза закрываешь, считаешь до десяти и идешь дальше. В те времена Кавказ не был таким недоступным, как сейчас. Теперь сильно культурное и политическое противостояние. На всем Ближнем Востоке. Они считают, что мы враги. Тогда меня никто врагом не считал, даже чеченцы. Я был не другом, но гостем. А сейчас немецкий фотограф одним представляется человеком, который поддерживает власть, а другим — оппозиционером.


О ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ ЭТИКЕ

Военных фотографов — чуть-чуть дурацкое слово — все время хотят ограничить в правах, что-то запретить, куда-то не пустить. Говоря с властями, я буду стараться сделать все, чтобы обойти их запреты. Если же речь идет об обычных людях, у которых погибли родственники, дети, родители, надо найти баланс. Не нужно стоять на каком-то пьедестале, мол, я крутой военный фотограф, я сейчас покажу миру правду. Если мне мать говорит отойти от ее мертвого ребенка, я отойду. Я не имею права. А вообще, как ни странно, в большинстве ситуаций люди воспринимают тебя достаточно хорошо. Фотограф, если ведет себя нормально, становится кем-то вроде медика в морге.



О СОВРЕМЕННОЙ ВОЕННОЙ ФОТОГРАФИИ

Мы очень хорошо знаем, что происходит в Сирии, благодаря блогерам, которые выкладывают фотографии. Этого хватает. Искусство, красивые снимки и профессиональные фотографы становятся ненужными. Это камень в мой огород. Сейчас идет тенденция к упрощению. Разница налицо: я стою дорого и я, возможно, не поеду просто так в Ливию. А тем, кто снимает на телефон, может быть, даже и платить не надо. Самые сильные фотографии Ирака — абугрейбские, о пытках — были сняты ужасной преступницей. Она не искала хороший свет, хороший момент, хороший Ирак — все то, над чем так мучились профессиональные фотографы. В итоге все смотрели фотографии этого зверя, а не какие-то другие! Недавно вот был идиотский спор о том, можно ли снимать войну на iPhone. Что за бред, конечно, можно! На что угодно можно! Да на стиральную машину можно снимать войну! Если получится.


Галерея «Победа» на Красном Октябре
Болотная наб., 3 с.4
2 марта — 1 апреля
Вход бесплатный