Михаил Идов, креативный директор кинокомпании Art Pictures, назвал этот случай «историей года». Следователь Павел Ясман, который вёл дело художника Петра Павленского, уволился и чуть не стал адвокатом акциониста. Первыми об этой коллизии ещё в конце июня написали наши коллеги из FURFUR, но шумиха в соцсетях поднялась только в среду, 15 июля. В этот день на заседании суда в Петербурге защита Павленского — Светлана Ратникова и Дмитрий Динзе — ходатайствовала о привлечении третьего адвоката Павла Ясмана. The Village поговорил с Ясманом о том, почему на самом деле он ушёл из Следственного комитета и по какой причине не может помочь Павленскому, которому грозит до трёх лет колонии по статье «Вандализм».

   

Павел Ясман

адвокат, бывший следователь

В следственные органы я пришёл в 2006 году. До прошлого года работал руководителем следственного отдела в Воронежской области. А потом мы с женой решили переехать в Петербург. Инициатором переезда была жена, но сам я сто раз бывал в Петербурге и прекрасно знал город. У нас были небольшие бытовые сложности при переезде, но в целом город принял нас хорошо. 

Что действительно было необычно, так это работать обычным следователем, на должности ниже, чем раньше. До сих пор я руководил следователями — теперь же самому пришлось стать исполнителем.

Когда произошла акция Петра Павленского с покрышками (23 февраля 2014 года акционист и его соратники подожгли покрышки на мосту у храма Спас на Крови. — Прим. ред.), я ещё не жил в Петербурге, только видел сюжет на телевидении. К моему переезду уже возбудили уголовное дело, но Павленский по нему проходил как свидетель. Расследование передали мне, и оно стало одним из моих первых дел в Петербурге. Кроме него, было ещё несколько расследований убийств. 

Впервые с Павленским мы встретились при обыске. Я пришёл в составе следственной группы к нему на квартиру. Мы долго стучали в дверь. Нам никто не открывал. Потом, судя по всему, тот, кто был дома, позвонил в полицию. Сотрудники полиции пришли разбираться, кто мы такие и с какой целью ломимся в квартиру. Мы показали разрешение на обыск, полицейские ушли. Павленский дверь открыл, мы провели обыск. Так и познакомились.

Отношение к Павленскому у меня было самое обычное. Вы думаете, следователь обязательно чувствует ненависть к подследственному? Павленский, разумеется, показался мне очень интересным собеседником.

В конце июля прошлого года я написал заявление об увольнении по собственному желанию. Просто понял, что защищать людей от обвинений как-то порядочнее, честнее, чем выступать на стороне обвинения. Свою роль сыграла и ситуация с Павленским, но не то чтобы она была решающей. Как к моему увольнению отнеслось начальство, не помню, а вот жена очень обрадовалась: ей не нравилось, что я работал в следствии. 

После увольнения я перестал бриться, начал ходить с бородой — это раз. Два — поехал к другу на свадьбу

 

Последним днём работы стало 8 августа 2014 года. Вечером я пошёл на концерт Леонида Фёдорова и там встретил адвоката Павленского Светлану Ратникову. Представляете, какое совпадение: утром мы встречались в суде на рассмотрении ходатайства (о направлении Петра Павленского на стационарную психолого-психиатрическую экспертизу, суд его отклонил. — Прим. ред.). Я её со спины узнал. Сказал: «Здорово!» Она удивилась. «Я сегодня уволился», — она ещё больше удивилась. Концерт хороший был.

После увольнения я перестал бриться, начал ходить с бородой — это раз. Два — поехал к другу на свадьбу. А потом стал готовиться к адвокатским экзаменам. В декабре получил статус адвоката. Сдавать их было очень трудно, пришлось практически заново изучать весь курс гражданского права. После стал работать адвокатом. 

Как-то раз мне позвонила Светлана и спросила, могу ли я встретиться. Я подъехал — а там Павленский сидит без уха (19 октября 2014 года художник провёл в Москве очередную акцию: на глазах у десятков очевидцев он отрезал себе мочку уха, предварительно забравшись на крышу института имени Сербского. Таким образом Павленский протестовал против использования психиатрии для политических репрессий. — Прим. ред.). Я спросил: «Как тебе без уха живётся?» Он говорит: «Нормально». Я говорю: «Молодец». Он рассказал о своей задумке: заявить меня в качестве собственного защитника. Я ответил: «Пойми, для меня как адвоката это, может быть, и было бы интересно, но в рамках Уголовно-процессуального кодекса я не могу ничем тебе помочь». Я не мог быть защитником, потому что сам расследовал это дело.

Но ходатайство в суд (о привлечении Павла Ясмана как третьего защитника. — Прим. ред.) всё равно заявили — возможно, это определённая линия защиты, я не знаю. Так что 15 июля 2015 года я пришёл на заседание, и судья обоснованно отказала в удовлетворении этого ходатайства. Как адвокат над делом Павленского я никогда не работал. По-человечески отношусь к нему нормально, точно без антипатии. 

Наш суд, как известно, самый гуманный в мире. Думаю, судья вынесет справедливый приговор. А каким он будет — обвинительным или оправдательным — только судье и известно. А моя история и мне самому кажется необычной. Чем она завершится — я не знаю.