Что происходит с Музеем Владимира Набокова в Петербурге Подробно рассказываем о ситуации — с комментариями экспертов и участников процесса
К 120-летнему юбилею Владимира Набокова в единственном музее писателя в мире практически не осталось сотрудников, а сам он оказался на грани закрытия. В то же время Американский фонд Владимира Набокова планировал передать в Россию оставшийся после смерти сына Набокова Дмитрия большой архив писателя, судьба которого до сих пор окончательно не решена. На волне поднявшейся общественной дискуссии Санкт-Петербургский университет, частью которого является музей, неожиданно назначил нового директора — филолога и писателя Андрея Аствацатурова, который отнюдь не является специалистом по творчеству Набокова. При этом старый директор, а ныне заведующая Татьяна Пономарева оказалась практически в опале: новое руководство с ней никак не контактировало, публично отрицало ее заслуги в развитии музея и тот факт, что в нем многие годы велась активная научная и культурная деятельность, которая прекратилась, по сути, по вине самого же университета.
В июне Татьяна Пономарева написала заявление об увольнении, объяснив свое решение тем, что «чувствует себя ненужной, поскольку от нее ничего не зависит». Ее уже поддержало Международное набоковское общество — организация обратилась с письмом к советнику Владимира Путина Владимиру Толстому, министру культуры Владимиру Мединскому и его заместителю Алле Маниловой. Набоковеды просят власти передать музей «из управления Санкт-Петербургского государственного университета в подходящее городское или федеральное культурное управление»
По просьбе The Village главный редактор онлайн-журнала о современной литературе «Прочтение» Полина Бояркина поговорила с участниками развивающегося конфликта и рассказывает, что происходит.

Текст
Полина Бояркина

Как музей оказался на грани закрытия
Открытый в 1999 году как некоммерческая организация петербургский Музей В. В. Набокова стал частью Санкт-Петербургского государственного университета в 2007 году, находясь под угрозой исчезновения. На протяжении всего своего существования, несмотря на отсутствие целевого финансирования, в музее обновлялась коллекция, шла серьезная научная работа, а также регулярно проводились различные мероприятия (конференции, выставки, встречи и даже спектакли).
Последние несколько лет Музей В. В. Набокова работал с минимальной финансовой поддержкой: университет оплачивал коммунальные услуги и зарплату четырех сотрудников, но и в работу его особенно не вмешивался. Долгое время Управление экспозиций и коллекций СПбГУ существовало без главы. Все изменилось с появлением руководителя управления — Елизаветы Тапаковой-Боярской. Первым делом были отменены все премии. Зарплата сотрудников сократилась до 17 тысяч, а у тех, кто работал на полставки, — до шести тысяч. При этом отчетность увеличилась многократно, а стиль общения нового руководителя был для сотрудников неприемлем. Постепенно работники музея начали увольняться (нужно сказать, что все работавшие в музее молодые набоковеды, учившиеся до этого в СПбГУ, были выпускниками семинара Бориса Аверина, ни от каких других преподавателей и ученых студенты не приходили).
В результате в музее осталось всего два человека, директору объявили, что этого достаточно. Одновременно с этим администрация университета самостоятельно начала прием новых сотрудников, не специализирующихся на творчестве Набокова.
Карина Маколкина
филолог, набоковед, сотрудница музея в 2017–2018 годах
Я пришла работать в музей в апреле 2017 года. Как раз тогда начала разворачиваться эпопея по учету всего, что есть в музее. Нам надо было перебрать, описать, посчитать буквально каждую вещь и всем предметам присвоить шифры/номера согласно инструкции. Надо сказать, что и до этого в музее велся учет, были книги поступлений, но этот учет никак с университетом и его требованиями связан не был. Впрочем, и в 2017 году университет едва понимал, какие у него требования. К нашему ознакомлению с их стороны предлагалась инструкция по учету, основанная на той самой, созданной еще в 1985 году.
Работы было много, но она нам нравилась, мы все это проделали с энтузиазмом, рассчитывая, что если приведем все в строгий порядок и загрузим в КАМИС (система учета музейных экспонатов. — Прим. The Village), то это пойдет на благо — в первую очередь коллекции, которая сможет быть выгружена в Госкаталог. Университет, на мой взгляд, не защищал ни музей, ни коллекцию. Когда я только начала работать, мне попались на глаза какие-то университетские ведомости, где указана стоимость предметов коллекции — по рублю. Это же просто абсурд.
На тот момент учет был нашей основной деятельностью, но, поскольку штат у нас всегда был маленький (не более пяти человек), мы все понемногу делали все. Это и работа с посетителями в совокупности с постоянным слежением за экспозицией, и переписка с участниками чтений, и помощь фотографу, который был нанят университетом как раз для того, чтобы сделать изображения предметов для КАМИС, и помощь студентам СПбГУ с материалами для их работ. К сожалению, уже не часто, но бывали и выставки: например, совместный проект The Defense с нашими соседями, графическим кабинетом WOD.
Наша зарплата на момент моего появления в музее складывалась из оклада (пять тысяч с копейками за полставки) и премии, которая была в два, а иногда и в три раза больше. Наверное, год нам платили адекватно, а потом началось: постепенно полетели в тартарары премии — и «полставочные», и старших сотрудников, и директорская. Порядок всего этого, разумеется, был хаотичный. Одну из коллег, которая проработала в музее семь лет, лишили доброй части зарплаты, потому что другой коллега вовремя не прислал очередной дурацкий отчет.
Почему вокруг музея возникла шумиха и откуда взялся новый директор
В конце марта музей Владимира Набокова неожиданно закрылся на ремонт. Выяснилось, что из многолетних сотрудников в нем остался работать всего один — ранее директор, а ныне заведующая Татьяна Пономарева. Прошел месяц, 22 апреля литературный мир отмечал 120-летие со дня рождения писателя. Его мемориальный музей все еще был закрыт, никаких мероприятий по случаю годовщины не проводилось.
На следующий день, 23 апреля — в «правильный» день рождения Набокова, который он сам себе назначил, желая делить свой праздник не с Лениным, но с Шекспиром, — обеспокоенные ситуацией петербургские интеллигенты создали Координационный совет по спасению дома и Музея Владимира Набокова. В него вошли глава петербургского Союза писателей Валерий Попов, скульптор Дмитрий Каминкер, артист Леонид Мозговой, филолог Мария Виролайнен, соредактор журнала «Звезда» Андрей Арьев, набоковед Алексей Филимонов, филолог и президент фонда «Живая классика» Марина Смирнова, журналист Галина Артеменко, поэт Татьяна Вольтская, писатель и переводчик Наталия Соколовская и другие. Встреча прошла в холле гостиницы «Дельта Невы», прямо напротив музея.
26 апреля Пономареву срочно (за час до начала) вызвали на совещание, где ей в качестве заместителя начальника управления представили филолога и писателя Андрея Аствацатурова. В шесть часов вечера на сайте университета появился официальный пресс-релиз, в котором сообщалось, что Аствацатуров назначен директором музея (в интервью «Фонтанке.ру» он сообщает, что предложение поступило ему еще 24 апреля). В интервью новый директор сообщил о своих планах по развитию международной культурной и научной деятельности музея, а также о планах провести встречу с сотрудниками. Как выяснилось, однако, по документам Аствацатуров все же занимает должность именно заместителя начальника управления, директорской ставки в музее не существует, а должность эта — не более чем выдумка для СМИ.

Как прошло открытие и где будут проходить «Набоковские чтения»
В понедельник, 29 апреля, музей в спешке открылся — на один день. К 10 утра приехал новый директор, представители СПбГУ и СМИ. Андрей Аствацатуров дал ряд интервью, в которых еще раз проговорил, что начнет вести в музее активную научную деятельность с привлечением международных специалистов. Запланированного общения с сотрудниками не произошло.
Сейчас музей работает по не вполне ясному графику, на входе записывают имена посетителей, а его сотрудники не являются специалистами по творчеству или биографии Владимира Набокова.
В связи с нестабильной ситуацией с музеем «Набоковские чтения» было решено в этом году провести в Институте русской литературы (Пушкинский дом) РАН и музее «Рождествено». В тот момент, когда прием заявок уже закрылся, Андрей Аствацатуров направил письмо американским членам оргкомитета конференции (правда, всего двоим, и в их число не вошла Татьяна Пономарева) с предложением провести ее в этом году на базе СПбГУ.
Андрей Аствацатуров
филолог, писатель, зав. кафедрой междисциплинарных исследований в области языков и литературы, новый директор Музея В. В. Набокова
Деятельность музея я в целом оцениваю глубоко положительно, он собирал экспонаты, очень активно развивался. Важно то, что музей становился научным центром, проводились «Набоковские чтения», программу которых я посмотрел, а также сборники, которые издавались. Мне кажется, это были очень высокопрофессиональные и представительные чтения. Единственное, что музей в целом не занимает в городе места, которое он бы мог занимать. Он уступает по значимости таким музеям, как Музей Анны Ахматовой, например, Музей Блока, Музей Достоевского и Музей Державина. Здесь нужно провести определенную дополнительную работу, как мне представляется.
Я недавно вступил в должность и буду думать о том, как привлечь дополнительное финансирование. Минкульт будет думать, каким образом нам в этом деле помочь. У нас есть еще не утвержденная окончательно, но продуманная программа развития. Я бы сохранил ту деятельность, которую музей вел в научном направлении, единственное, хотелось бы больше связи между тем, что происходит в музее, и собственно в СПбГУ, потому что там есть коллеги, которые занимаются Набоковым.
Набоков — это не единичная фигура, это фигура билингвальная, и здесь можно обсуждать проблемы билингвизма с Набоковым как центральной фигурой, но можно обсуждать и фигуры, которые находились рядом: например, англо-американский модернизм, трансатлантические связи между Европой и Америкой. Сейчас в университете будет проходить большая конференция, которую я в том числе организую, посвященная Трансатлантике. Набоков — одна из важных трансатлантических фигур, мне кажется, можно было бы дополнить имеющиеся «Набоковские чтения», куда приезжают набоковеды, такой конференцией, как «Проблемы трансатлантических связей». Кроме того, мне представляется, что музей должен быть общественно-культурной площадкой. Я запланировал несколько встреч петербургских переводчиков с читателями — они приурочены к выходу книг.
Помимо этого, мы, наверное, запланируем выступления и встречи с современными русскими писателями на базе университета. У нас есть предварительная договоренность с некоторыми коллегами: мы обязательно позовем Евгения Водолазкина, Гузель Яхину. У нас есть университетское финансирование на один проект, мы собираемся позвать гостей из Москвы и Петербурга, организовать серию встреч.
Конечно, набоковские мероприятия мы тоже будем проводить. Дело в том, что я отвечаю за музей, но недавно в университете был создан Центр по изучению творчества Набокова, его возглавил Федор Никитич Двинятин, он специалист в том числе по Набокову. Он многопрофильный ученый, но о Набокове у него тоже есть шесть статей. Две из них — монографические, это все очень серьезные исследования. И здесь скорее он будет нам помогать.
Марина Смирнова
филолог, президент фонда «Живая классика», председатель Координационного совета по спасению дома и Музея Владимира Набокова
Андрей Аствацатуров — известный литературовед, писатель, он, безусловно, уважаемый человек и значительная фигура. При других обстоятельствах его назначению можно было бы обрадоваться. Но, к сожалению, есть полное ощущение, что единственная цель этого назначения — отвлечь внимание общественности от реальных проблем музея, которые никогда не были связаны с личностью директора. Аствацатуров, будучи заведующим кафедрой, преподавателем и писателем (а в будущем — еще и руководителем новой магистерской программы), вряд ли найдет время заниматься музеем, тем более что Набоков никогда не входил в круг его научных интересов. Его назначение было в первую очередь ответом на возмущение общественности. Это всего лишь информационный повод для СМИ, призванный отвлечь внимание: как будто бы назначили другого директора, и вопрос решен.
В музее был прекрасный директор, которого знают все набоковеды мира. Татьяна Пономарева во многом создала этот музей, собрала множество экспонатов. Назначением другого директора администрация СПбГУ продемонстрировала полное неуважение к профессионалам, заслуженным и выдающимся людям, неумение ценить их заслуги.
Архив Американский фонд хочет передать именно потому, что доверяет в том числе лично Пономаревой. Администрация СПбГУ не понимает, насколько важны личные связи и выстроенные за годы отношения. Более того, насколько мне известно, Аствацатуров даже ни разу не поговорил с Пономаревой на сегодняшний день.
Смена директора произошла в тот момент, когда Пономарева заявила о проблемах, существующих в музее и возникших не по ее вине. То есть для администрации СПбГУ важно было не решать проблемы, а заставить замолчать тех, кто эти проблемы видит и о них говорит.
Брайан Бойд
литературовед, биограф Набокова, член Американского фонда Владимира Набокова
Я был впервые приглашен в Музей Набокова вместе с Доном Бартоном Джонсоном и русскими набоковедами в 1999 году по случаю юбилея писателя.
Я подарил музею два набоковских пиджака и туфли, которые мне в 1980-х отдала Вера Набокова, посчитав, что мне нужна одежда получше. Их сын Дмитрий передал мне еще материалы для музея — в том числе отцовский набор для «Скрэббла». Я вернулся в музей в июле 1999-го, чтобы передать вещи, подаренные Дмитрием, и принять участие в небольшой конференции — и кажется, тогда мое выступление растянулось на четыре часа.
Я время от времени общался с Татьяной Пономаревой, которую весь набоковедческий мир — начиная с Дмитрия Набокова и заканчивая всем научным сообществом — видел центром набоковедческих исследований, в особенности потому, что конференций в мире проводилось достаточно мало (из тех, что сразу приходят на ум, — в Ницце, Оксфорде, Киото, Окленде, Париже, Варшаве и Биарице), но лишь в Музее Набокова они проводились на регулярной основе.
Роскошный набоковский дом в центре Петербурга, где писатель родился и провел детство, — идеально подходящее место для музея. Татьяна Пономарева и ее небольшой коллектив сумели достичь выдающихся, по международным меркам, результатов с минимальным бюджетом, пока музей не оказался под руководством университета, который начал мешать организации конференций и постепенно все сильнее сокращал финансирование музея, а с тем — и его возможности. Сейчас они назначили директора, который не имеет опыта в набоковедении и открыто демонстрирует полное незнание широко признанных за рубежом достижений музея, и чинят препятствия уже даже для посетителей музея.
Министерство культуры и городские управления по всей России содействуют прекрасным писательским музеям. Нет ни одной причины, почему Музей Набокова не должен функционировать на столь же высоком уровне, как, например, Музей Анны Ахматовой. Но поскольку университет по непонятной причине продемонстрировал интерес только в том, чтобы душить инициативы музея, это долг России перед ее достоинством и литературным наследием отделить музей от университета и разместить его на всех этажах дома на Большой Морской — под контролем Министерства культуры или, возможно, правительства Санкт-Петербурга.
Многие интересующиеся Набоковым за рубежом, включая меня и Литературный фонд Владимира Набокова, который владеет оставшимися после Дмитрия Набокова материалами, были бы рады подарить их музею, если бы он был надежно и стабильно организован с адекватным финансированием, пространством, хранилищем, охраной и национальной и международной программой исследовательских и общественных мероприятий, с людьми, которые продемонстрировали свою заинтересованность и осведомленность в личности Набокова и его наследии. Татьяна Пономарева заслужила доверие семьи Набоковых, набоковедов в России и за ее пределами, набоковских обществ в Европе и Азии и Международного набоковского общества, она самый подходящий кандидат, который может стоять во главе музея, обладающего ресурсами и независимостью, который чтил бы память Набокова и русское литературное наследие и служил бы на пользу исследователям, студентам, читателям, писателям и просто посетителям как в России, так и за ее пределами.
Александр Долинин
профессор Висконсинского университета, литературовед, член оргкомитета конференции «Набоковские чтения»
Я связан с Музеем Набокова с самого первого дня его существования. В 1990 годы вместе с Б. В. Авериным, А. Ю. Арьевым, А. Г. Битовым, Б. Ф. Егоровым, А. С. Кушнером и несколькими другими уважаемыми литераторами я входил в редакционную коллегию «Набоковского вестника», главным редактором которого был тогдашний директор музея В. П. Старк.
Музей знал разные времена, но если учесть, что он всегда существовал на птичьих правах, не имел никакой поддержки у начальства и страдал от постыдно скудного финансирования, можно лишь поразиться тому, как много было сделано его немногочисленными сотрудниками-энтузиастами и прежде всего Татьяной Пономаревой. Во-первых, музею удалось с нуля собрать сотни интересных экспонатов, в основном подаренных любящими Набокова коллекционерами и его сыном Д. В. Набоковым. В музее, опять же, благодаря дарителям, собрана великолепная коллекция книг Набокова и о Набокове, которой нет равных в Петербурге. По приглашению Пономаревой в музей приезжали известные писатели и художники, в нем снимались документальные фильмы, проводились творческие вечера и интереснейшие выставки. За все это работникам музея надо было бы сказать спасибо, а не третировать их как докучных приживальщиков, которые зачем-то проводят — процитирую официальную бумагу — «несуществующие мероприятия».
Назначение директором музея Аствацатурова — паллиатив, который призван немного успокоить городскую общественность, взволнованную судьбой музея, но который сам по себе ничего решить не может. Конечно, если Андрей, работая в содружестве с Пономаревой, добьется для музея приличного финансирования, поможет вернуть обиженных и уволившихся сотрудников, поспособствует превращению всего дома Набоковых на Большой Морской в музейно-культурный центр, то честь ему и хвала. Но если у университета нет для этого ни средств, ни желания, ни возможностей, то он должен сам инициировать передачу как музея, так и всего дома Набоковых более рачительному и богатому хозяину, а не уподобляться провербиальной собаке на сене.

Каковы точные условия передачи архива, оставшегося после смерти сына писателя Дмитрия Набокова, и что находится в нем
Дмитрий Набоков всегда интересовался жизнью музея и обсуждал судьбу своего архива с Татьяной Пономаревой. Дмитрий Владимирович скончался в 2012 году, не оставив наследников. Владельцем хранившегося у него архива стал Американский фонд Владимира Набокова. На улаживание формальностей, связанных с получением наследства, ушло почти семь лет (определенную роль в этом мог сыграть тот факт, что Дмитрий Набоков жил в Швейцарии, будучи при этом гражданином США), и лишь в прошлом году фонд принял решение (а судьбу архива решает именно фонд), что готов передать архив в музей, но при условии, что музей будет обладать государственным статусом. Оценка и опись архива не проводились, известно лишь то, что это примерно 300 коробок — прежде всего это библиотека, некоторое количество писем, семейные фотографии, документы, в частности нансеновский паспорт Владимира Набокова, некоторые предметы быта. По сути, эти вещи не являются архивом в прямом смысле этого слова, это именно музейная коллекция.
Татьяна Пономарева
набоковед, заведующая Музеем В. В. Набокова
Музей уже сильно изменился. График работы пока не вполне понятен. На входе написано, что он работает, как и раньше, по субботам, однако все новые сотрудники приняты на обычную пятидневную неделю («старый» музей всегда работал по субботам, так как выходным днем для сотрудников, работающих с посетителями, был понедельник). Теперь при входе посетители должны предъявлять удостоверение личности, как и во всех зданиях СПбГУ. Много и других — внутренних — изменений.
Как сложится судьба музея в составе СПбГУ, я не могу сказать, так как теперь не могу на это влиять — все происходит без моего ведома, даже набор сотрудников. Надо сказать, это очень беспокоит не только нашу общественность, но и дарителей музея, живущих в разных странах.
Прошло заседание постоянной комиссии по культурным правам Совета при президенте Российской Федерации по развитию гражданского общества и правам человека. На вопрос о том, что будет с коллекцией, которую планирует передать фонд, представители университета ответили, что она будет перевезена в хранилище в Петергофе. Действительно, сейчас в музее нет места, где бы ее можно было разместить, но главное — нет сотрудников-набоковедов, которые могли бы с ней работать. А ведь наследники дарят ее не только для того, чтобы она хранилась и была поставлена на учет, а чтобы ею занимались, изучали, публиковали, создавали на ее основе экспозицию и отдельные выставки.
На мой взгляд, лучший выход из сложившейся ситуации — тот, о котором с самого начала просили наследники Набокова: создать городской или федеральный дом-музей Набокова. Такой музей, которой мог бы заниматься и более широкими темами, историей русского зарубежья и тем вкладом, который представители русской культуры внесли в культуру других стран. Потому что огромная заслуга Набокова, о которой я все время говорю, — то, что он заставил сотни тысяч своих читателей заинтересоваться Россией и русским языком.
Фотографии: Санкт-Петербургский государственный университет