Прошлое, настоящее и будущее московских промзон Разбираемся, как промзоны стали единственным территориальным резервом города
«Внутри было все раздолбанное; такое ощущение, будто вчера еще здесь разливали портвейн по бутылкам. Валялись кругом какие-то телогрейки, этикетки и вонючие жбаны с остатками винного материала — мы с трудом пробирались через хлам, — так галерист Владимир Овчаренко вспоминал, как впервые посетил помещение нынешнего центра современного искусства «Винзавод», а тогда Московского комбината вин на «Курской». — Возникло стойкое ощущение, что, как только за нами закроется дверь, вернутся люди со смены и начнут переодеваться».
Сейчас, когда в промзонах строится каждое четвертое новое здание в Москве, уже сложно представить, что когда-то они были заброшенными и медленно разрушались. До начала 2000-х и даже 2010-х казалось, что промзоны, занимающие практически пятую часть всей территории столицы, останутся в зафиксированном Овчаренко виде навсегда. Москва, некогда являвшаяся промышленной столицей, в ближайшие годы может лишиться этого статуса. The Village рассказывает о прошлом, настоящем и будущем московских промзон.
Москва всегда была промышленным городом. Перед революцией город занимал второе место в Российский Империи по количеству предприятий. В пределах границ города (там, где сейчас проходят ТТК и МЦК) располагалось более 1 200 промышленных предприятий: доминировали текстильная (43 % производств) и пищевая отрасли. Эти предприятия-гиганты и составили основу промышленного пояса советской Москвы — сейчас его называют ржавым. После революции процесс индустриализации увеличился взрывными темпами — это соответствовало духу столицы пролетарского государства.
Впервые освобождать Москву от заводов предложили при Хрущеве, в 60-х. Удалось даже закрыть химический завод — правда, только из-за того, что он соседствовал с домами чиновников на Можайском шоссе (сейчас это район Кутузовского проспекта) и плодоовощную фабрику на Смоленской площади. Однако на этом все остановилось.
Продвинуться по этому пути сколько-нибудь далеко в то время не получилось. Безотказный во всех других случаях напор энергичного первого секретаря оказался бессильным перед сопротивлением отраслевых министерств. Даже прямой запрет строить новые заводы и фабрики быстро превратился в фикцию из-за десятков исключений из общего правила, сделанных для особо важных объектов.
Архитектурный обозреватель
НИКОЛАЙ ЛУКЬЯНОВ
В последние советские десятилетия ситуация с промзонами в Москве усугубилась из-за форсированного роста автомобильных заводов ЗИЛ и «Москвич», который резко увеличил и без того немалую индустриальную нагрузку на экологию. При этом именно московские автозаводы в постсоветские годы умирали дольше и мучительнее всего.
Распад СССР сильно ударил по промышленности. Что характерно, первый проект «Москвы-сити» на месте каменоломни на Пресне появился на следующий год после распада СССР — в 1992-м.
К середине первого постсоветского десятилетия проблему с промзонами заметили городские власти. «Производственные зоны являются самыми неэффективно, беспорядочно застроенными и экологически опасными территориями в городе», — говорилось в постановлении правительства Москвы от 1995 года. В документе власти описывали, что нужно сделать для переноса заводов за город и строительства на их месте новых зданий. Это стало первой попыткой властей города разобраться с промзонами законодательно. Позже, уже в нулевые, выводом заводов из Москвы занялся сын Лужкова — Михаил.
Наличие темных пятен на карте города вызывало массу вопросов. Большинство территорий уже многие годы использовались не по назначению — многие предприятия давно не функционировали и сдавали свои площади в аренду под склады и офисы. Ни владельцы, ни арендаторы не вкладывались в поддержание зданий, и многие из них стали напоминать руины.
Руководитель по работе с ключевыми партнерами Est-a-Tet
Роман Родионцев
Михаила Лужкова я тогда не знал, но много слышал о нем от людей из его окружения, среди которых были и бывшие учредители „Москонверспрома“, и сотрудники. Михаил тоже, кроме „Межрегионгаза“, свои интересы сосредоточил в строительстве — в основном он занимался выводом заводов из Москвы и строительством в бывших промзонах жилых, офисных и торговых комплексов. Заводы, конечно, не выводились, а просто уничтожались, но пока были в городе промзоны, строительный бизнес Михаила расцветал.
Современный подход к использованию промзон — с внимательным отношением к исторической архитектуре — впервые применили на фабрике «Красная роза» в Хамовниках. Еще в 90-е группа художников и архитекторов задумала открыть там офисы и мастерские для себя: так, для арендаторов в 2003-м открылся центр, получивший название Artplay.
Творческие люди довольно быстро подхватили тему реновации промышленных территорий — они видели такое у своих западных коллег.
ЭВЕЛИНА ИШМЕТОВА
Председатель экспертного совета по редевелопменту Российской гильдии управляющих девелоперов
В начале нулевых «Красная роза» попала в руки к предпринимателю Александру Клячину, который тогда имел славу одного из главных рейдеров столицы. Но вместо того чтобы просто снести фабричные здания и распродать землю, бизнесмен решил пригласить к работе над ними архитектора Сергея Киселева — автора делового комплекса «Миракс Плаза», переделки «Армы» и дома на углу Остоженки и 1-го Зачатьевского переулка. Он разработал девятилетний план реконструкции завода. Перестройку 9-го корпуса фабрики под бизнес-центр спроектировало архитектурное бюро «Рождественка». «В наши дни сложно поверить, но это был первый объект в начале нулевых, на котором мы объяснили заказчику, что красить и штукатурить фасады ни в коем случае нельзя, и убедили его в этом. Более того, мы поняли, что как архитекторы вправе назначать ценность тем или иным объектам», — вспоминала позже глава «Рождественки» Наринэ Тютчева.
В нулевые девелопер, покупая предприятие, не знал, что с ним сделать, и предлагал построить там жилье. Делались попытки планировки территорий промзон, но реализовывать это не получалось: из-за очень сложной структуры имущественно-земельных отношений. Обычно промзона принадлежала нескольким владельцам — и они все хотели строить там коммерцию. Но не социалку — детсады, школы, больницы. Поэтому процесс перестройки промзон шел очень стихийно.
Дмитрий Савин
Исполнительный директор Института комплексного развития территорий
Аналогичные процессы происходили на территории газгольдерного завода, который в 90-е получил название «Арма», в окрестностях Курского вокзала. Девелоперская компания «Большой город» начала превращение промзоны в креативный кластер с привлечения туда правильных арендаторов. В 2005 году в круглых зданиях-газгольдерах поочередно обосновываются клуб «Газгольдер» Руслана Таркинского (одноименный лейбл рэпера Басты образуется там же в 2006-м), галерея Александра Якута, производства дизайнеров Дениса Симачева и Кати Гомиашвили. «Тогда район Курского вокзала еще не был тусовочным местом: серый индустриальный пейзаж, толпы людей у метро и вокзала и бомжатник-распределитель с подъезжающим по утрам автобусом милосердия», — рассказывал Таркинский. Чуть позже там же появится клуб Arma 17 — и открывать клубы на заводах начнут все.
Зачастую музыка, которую мы любим, и культура, частью которой мы себя ощущаем, — происходят из рабочих районов. Поэтому, открывая клуб в промзоне, мы возвращаемся домой. Это вопрос гармонии, которая, когда она возникает, неизбежно заметна всем. К тому же это удобно. Отсутствие соседей и жилых домов вокруг позволяет сделать музыку громче. А самое главное, это — красиво.
Алексей Дымарский
Креативный директор агентства Stereotactic, сооснователь пространств «Эма» и «Кругозор»
У «Армы» появляется сосед — центр современного искусства «Винзавод», перестроенный из Московского винного комбината архитектором Александром Бродским. Там обосновываются главные московские галереи того времени. В том же году кондитерская фабрика «Красный Октябрь» переезжает из исторических помещений на Балчуге в Красносельский район. Совсем скоро опустевшие цеха на Балчуге займут галереи, клубы, редакции и бутики.
Artplay переезжает в огромное здание завода «Манометр» на Яузе и окончательно закрепляет творческую ориентированность окрестностей Курского вокзала. Переезд с «Красной розы» был связан с началом второго этапа перестройки фабрики. Artplay на улице Фрунзе изначально был временным явлением. Его функция заключалась в привлечении внимания к «Красной розе». Для бизнеса решение открыть офис в пусть и перестроенном, но все же заводе, тогда все еще было диковинным.
В нулевые основной трудностью было привить вкус к лофтам, к моде на повторное использование старых объектов, показать красоту высоких потолков и нетривиальных решений. Многим горожанам обычных профессий до сих пор приходится объяснять преимущества лофт-проектов. Основная сложность — ремаркетинг места и отношения к нему в городе. Это до сих пор одна из самых трудоемких задач — объяснить бизнес-сегменту, что локация, где раньше, условно, ходили люди в ватниках и собаки на людей кидались, теперь стала модным местом.
Эвелина Ишметова
Председатель экспертного совета по редевелопменту Российской гильдии управляющих девелоперов
Десятилетие Москва встретила с мэром Сергеем Собяниным, одним из первых распоряжений которого стало ограничение на новое строительство в центре Москвы. «После этого бывшие промзоны остались единственным территориальным резервом города», — рассказывал архитектор Сергей Труханов. На развитие промзон как альтернативу обычному строительству указывали и власти. Опрошенные РИА «Новостями» девелоперы, впрочем, относились к идее с сомнением. В том же 2010-м на «Красном Октябре» начинает работать институт «Стрелка», выпускники которого через несколько лет изменят внешний вид всей Москвы. К нему вскоре присоединятся телеканал «Дождь», редакции журнала «Большой город», сайтов Openspace и Slon. А на Таганке открывается «Фабрика Станиславского»: первый проект реновации московской промзоны, сделанный иностранным бюро, — John McAslan + Partners. Потом это же бюро переделает бывшую кондитерскую фабрику «Большевик» в бизнес-центр и сделает там же Музей русского импрессионизма.
К концу года объем недвижимости, построенной в промзонах, доходит до четверти от всего того, что строится в Москве, — девелоперы понимают, что больше в городе строить негде. К тому же власти начали активно утверждать документы территориального планирования на промзоны в Москве. Анонсируются проекты застройки заводов ЗИЛ в Даниловском, «Серп и Молот» на Таганке и «Каучук» в Хамовниках; начинается строительство комплексов «Савеловский Сити», «Сердце Москвы» и «Арт-квартал». Последний — масштабный проект девелопера Андрея Гринева, который собирается реконструировать почти 500 гектаров территорий за Курским вокзалом, превратив их в престижный район. Сам Гринев утверждает, что в результате должен получится то ли Митте, то ли Сохо.
Оказалось, что инвестировать в редевелопмент центральной части города порой дешевле, чем строить с нуля. Этим воспользовались многие, однако до сих пор системный редевелопер — гораздо более редкий игрок рынка, чем девелопер.
Эвелина Ишметова
Председатель экспертного совета по редевелопменту Российской гильдии управляющих девелоперов
В июле команда Arma 17 с большим успехом проводит второй фестиваль Outline. В качестве площадки был выбран завод в глухом районе Карачарово на юго-востоке Москвы (первом в городе по количеству промзон) — это кажется началом большой истории.
Тем же летом на заводе у Яузского бульвара агентство Stereotactic создает пространство «ЭМА» — сразу оговаривая, что оно временное. Осенью площадка закрывается, а завод начинают сносить. «ЭМА», как и Artplay десятилетием ранее, должна была привлечь внимание к жилому комплексу все того же «Арт-квартала».
В начале года с «Красного Октября» выселяют телеканал «Дождь». Сейчас его помещения занимают редакции патриотических таблоидов «Утро.ру» и «Дни.ру», офисы Партии роста и нескольких некоммерческих организаций: «Волонтеры Победы», «Русская гуманитарная миссия» и других. В Москве остается только один настоящий медиакластер — в районе Ямского поля, где находятся офисы Life, «Россия 24» и «Москва медиа».
Промзона, развивающаяся благодаря активистам, — в любом случае временный проект, потому что редко такие структуры, как начинающие художники или небольшие галереи, могут нести крупные издержки по содержанию пространства. Они чаще всего становятся временными арендаторами (как это было на «Электрозаводе»), а потом уезжают — когда собственник решает заняться уже серьезным редевелопментом. Этап развития за счет художественной, арт-, культурной, некой grassroots составляющей — типичный элемент развития промышленной площадки. Вопрос в том, чтобы этот элемент сохранять на следующих стадиях развития проекта. Но это уже вопрос формирования бизнес-модели.
Елена Короткова
Руководитель Центра городской экономики КБ «Стрелка»
Успех «Эмы» в 2016 году развивает «Кругозор» — клуб на один сезон, также сделанный командой Stereotactic. В комплексе зданий полиграфического комбината газеты «Правда», где работал «Кругозор», к тому времени без внешней помощи уже образовался небольшой творческий кластер: бывшие цеха заняли «Хип-хоп-академия», бар и музыкальный клуб Ypsylon, пространство «Сделай сам/сама», репетиционные точки и многое другое. В 2017 году из-за разногласий с девелопером и началом сноса зданий они съезжают с промзоны. Летом 2016-го также должен пройти очередной фестиваль Outline — но его срывают власти. Arma не отчаивается и благоустраивает машиностроительный завод «Молния» в Печатниках. После срыва всех попыток провести там свои вечеринки в начале 2017 года Arma17 объявляет о прекращении деятельности в России. Летом, после полицейской облавы, прекращает работу и клуб «Рабица», работавший в промзоне на Ольховской улице. Рейв покидает заводы.
В 2017 году удалось устранить и «законодательную пустоту» в вопросе реновации промзон — начал действовать закон «О комплексном развитии территорий», который позволяет отбирать участки у владельцев промзон, если они не занимаются их развитием. Он стал первой успешной инициативой, которая решает проблемы промзон. Впрочем, эксперты и владельцы недвижимости опасаются, что он будет использоваться для рейдерских захватов предприятий. В том же году Собянин объявил о необходимости сноса нескольких тысяч пятиэтажек. Программа реновации хрущевок конфликтует с реновацией промзон: ведь частные девелоперы изначально проигрывают и в затратах тем, кто намерен строить под крылом мэрии. К тому же затраты на инфраструктуру при таком строительстве в разы меньше.
Заказчик и девелопер в случае с реновацией — бюджет. Но если сложить все затраты по цепочке (переселение граждан, расчистку, новое строительство), не факт, что получится меньше затрат, чем у застройщика при освоении бывшей промзоны, хоть она и пуста от жителей. Там бывают проблемы с грунтами и очисткой, но уж точно нет проблемы решения вопросов с гражданами.
ЭВЕЛИНА ИШМЕТОВА
Председатель экспертного совета по редевелопменту Российской гильдии управляющих девелоперов
Закон о комплексном развитии территорий сыроват. Насколько мне известно, все правообладатели, попавшие в границы зон КРТ, подали в суды на правительство Москвы, потому что механизм «если собственник не хочет, то город за него сделает» — в отсутствие четких и прописанных юридически процедур может привести к тому, что будут происходить рейдерские захваты. Если закон приняли, значит, в нем есть смысл, но он нуждается в шлифовке.
Дмитрий Савин
Исполнительный директор института комплексного развития территорий
Всего в промзонах продолжают строить примерно по 25 % от всех новых зданий в Москве. Власти также делают ставку на развитие промзон у МЦК: по планам мэрии, там должны построить 750 тысяч квадратных метров недвижимости, из них 300 тысяч квадратных метров — гостиницы, 250 тысяч — торговые площади и 200 тысяч — офисы. Сейчас из 208 оставшихся в городе промзон 120 либо уже застраиваются жильем, торговыми центрами, офисами и производствами, либо будут реорганизованы позже. Этого недостаточно: исполнительный директор института комплексного развития территорий Дмитрий Савин заявил The Village, что даже с такими темпами «на полную реорганизацию московских промзон в нынешних условиях российской рыночной экономики нужно бесконечное количество времени».
Что такое эти несколько миллионов квадратных метров недвижимости в промзонах в год? Скупил какой-то инвестор предприятие целиком и смог сделать там некое развитие, построив несколько зданий. Планы по развитию всех московских промзон у властей были — и мы ими занимались. Но пока проект разрабатывается, его смысл устаревает. На это влияют бизнес-сделки, смена власти, градостроительной политики и внешних экономических факторов.
Дмитрий Савин
Имея четкую политику развития города, эти территории можно развивать и возвращать городу, считает Савин. «Москва — не высокоурбанизированная территория. В классическом понимании города здесь очень мало. Высокоурбанизированная территория — центр Москвы, некоторые районы на периферии — и все», — отмечает Савин. Когда бывшее предприятие, где трудились сотни и тысячи людей, сдает все в аренду под склады, и там остается работать пять человек, оно перестает выполнять свою задачу места, где сосредотачиваются люди и рабочие места, уверен Савин. Три четверти промзон свою функцию не выполняют. Редевелопмент эту проблему частично решает — территории возвращаются в городской оборот, снова становятся общественными пространствами, где есть люди. Савин отметил, что не видит никакого смысла размещать промзоны в черте города: «во всем мире индустриальные зоны теперь сосредоточены в пригородах — это и с точки зрения экологии важно».
С ним не согласна Елена Короткова, руководитель Центра городской экономики КБ «Стрелка». «Меня пугает наше предубеждение относительно производства в городе. Посмотрите на мастерские на территории „Флакона“, на Artplay есть ребята, которые там же производят и продают очки, что-то еще. Не стоит воспринимать производственные функции как нечто абсолютно недопустимое в проектах редевелопмента», — рассказала она.
По ее словам, обращать внимание нужно не только на экологические проблемы, но и на островной характер московского редевелопмента — облагороженные промзоны так и остаются небольшими оазисами активности посреди сплошной жилой или промышленной застройки. Из-за этого, например, перестроенная «Арма» до сих пор воспринимается как отдельное от всего города пространство.
«В этом отношении очень правильно то, что происходит на „Флаконе“. Начавшись с локального проекта, к которому нужно было добираться окольными путями, он перекинулся на „Хлебозавод“, завязав таким образом разговор с жилой застройкой», — рассказала Короткова. Она отмечает, что промышленные территории, обычно закрытые от посторонних места с пропускным режимом, должны становится проницаемыми частями города. Развивать промзоны нужно комплексно, а не по кускам. «Когда это масштабный проект, как ЗИЛ, вопросы оторванности не возникают. Да и закрывать территорию становится не от кого».
Проблемы у промзон — в российских реалиях. Первое — количество и состояние собственников, которые владеют участками, зданиями, частями зданий на этой территории. Чем их больше, тем сложнее территория с точки зрения редевелопмента. Даже при наличии новых законодательных инструментов. Второе — уровень загрязнения территории. Третье — ее расположение. Очевидно, что есть промзоны, до которых редевелопмент дойдет раньше, а есть те, до кого — позже. И локация здесь имеет не последнее значение.
Елена Короткова
«Есть еще одна черта, которая объединяет проекты редевелопмента в Москве: они пока не очень многофункциональные», — добавляет Короткова. В этих проектах бывают разные функции — офисы, лофты, торговля, но всегда есть одна основная. «Даниловская мануфактура» — прежде всего офисы, а потом уже некоторое количество ресторанов и лофтов, «Флакон» — тоже офисы. «Или проект ФСК „Лидер“ под названием „Поколение“. Это же просто жилье на месте снесенных промышленных корпусов в промзоне „Алтуфьевское шоссе“. Те же „Садовые кварталы“ — пока все-таки скорее жилой проект», — отмечает Короткова.
Глава бюро «Рождественка» Наринэ Тютчева, занимающаяся проектом перестройки «Трехгорной мануфактуры», сравнивает бывшие промзоны с Флоренцией
Сейчас в Москве существуют два вида перестройки промзон. Первое направление — когда существующую застройку сносят и на ее месте строят здания другого назначения. Какой лучше применять — зависит от территории. «На месте завода в Лианозове гораздо проще все снести и построить что-то новое, потому что никакой среды эта застройка не образовывала. В то же время застройка «Красного Октября», где памятник на памятнике, там нужен другой подход — с бережным отношением к архитектуре и приспособлением старого здания под новые функции», — рассказал The Village исполнительный директор Института комплексного развития территорий Дмитрий Савин.
Второе направление — случаи «Флакона», «Красного Октября», «Трехгорной мануфактуры» и других исторических комплексов. Там существующую застройку начинают использовать для размещения творческих кластеров и общественных зданий. Это удобно — застройка промзон всегда, даже в советский период, шла хаотично, что придает ей сходство со средневековым городом: уютного пространства с закоулками.
МоГЭС-1
«Трехгорная мануфактура»
Флоренция
В первом случае девелоперы часто привлекают активистов из культурной сферы. Алексей Дымарский, креативный директор агентства Stereotactic, сооснователь пространств «Эма» и «Кругозор», рассказывал, что в случае с этими проектами у них с девелоперами «сошлись наши желания, и все происходящее стало так называемым win-win situation». «В случае с „ЭМА“ нам повезло познакомиться с командой „Арт-квартала“, которая к тому моменту уже решила для себя, что там будет поп-ап-проект. Для популяризации места и того, что будет там в перспективе. „Кругозор“ стал для нас логичным продолжением „ЭМА“. Мы чувствовали необходимость повторить и в поисках места начали сотрудничество с девелоперской компанией „ПСН“», — сказал он.
Теперь стало важнее то, с кем ты идешь, а не куда. В перспективе мы будем видеть больше новых безумных форматов. Музыка, единомышленники и качественный бар останутся всегда, как фундамент любого классного места. Ну а все остальное может быть ограничено лишь фантазией.
Алексей Дымарский
Дымарский считает, что при правильно настроенном диалоге и процессах подобные истории могут быть выгодны всем: город получает новые точки привлечения и активации молодых москвичей; девелопер получает внимание и прирост потенциальной аудитории; организаторы могут создать эффективный бизнес; посетители могут хорошо проводить время. Он уверен, что «все вокруг сейчас просто кричит о том, что пришло время экспериментов, неожиданных коллабораций, миксов всего со всем».
Опыт сотрудничества с девелопером «ПСН» Марийки Семененко, соосновательницы ДК «Делай сам/а» на «Правде» и ДК «Делай культуру» на «Хлебозаводе», был не таким удачным. «Мы оказались вовлечены в плохой проект по джентрификации комбината, который отличался своей парадоксальностью и в итоге не состоялся. С одной стороны, девелоперская компания хотела видеть у себя на территории нестандартное освоение индустриального пространства, с другой — сразу запрещала любые инициативы в этом направлении, устанавливала цензуру в наш адрес», — рассказала Семененко.
Девелоперские компании заимствуют практики, форматы и слова, которые придумывают и используют художники и активисты, но наполняют их собственным содержанием. Было бы честнее сотрудничать, чтобы каждый мог делать то, что лучше всего умеет, договариваясь о взаимной пользе: у художников, активистов, работников культуры — пространство для их экспериментов, у бизнеса — соответствующий символический капитал.
Марийка Семененко
Она рассказала, что мероприятия в ДК вызывали вопросы или протесты со стороны управляющей компании. Во время фестиваля «24 часа правды» ДК организовало неформальную экскурсию по комбинату от ее бывших сотрудников. Семененко вспоминает, что «охрана очень грубо себя повела, запретив гулять по территории группой в 30 человек и угрожая в итоге закрыть ДК». В итоге через 11 месяцев после начала работы ДК «ПСН» решила не продлевать договор аренды с ДК.
«Они уничтожили ту уникальную атмосферу, которая хаотичным образом сложилась на территории бывшего комбината. Сохранение памяти о „Правде“, сохранение и развитие особого микромира территории — явно не было в повестке „ПСН“», — рассказала Семененко. По ее словам, джентрификация приводит к созданию множества одинаковых пространств, которые утрачивают связь со своим контекстом: «Арма» не сильно отличается от «Даниловской мануфактуры» или фабрики «Большевик». «В случае с „Хлебозаводом“ было бы важно сохранить хотя бы часть старой пекарни с ее прежними работниками, немного модернизировав производство, — считает она, — Но на такие символические шаги нужно время, которого обычно у бизнеса нет».
Фотографии: обложка, 3 – Игорь Зотин / Интерпресс/ ТАСС, 1, 2 – Pastvu.com, 4 – Роман Денисов / Интерпресс/ ТАСС, 5 – Михаил Ворожцов / Фотобанк Лори, 6 – Artplay, 7 – АБ "Рождественка", 8 – karel291, Creative Commons (CC BY 3.0), 9 – Илюхина Наталья / Фотобанк Лори, 10 – Шитов Василий / Интерпресс / ТАСС, 11 – Фабрика Станиславского, 12 – ЖК "Символ", 13 – Андрей Стекачев, 14 – Рената Гарипова, 15 , 16 – mos.ru, 17 – Анна Михеева, 18 – ЖК "Садовые кварталы", 19, 20 –Ludvig14, creative commons (CC BY-SA 4.0), 21 – © АБ «Рождественка», 22 – ЖК "N v 9"
