Производственная драма об американских инвестбанкирах вышла в 2011 году, уже после краха Goldman Sachs, и рассказывает о начале финансового кризиса. Герои узнают, что банку грозит разорение, и пытаются во что бы то ни стало избежать банкротства. В жертву рынку приносят репутации нескольких топ-менеджеров и брокеров, которые должны продавать обесценившиеся бумаги ни о чём не подозревающим покупателям. В итоге хозяину банка (Джереми Айронс) удаётся остаться на плаву.

 

— За спадом всегда следует подъём.

— Неужели?

—Почти.

 

Знаете, что испытывает человек на краю пропасти? Это не боязнь падения, а боязнь того, что он может прыгнуть. Да пошло оно.
Не сегодня.

 

Здесь не зря остались именно вы. 80% сотрудников уволены, 
но это не вы. В этом есть важная причина. Они хорошие люди и хорошие специалисты, но вы были лучше. Теперь их нет, и с этим нужно смириться. Это шанс для каждого из вас. Во всех офисах компании
от Гонконга до Лондона происходит то же самое. Когда они закончат, примерно трое из семи боссов, которые стоят между вами и вашим начальником, уйдут. Шанс имеет каждый. Я проработал здесь 34 года 
и могу заверить, что это происходит не в первый раз. И вы отлично справитесь. Именно поэтому наша фирма существует уже 107 лет.
Так что хвост трубой, и за работу.

 

— Это так странно, я будто во сне.

— Ну, я не знаю. Может быть, нам всем только предстоит проснуться.

 

— Взгляни на этих людей. Они ни сном ни духом не ведают, 
что должно случиться, так?

—Я пытаюсь не дать работе себя сожрать. Нам по 23 года. Я поднял четверть миллиона за этот год. Я работаю с циферками на экране. Куча долбаных игроманов видит их на экране компьютера, и они играют 
с такими же игроманами на другом конце мира. Если бы они не делали этого, они бы играли на тотализаторе и ставили всё на №7. А в конце дня кто-то выиграл, а кто-то проиграл.

— Ты же знаешь, что на самом деле всё немного не так, да?

— Да.

 

— Что я говорил с первого дня, как вы пришли в мой офис? Будь первым, будь умнее или обмани. Я не жулик. Я хочу верить, что в этом кабинете сидят умные люди, но нам всем будет легче стать первыми — продать 
всё сейчас.

 

— Сколько Сэм Роджерс имеет за год?

— Не знаю.

— Давай наугад.

— Три четверти миллиона.

— Брось, куда больше. Уилл Эмерсон снял 2,5 миллиона в прошлом году.

— Иди ты. Откуда ты знаешь?

— Сам сказал.

— Охренеть. Ты считаешь, это правильно?

 

— Послушай, ты не можешь сделать то, что задумал!

— Ты видел эти цифры? Они просто убийственны, один плюс один больше не равняется двум.

 

— Похоже, это дерьмо сбросят на нас?

— Как?

— Они найдут способ. Я 10 лет работаю в этой компании и знаю,
о чём говорю. Когда придёт конец, им главное — не потерять деньги, пусть их потеряют все остальные. Но только не они.

 

— Даже если нам удастся провернуть, несмотря ни на что, останется вопрос: кому продавать?

— Тем, кому мы продавали раньше, и другим.

— Но тогда ты убьёшь рынок надолго. И ты продашь им нечто, 
что ничего не стоит.

— Я продам тем, кто захочет купить по текущей рыночной цене,
чтобы мы выжили.

— Но тогда ты ничего больше не сможешь им продать.
Ты это понимаешь?

— Да, а ты? Это конец, говорю тебе.

 

— Ты правда заработал 2,5 миллиона? Как ты их потратил?

— Довольно быстро, к хорошему быстро привыкаешь.

— Как ты умудрился?

— Сейчас посчитаем: половина — это налоги, остаётся миллион 
с четвертью. Ипотека — ещё 300 штук. 150 я отослал родителям,
ведь я должен им помочь. Сколько там?

— 800.

— Итак, 800. 150 ушло на машину, где-то 75 — на рестораны, около полусотни — на шмотки, а 400 отложил на чёрный день.

— Разумно.

— Да, как оказалось. Ведь надвигается ураган.

— А ещё 125 штук?

— Я потратил 76 тысяч на шлюх, бухло и танцы. В основном на шлюх.

— 76 штук на шлюх?

— Я сам был в шоке поначалу, но потом понял, что могу называть
это всё развлечением. И это правда.

 

— Вы хотите сказать, что музыка скоро затихнет, а нам останется большой мешок зловоннейших экскрементов, который мы собрали
за всю историю капитализма?

— Я не уверен, что я сказал бы именно так, но я объясню на вашем примере. Эта модель показывает, что музыка затихает. Если она действительно затихнет, то сценарий будет значительно хуже.

— Вы хотите знать, почему я оказался в этом кресле и снимаю
все сливки?

— Да.

— Я здесь, чтобы угадать, будет ли музыка играть год, месяц или
всего неделю. И не более. И стоя здесь сейчас, я боюсь, что я ничего 
не услышал. Только лишь ветер.