Дело Голунова: Почему мы все легко можем попасть под 228-ю В 96,5 % всех дел о наркотиках источник доказательства полностью находится под контролем полиции

Для обеспечения объективности расследования по такому серьезному обвинению, как сбыт, полиция обязана задокументировать другие доказательства сбыта. К примеру, факты, что Голунов жил не по средствам и участвовал в незаконном обороте наркотиков ранее. Ничего подобного в деле нет. На стороне Ивана, напротив, огромное количество доказательств того, что в сбыте он никогда не участвовал. Во-первых, он успешный журналист, 100 % времени которого уходит на журналистскую деятельность. Во-вторых, он живет по средствам. В-третьих, против него никогда не возбуждалось никаких дел о наркотиках. В-четвертых, в-пятых, в-двадцать-пятых — этот список можно продолжать.

Дело о наркотиках в России — одно из наиболее простых с точки зрения затрат времени и возможности сфабриковать улики на ровном месте. Дело Ивана звонкое, потому что он известный и успешный журналист-расследователь. Но таких  тысячи, потому что это дела, где уровень доказанности минимальный. Система правосудия настолько деградировала, что единственным доказательством по делам о наркотиках являются запрещенные вещества, якобы изъятые у человека, либо еще хуже — показания свидетеля. Работа полиции в таких случаях — профанация. Именно поэтому 228-я статья Уголовного кодекса, предусматривающая наказание за различные действия, связанные с наркотиками, стала носить название «народной статьи».

Возьмем статистику Судебного департамента при Верховном суде РФ.

То есть 96,5 % всех дел о наркотиках — это дела, где, по сути, все доказательства со стороны обвинения сводятся к тому, чтобы якобы изъять граммы вещества у человека и/или получить показания свидетелей (очень часто — агентов полиции) о том, что человек либо сбывал, либо сам употреблял, либо систематически предоставлял жилище под притон. Иными словами, по этим 96,5 % источник доказательства, как правило, полностью находится под контролем полиции. А других доказательств суд не требует. У полиции совершенно развязаны руки — могут подкинуть, могут добавить, могут привлечь засекреченного свидетеля.

И только 3 332 (3,5 %) — это дела, где сбыт касается хотя бы нескольких граммов. По этим делам тоже возможны фабрикации, так как в основном осуждают также на основании доказательств, источник которых полностью под контролем полиции (включая полицейские провокации). Однако в этих делах есть хотя бы небольшой барьер — размер вещества: подкидывать много — жалко. Но, если очень нужно, это не проблема. Дело чеченского правозащитника Оюба Титиева или дело адвоката Сергея Бровченко — тому примеры (уверен, по Титиеву Европейский суд по правам человека тоже вынесет постановление о нарушении Конвенции).

Для того, чтобы почувствовать разницу, вспомним сериал «Прослушка» о работе балтиморских полицейских, борющихся с организованной наркопреступностью в США. Примерно половину первого сезона полицейские проводят пытаясь получить разрешения на ту или иную оперативную деятельность, обивают пороги кабинетов, добывая разрешение на установку прослушки, или других способов добычи доказательств, которые позволили бы им хоть пальцем пошевелить для ареста того или иного мафиози.

Дела о наркотиках в России очень часто проходят с применением пыток, на которые никто не обращает внимания. В случае Голунова есть показания о применении психического и физического насилия, когда его сначала задержали и незаконно не давали позвонить адвокату, сообщить о себе родным, проводили унизительную процедуру осмотра со снятием трусов и носков, а затем еще и таскали по полу и били ногами. Кумулятивный эффект такого обращения — тяжелейшая травма для подвергаемого пыткам человека. Под воздействием этой травмы человек ломается, прекращает сопротивляться, теряет волю. В этом цель пытки — сломить волю и получить признательные показания либо отомстить за журналистскую деятельность.

Обращение, подобное тому, которому был подвергнут Иван, в делах о наркотиках, к сожалению, норма. К примеру, только на этой неделе мой подзащитный Иван Аношкин получил от России 20 тысяч евро компенсации за пытки со стороны участковых. Его, так же как Голунова, задержали, не сообщали о нем знакомым, не давали позвонить, били, не давали ходить в туалет, не давали принять лекарства при хроническом заболевании. Иван Аношкин не сломался и довел дело до ЕСПЧ, и Россия согласилась пойти на мировое соглашение и выплатить компенсацию. Очень надеюсь, что у Голунова хватит сил выдержать. Журналиста необходимо поддержать всем, чем можно. Поддержка начинается с осознания, что невиновного человека пытаются сломать и уничтожить. Этого нельзя допустить.

В подготовке материала участвовала Анна Саранг — президентка фонда Андрея Рылькова, который занимается борьбой с наркофобией