Художник Сергей Бояринцев — о своей выставке «Следы жизни» в галерее FUTURO
Галерея FUTURO вернулась после каникул с новым проектом Сергея Бояринцева «Следы жизни» — выставка посвящена внешнему и внутреннему, публичному и личному. В серии работ зафиксировано становление молодого художника, его метода, стратегии и индивидуального почерка. Начавшись с эпизодических, случайных экспериментов, инспирированных найденными вещами, с каждым новым произведением проект все четче очерчивал круг интересов художника, фокусируясь на внимании к окружающей повседневности и возможностям изобразительного искусства проявлять ее парадоксы и аллюзии.
The Village Нижний Новгород попросил художника рассказать о своем проекте в галерее FUTURO, личном пути в искусстве, академическом образовании, работе в мозаичной артели и о том, как проводить выставки в своей квартире.
Как все начиналось
Я люблю искусство с детства. Вернее сказать, искусство всегда было органичной частью жизни, нормой: с шести лет я ходил в музыкальную школу и кружок при художественном музее имени братьев Васнецовых в Кирове. И, конечно, родители брали меня на концерты академической музыки, на выставки, в театры, дома мы смотрели классику кино. Но я никогда не думал, что стану профессиональным художником: не было близких знакомых художников, не было примера. Когда обучение в школе подошло к концу и надо было решать, что делать дальше, я поступил в художественное училище, чтобы чем-то заниматься, пока не найду настоящего решения. Живопись была приятным досугом, не более. Но после первого курса я побывал в МГАХИ имени Сурикова, увидел работы студентов из фонда и захотел научиться писать так же. Я понимал, что попасть в институт будет нелегко, поступал еще во время обучения в училище. Со второй попытки мне это удалось, в институте я научился понимать язык живописи, говорить на нем и стал частью традиции, европейской живописи московской школы.
О мозаике, живописи и обучении в институте
На втором курсе я начал работать в мозаичной артели, где работаю до сих пор: мы делаем мозаики для храмов в традиции византийского и русского церковного искусства. В институте я стремился к картине как вещи в себе, высшей форме выражения мысли, сравнимой с романом в литературе или симфонией в музыке, а на работе учился мыслить контекстуально, потому что весь храм подчинен литургической мысли, а стенопись подчинена еще и архитектуре. Мозаика более материальна, чем масляная живопись, и менее иллюзорна, а примеры имитации одной техники свойствами другой — удивляют именно своей парадоксальностью.
Академическое образование мне нравится своей системностью и включенностью в традицию, эти свойства дают широкий диапазон, но несколько отрывают от реальности. В институте я овладел языком, стал художником, а теперь хочу узнать, как устроена индустрия, рынок, поэтому участвую в седьмом сезоне «Открытых студий» Винзавода. Это хороший проект, полезный, такая точка, в которой сходятся все участники процесса: художники, галеристы, кураторы, коллекционеры, зрители, журналисты.
Мне кажется, что человеку нужно немного, и хороших вещей тоже немного, о подлинно прекрасном я обязательно услышу, а на остальное жаль тратить время и силы
Институт — теплица, место, предназначенное для решения задач языка, которые так глубоко и неторопливо прорабатывать уже не придется никогда. Потом наступает прострация: нет задач и сроков, есть жизнь, в которой столько профессиональных художников, сколько выпускают профильные вузы, просто не нужно. Кроме того, уметь говорить языком живописи, и даже думать на этом языке — не значит иметь, что сказать. Я решил, что лучшее в такой ситуации — побыть в тишине, прислушаться, и я удалился на год с лишним в мастерскую, которой стала моя квартира, и думал о жизни, о себе. Эти первые мысли и составляют основу выставки.
С окончанием института у меня пропала потребность учиться, немного раньше пропал интерес к тому, что делают коллеги — наверное, я не могу одновременно говорить и слушать, сейчас я говорю и на это уходят все мои силы. Вообще, мне кажется, что человеку нужно немного, и хороших вещей тоже немного, о подлинно прекрасном я обязательно услышу, а на остальное жаль тратить время и силы.
О выставке в FUTURO
Когда есть работы, с ними нужно что-то делать, и я стал искать способы их показать. Прежде всего, я увидел, что есть сквозные мысли, которые проявляются в нескольких работах. Вообще, есть два способа работать: обдумывать большую мысль с разных сторон и найти в отдельных мыслях общее, собрать и посмотреть, что получится. Второй способ мне ближе.
Выставка — это другой способ мыслить, при котором готовые работы сами становятся материалом, отдельные мысли собираются в высказывание. Когда я сформулировал основную идею выставки — отношения между человеком, временем и местом — предложил Дарье Ткачевой быть куратором проекта. Мы почти сразу решили сделать выставку в моей квартире-мастерской, это была естественная среда для первого и личного высказывания. Работы мы разместили так: от мыслей об общественном, публичном к мыслям о личном, интимном — из прихожей, в которой легко может оказаться случайный человек, через всю квартиру вглубь, в спальню, где бывают только хозяева и близкие им люди.
Выставка работала две недели каждый день, думаю, ее посетило около 150 человек. Мы постарались сохранить ощущение жилого помещения, домашнего уюта: еле слышно звучало радио, мебель и другие предметы интерьера были на своих местах, после осмотра выставки мы предлагали гостям чай. Словом, мы вживили, насколько это возможно, мысли о быте в сам этот быт.
Вообще, есть два способа работать: обдумывать большую мысль с разных сторон и найти в отдельных мыслях общее, собрать и посмотреть, что получится. Второй способ мне ближе
Но я искал возможность показать тот же набор работ в другом месте, с которым у меня нет личной связи. И я был очень рад, когда мне позвонили и предложили сделать выставку в галерее FUTURO. Поначалу мне казалось, что дело за малым: поместить готовый проект в приятное пространство, которое, к тому же, несет те же следы, о которых я говорю. Но оказалось не так: старые стены сами говорят так много, что любая работа может пропасть на таком роскошном фоне. Мои камерные работы необходимо было отделить паузой от пространства и одновременно связать с ним — как обрамляют картину или помещают текст книги в обложку, чтобы помочь зрителю или читателю войти в мир произведения.
Такой рамой, посредником между архитектурой и объектами стали светлые щиты-перегородки. Они сомасштабны парадной двухсветной зале и являются как бы еще одним планом, в котором органично существует камерная часть работ. Кроме того, это намек на историю помещения: оно, как и многие такие же, меняло свое назначение, форму и содержание. Другую часть работ, посвященных общественному, мы решили поместить прямо на стены, до некоторой степени внедрить, прямо сопоставить объект размышлений и их результат. Светлый цвет архитектурных конструкций в большой зале устанавливает связь с небольшим белым залом, в котором отдельно находятся две работы, одна на полу, другая под потолком. Эта часть выставки располагает к размышлениям о наиболее отвлеченных и общих вещах: низменное и возвышенное, вечное и преходящее, большое и малое. Тем, что получилось, я вполне доволен, и мне уже трудно представить проект в другом месте.
