Хождение по наукам: Как работают молодые учёные РАН По просьбе The Village Мария Максимова встретилась с молодыми сотрудниками разных институтов РАН и узнала, в каких условиях они работают, чего им не хватает и что они думают о реформе.
В июне 2013 года в Госдуму был внесён законопроект о реформе РАН, в котором предлагалось объединить в одну три российские академии, а их имущество перевести под контроль специально созданного федерального агентства. Научное сообщество встретило эту законодательную инициативу с возмущением — всё лето учёные собирали подписи против принятия закона, выходили на митинги, проводили акции протеста. Тем не менее законопроект, пусть и с небольшими изменениями, был крайне быстро принят Госдумой и одобрен Советом Федерации, а 27 сентября его подписал президент Путин. The Village решил поговорить с молодыми учёными Академии наук о том, как реформа скажется на их работе и какие условия у них сейчас.
Алиса Вячеславова
26 лет, младший научный сотрудник, Институт общей генетики РАН
О себе
Я окончила МГУ в 2009 году, сразу же поступила в аспирантуру в Институт общей генетики и начала работать там по контракту. Моя кандидатская диссертация посвящена разработке новых векторов для клонирования (это молекулы нуклеиновых кислот, как правило, ДНК, которые используются для передачи генетического материала в клетку) и создания трансгенных растений, в которых трансген (фрагмент ДНК, переносимый при помощи генно-инженерных манипуляций в клетку) будет нарабатываться с высокой эффективностью. В моём проекте все разработки тестировались на модельном объекте — табаке. После защиты диссертации я перешла в другую лабораторию, где сейчас занимаюсь иммунитетом растений, а именно изучением так называемых белков-эффекторов патогенных бактерий, которые участвуют в подавлении растительного иммунитета.
Вокруг меня много способных и талантливых учёных, которые действительно хотят что-то делать здесь, хотят работать, которые пока не разочаровались окончательно в науке. Это стремление заражает и поддерживает, хотя в сложные моменты хочется всё бросить, собрать вещи и уехать.
О работе
Любой исследователь, работающий с растениями, знает, как важна хорошая фитокомната для эффективного выращивания растений для исследований. К сожалению, до недавнего времени в нашей лаборатории фитокомнаты не было. Её заменял растительный шкаф (Coldlab), в котором поддерживаются освещение и температура. Конечно, его было недостаточно для выращивания больших объёмов растений, да и условия для того же табака были не самыми лучшими. Сейчас у нас появилось небольшое помещение, в которой можно было бы организовать фитокомнату — мы этим и занимаемся, хотя сказывается, конечно, недостаток финансирования с грантов.
В целом по стране научные условия во многих лабораториях, конечно, ужасные, это не секрет. На их фоне условия у нас относительно хорошие. Хотя есть и проблемы, от которых никто не избавлен: бюрократия при закупке реактивов и оборудования, длительность поставки, из-за чего некоторые реагенты приходят испорченными. Любимая головная боль учёных — успеть потратить все средства с грантов в отведённый срок, закупив впрок оборудования и реактивов. Конечно, как-то выкручиваемся, но такого быть не должно. Исследователь ведь не знает, как пойдёт тот или иной эксперимент, и, соответственно, никак не может спланировать покупку.
Любимая головная боль учёных — успеть потратить все средства с грантов в отведённый срок
Иммунитет растений — сложная и до сих пор недостаточно изученная тема. Белки-эффекторы патогенных бактерий вообще стали изучаться относительно недавно. Если говорить коротко, я бы хотела понять, каким образом эти белки подавляют иммунитет, с какими растительными белками взаимодействуют и каков механизм их действия. Это стало бы ещё одним звеном в понимании иммунитета растений. А знание растительного иммунитета и механизма действия растительных патогенов может помочь значительно снизить уровень или даже избавить растения, в первую очередь культурные, от заражений бактериальными патогенами. Это может сильно повысить урожайность культурных растений, что положительно отразится на экономике страны.
О реформе РАН
То, что порядка двадцати лет РАН пребывала в застое, ужасно. Вроде бы и намечались постепенные реформы со стороны нового руководства, были и предложения от самих учёных, но всё это было неэффективно, РАН попросту не хотела меняться и всячески противилась новому. Так что чисто в теории эта реформа — хорошее дело. Но что получается на практике — вы сами видите. Почему-то в России стало традицией все важные, даже важнейшие реформы проводить в секретности и очень быстро. Зачем и куда так спешили? Разделение научной и хозяйственной части РАН — это действительно важное и нужное решение, но, к сожалению, при новой реформе получилось так, что во владении агентства оказалась не только хозяйственная часть, но и научные учреждения, оборудование, персонал, то есть почти всё. Получается, теперь развитие того или иного научного направления определяют не учёные, а чиновники. Страшно представить, к чему это всё может привести.
Неизвестно, что теперь будет с отчётами и с заявками на гранты: в связи с реформой может возникнуть множество бюрократических ошибок. Кроме того, в этой реформе предусмотрена оценка правительством исследовательских институтов с последующими сокращениями, реорганизациями и финансированиями определённых направлений. Но по каким критериям всё это будет оцениваться, точно не указывается. По сути, множество лабораторий и групп, в том числе и моё место работы, могут оказаться под ударом.
Антон Афанасьев
29 лет, кандидат физико-математических наук, научный сотрудник
Института спектроскопии РАН (находится в Троицке)
О себе
В науку я попал, когда учился на третьем курсе МФТИ, это было в 2003 году. На физтехе есть понятие «базовый институт», в котором студенты проходят обучение по направлению своей кафедры. Так я попал в Институт спектроскопии РАН и практически сразу оказался в активно работающей экспериментальной лаборатории. Дальше был магистерский диплом, потом аспирантура. Получается, что в этом году у меня маленький юбилей — десять лет в науке. Мысли уехать за это время, конечно, были, но я решил попробовать здесь. Потенциал для дальнейшего роста в научной среде в России сейчас выше. А решать проблемы иногда даже бывает интересно.
Я работаю в лаборатории лазерной спектроскопии. Нас интересуют процессы взаимодействия лазерного света с веществом. Но можно выделить два основных направления: это атомная оптика, включающая атомную нанооптику, и наноплазмоника.
О работе
Есть ли у меня все приборы для исследований? Конечно, нет. Сугубо финансово нашей лаборатории многого не хватает. Например, мы бы хотели иметь электронный микроскоп, но он стоит дорого и пока мы не можем себе его позволить. Приходится выкручиваться, договариваться с друзьями, составлять общие проекты. Хотя за последние годы мы сильно преобразили лабораторию. У нас есть своя чистая комната. Есть дорогостоящие микроскопы с высоким разрешением, различные лазерные установки. В скором времени появится лазерная система, которая делается под заказ — таких в мире не так много, но именно использование её исключительных свойств позволит нам исследовать новые сложные процессы.
На науку сейчас выделяются огромные средства и возможностей очень много. Другая проблема, что часто деньги тратятся безграмотно. Я бы ставил вопрос следующим образом: «Что необходимо для функционирования научной среды?» В первую очередь не хватает понимания у многих чиновников значимости научных исследований. Фундаментальная наука показывает технологический потенциал страны. Только развитые страны могут себе позволить проводить фундаментальные исследования. И поэтому организацией научного процесса должны заниматься специалисты. Основной потенциал таких специалистов находится в РАН, но реальные чиновники не хотят с ними советоваться. Складывается мнение, что они думают примерно следующим образом: «Достаточно дать побольше денег, и всё само появится из воздуха».
«Достаточно дать побольше денег, и всё само появится из воздуха»
Необходимо ещё наличие работающей социальной машины, необходим приток талантливой молодёжи. В Советском Союзе такая машина существовала, а сейчас у нас её реально нет. Частично здесь виновата и схема ЕГЭ, которая не может применяться для выделения талантливой молодёжи для фундаментальных исследований, и даже, как это ни парадоксально, — пробки на московских дорогах. Часто для студента поездка в научный институт из общежития превращается в путешествие, особенно если институт находится за МКАД — одно это убивает всё желание студента работать в науке.
О реформе РАН
Все проблемы научной среды часто связаны с взаимодействием РАН и чиновников. В структуре РАН есть опыт и научный потенциал, у чиновников — финансирование и политическая воля. Конечно, РАН необходимо реформировать. Выборы президента, которые состоялись весной, проходили под лозунгом того, что новому президенту необходимо будет срочно заняться такой реформой. Но правительство его опередило.
Тот путь, который выбрало правительство, вызывает больше вопросов. Скорость, с которой появился буквально из ниоткуда новый закон и как он был срочно перед отпуском проведён через Государственную думу, просто потрясает. Здесь надо отдать должное красоте работы наших политтехнологов. Для себя я сделал вывод, что всё это только для того, чтобы перенаправить финансовые потоки через очередное бюрократическое образование внутри правительства, что несомненно приведёт к дополнительным расходам, а также получить доступ к земле Академии наук. Представляете, в Москве, сплошь застроенной торговыми центрами, существует престижный Ленинский проспект, на котором стоят научные институты, не приносящие сиюминутной прибыли!
Для себя я сделал вывод,
что всё это для того, чтобы перенаправить финансовые потоки
В принятом законе не прописана структура того, как будет работать новое создаваемое агентство, которому отдадут управление активами РАН. Институты потеряют статус юридических лиц. А куда, например, переезжает бухгалтерия?Мне придётся ездить в отдельную структуру, чтобы сделать распоряжение о покупке прибора? Такая система только усложнит всё, приведёт к разрастанию бюрократического аппарата и, как следствие, к излишним издержкам.
Антон Тунин
26 лет, внештатный сотрудник Института славяноведения РАН
О себе
Всё время после окончания в 2009 году филфака МГУ (отделение византинистики и неоэллинистики) я в той или иной форме занимаюсь наукой. Сначала в аспирантуре Института славяноведения РАН, теперь, после защиты — в качестве внештатного сотрудника. Занимаюсь я балканской народной культурой вообще и языками в частности. Малые жанры фольклора (загадки, пословицы, анекдоты), музыкальный фольклор, место музыки в традиционных обрядах и традиционной картине мира, то, как это проявляется в балканских языках (греческом, болгарском, македонском, албанском и других). На днях как раз отправляюсь в экспедицию в греко-болгарское приграничье, собирать материал по греческой гайде — балканской волынке.
О работе
Гуманитарная наука — это не физика. Тишина, книги и ноутбук — идеальные условия для работы. Некоторые очень нужные книги, конечно, бывает трудно достать, но в таких случаях на помощь приходят друзья за границей с абонементом в местную библиотеку и фотоаппарат.
Ещё одной особенностью гуманитарного знания является то, что здесь очень сложно что-то создавать и разрабатывать, основным продуктом гуманитария, на мой взгляд, является понимание. Например, по результатам грядущей экспедиции я надеюсь понять, что такое гайда и играющий на ней гайдаджи — волынщик. Какие мелодии они играют, почему. Какое значение играла гайда в формировании культурно-языковой общности балканских народов. А вот уже понимание таких, более глобальных вопросов может помочь объяснить и современные процессы, происходящие в обществе.
Гуманитарная наука ни в одной стране мира не является сверхдоходной сферой деятельности
Сегодня сложно оставаться оптимистом по целому ряду причин, однако люди, стремящиеся раздвинуть границы человеческого знания, были, есть и будут всегда. У меня мысли уехать из России были, не буду скрывать, но это не связано напрямую с занятиями наукой. Гуманитарная наука ни в одной стране мира не является сверхдоходной сферой деятельности.
О реформе
Новая реформа, как и большинство недавних инициатив власти, больше похожа на импульсивный поступок обиженного ребёнка, чем на взвешенный шаг профессионалов. Потенциальные плюсы тонут в опаснейших нововведениях. Научную работу нельзя измерить ни человеко-часами, ни индексом цитирования. Многие гуманитарные работы априори не могут иметь высокий индекс цитирования, так как конкретной темой, может быть, занимаются три десятка людей в мире. Не могу сказать, что сам чувствую себя уверенно в связи с грядущими сокращениями.
Может быть, нынешняя система РАН не идеальна, но она работает. У нас в отделе больше половины сотрудников моложе 35 лет, несмотря на более чем скромные оклады. А институт делает всё для создания комфортных условий работы и во всех вопросах идёт навстречу сотрудникам, ведь главное для учёного — чтоб ему не мешали работать. Однако теперь, когда закон подписан, боюсь, ситуация может измениться. Самый яркий пример «эффективного менеджмента à la russe» в науке — это Высшая аттестационная комиссия, неспособная уже без малого полтора года выдать мне диплом кандидата наук. А встречающиеся порой разговоры о «великовозрастных академиках, делящих некие квартиры» являются, и в этом я абсолютно уверен, клеветой.
Антон Чугунов
31 год, научный сотрудник Института биоорганической химии РАН
О себе
Я работаю в лаборатории моделирования биомолекулярных систем более десяти лет. В 2003-м окончил кафедру биофизики биофака МГУ, в 2007-м защитил диссертацию на соискание степени кандидата физико-математических наук. Мой профиль — молекулярная компьютерная биофизика, а точнее — компьютерное моделирование структуры, динамики и функций биомолекул. Среди таких молекул — белки, нуклеиновые кислоты и биомембраны. Именно последние являются специализацией нашей лаборатории: учитывая, что мембрана — непременный атрибут живой клетки и жизни вообще (если не принимать во внимание вирусы), строение и свойства мембраны и населяющих её рецепторов и других белков таят в себе тайное знание о фундаментальных основах жизни.
Многие коллеги говорят, что после вуза нужно «валить» как можно раньше, и я признаю большинство их доводов, связанных с карьерным ростом и профессиональными перспективами. Но мне нравится жить в атмосфере перемен и неясности, хотя эта мысль и звучит крамольной. В ИБХ, кстати, работают около двухсот молодых учёных — это, насколько мне известно, один из самых высоких показателей среди институтов РАН. Наш институт очень популярен, потому что это крупнейший биологический институт на постсоветском пространстве, ну и концентрация летаргического отравляющего вещества в нём не такая высокая, как во многих других местах.
О работе
По техническому оснащению мы не сильно отличаемся от теоретиков: наш рабочий инструмент — компьютеры, а не пипетка с хроматографом, а это куда более доступная вещь. В нашей лаборатории есть как собственные вычислительные мощности, так и доступ к суперкомпьютерам других организаций РАН и вузов. Поэтому единственное, на что можно пожаловаться, это на нехватку мозгов, не всегда удачную организацию работы и, увы, расхолаживающий климат российской науки, столь сильно контрастирующий с атмосферой острой конкуренции лучших мировых лабораторий.
Атмосфера в российской науке в большинстве мест затхлая, что вызвано, наверное, ещё и развалом целых научных отраслей, оставшихся от СССР, и тенью отчаяния, накрывшей многие научные коллективы. За двадцать лет стало почти нормой, что «они делают вид, что платят, а мы — что работаем». Даже честные люди часто оказываются на деле шестерёнками в системе, функцией которой является «освоение» бюджетов, а не получение новых знаний. В таких случаях на выходе мы видим пудовые отчёты для министерств и прочих ведомств, а не реальные научные результаты.
У нас в лаборатории (и, к счастью, во многих других лабораториях ИБХ) пытаются противостоять этому и всё же делать науку. Объективные возможности для этого есть, хотя тут от завлаба требуется, несомненно, куда больше изобретательности, чем в образцовых европейских или американских лабораториях. Почти все учёные, кто уехал, в своих интервью дают низкую оценку эффективности работы в российских лабораториях. Так что, чтобы делать науку в России, нужно быть не только большим энтузиастом, но ещё и любителем острых ощущений.
чтобы делать науку в России, нужно быть любителем
острых ощущений
А если серьёзно, нужно стараться избавиться от бремени провинциализма, витающего даже над самыми лучшими институтами и вузами России. Нужно не замыкаться в себе, чётко видеть место своих работ в здании мировой науки. Пусть это место будет скромное, но всё же вполне реальное — это всегда будет подтверждаться публикацией работ в международной научной прессе, которая служит универсальным и очень эффективным фильтром качества научных результатов. Нужно стараться сотрудничать с коллегами за рубежом, искать возможность ездить на конференции, следить за развитием науки в мире — только так можно быть если и не на острие атаки, то хотя бы на обочине дороги мировых научных изысканий (а не вообще в кювете).
О реформе РАН
Главный плюс новой реформы, с моей точки зрения, — что в наш заболоченный академический омут бухнули здоровенный булыжник. Я хотя и не участвовал в активном противостоянии принятому закону, очень рад тому, что фактически на пустом месте возникло довольно слаженное движение научных работников, пусть и не такое активное, как у команды Навального на недавних выборах мэра. Народ давно расслабился, и психология бюджетника стала для очень многих modus operandi — мало получать, но и ничего не делать при этом. Это касается не только научных результатов, но и жизненной позиции вообще. Надеюсь, реформа сформирует нам научное общество, способное более активно бороться за свои права и осознавать себя как исследователей, а не билетных кассиров.
Про способы нормальной и честной реформы всего этого не раз писали известные учёные, например Гельфанд, Северинов и Кондрашов. Смысл их высказываний в том, что нужно реформировать не РАН, а полностью всю систему науки в России, и главное, что там должно появиться, — это дух здорового соперничества и честной экспертизы, когда финансирование без дураков и откатов распределяется по реальным научным заслугам, а не достаётся владельцам «волосатых лап». Тогда работа учёного автоматически станет престижной и популярной, а жёсткая (но справедливая) конкуренция заставит объективно слабых исследователей заняться чем-то другим — стать менеджерами или аналитиками или открыть свой бизнес.
Анна Акимова
31 год, кандидат филологических наук, старший научный сотрудник
Института мировой литературы им. А. М. Горького РАН
О себе
Я пришла в институт в качестве инженера-исследователя в начале 2007 года. Окончила очную аспирантуру Московского педагогического государственного университета (МПГУ). Защитила кандидатскую диссертацию по теме «Английская тема в прозе Б. Л. Пастернака». С 2008 года работаю в группе подготовки Полного собрания сочинений А. Н. Толстого. Основная работа — текстология романа «Пётр Первый»: выявление и изучение источников текста романа (автографы, печатные источники), материалов к роману (книги, газеты), работа над текстологическим комментарием. Также я принимаю участие в другом важном коллективном труде Института — «Портреты русских прозаиков», для которого работала над статьёй о творчестве Вениамина Каверина 1920−1940-х годов. Это основные направления работы, но, разумеется, ими дело не ограничивается. Проведение научных конференций, подготовка докладов и публикация статей — всё это входит в обязанности сотрудников Института.
О работе
Для меня лично вся эта ситуация с законопроектом кажется абсурдной. Именно сейчас, когда российская наука, медленно выходившая из состояния «выживание», окрепла и начала развиваться, принимается закон, который вновь её отбрасывает к девяностым годам! Сейчас, когда в институты приходят молодые исследователи. У нас около двадцати сотрудников, которым нет 35 лет (всего в Институте работают около 150 человек). В прошлом году один сотрудник получил ведомственное жильё, трое — сертификаты на покупку квартиры. И это старшие научные сотрудники, кандидаты наук, молодые учёные. Сейчас есть возможность участвовать в грантах, проводить конференции, семинары и лекции под руководством ведущих российских учёных.
О реформе РАН
Из уважения к тем людям, которые участвовали в строительстве Академии, кто остался в науке в жуткие девяностые, я думаю, молодые учёные не должны сейчас уезжать. Я понимаю, что остаться и работать вопреки этому закону будет сложнее. Сложно потому, что принятая, официальная точка зрения на закон как на благо и долгожданное обновление российской науки сейчас свободно разгуливает по центральным каналам, которые ополчились против академиков, спасающих свою многочисленную недвижимость.
УЧЁНЫЕ ТЕПЕРЬ ПОПАДАЮТ
В РУКИ ЧИНОВНИКОВ
При этом другие мнения, самих сотрудников РАН, слышны только на улицах и площадях, а также в интернете. О минусах законопроекта говорили много. Говорили о том, что учёные теперь попадают в руки чиновников: их жизнь теперь оказывается во власти бюрократов, их время теперь будет занято составлением бизнес-планов, их сфера интересов будет полностью подчинена предпочтениям «федерального органа исполнительной власти», полномочия и обязанности которого не прописаны.
Фотографии: Глеб Леонов
Чтобы прочитать целиком, купите подписку. Она открывает сразу три издания
месяц
год
Подписка предоставлена Redefine.media. Её можно оплатить российской или иностранной картой. Продлевается автоматически. Вы сможете отписаться в любой момент.
На связи The Village, это платный журнал. Чтобы читать нас, нужна подписка. Купите её, чтобы мы продолжали рассказывать вам эксклюзивные истории. Это не дороже, чем сходить в барбершоп.
The Village — это журнал о городах и жизни вопреки: про искусство, уличную политику, преодоление, травмы, протесты, панк и смелость оставаться собой. Получайте регулярные дайджесты The Village по событиям в Москве, Петербурге, Тбилиси, Ереване, Белграде, Стамбуле и других городах. Читайте наши репортажи, расследования и эксклюзивные свидетельства. Мир — есть все, что имеет место. Мы остаемся в нем с вами.