Как всё устроено: Работа травматолога Травматолог анонимно рассказал The Village о головной боли из-за каблуков, о «высоком новогоднем сезоне» и о человеческой глупости, которая часто приводит к травмам.

Самая распространённая травма зимой — «упал — очнулся — приёмное отделение». Чаще всего ломают лодыжки, но бывают переломы рук, лучевых костей, локтей — это когда упал неудачно. Кстати, каблуки сами по себе — половина перелома, надо только чуть-чуть докрутить ногу. Площадь соприкосновения уменьшается, трения никакого. Когда стопа полностью стоит на земле, гораздо проще маневрировать и выкрутиться, поэтому вопрос каблуков очень животрепещущий. Женщины, бросьте каблуки хотя бы на зиму!

О Новом годе

Новогодний сезон можно считать открытым, когда начинаются корпоративы, то есть тоже с начала декабря. Тут количество пьяных травм резко увеличивается. В сам Новый год людей меньше, и не столько потому, что все ведут себя аккуратно, сколько потому, что не все добираются до больницы. Вот на следующее утро они просыпаются и понимают, что что-то не так. Классическое:

— Ксения, а почему у меня такая большая рука?

Или:

— Олег-Олег, иди сюда, с ним, похоже, что-то не так!

Как раз первого они начинают приезжать. Некоторые и до 13 января могут спокойно существовать: кто же болеет в праздники? А потом праздники прошли — надо лечиться. Хотя и в сам Новый год в больнице всегда дежурят врачи. И тут травматологи работают наравне с хирургами, потому что приезжают всякие панкреатиты, печень и прочие радости новогодней жизни.

О глупых травмах

Количество травм зависит не только от сезона, но и от конкретной больной головы. В каждый сезон у травматологов свои радости: летом и весной — это ролики, велосипеды и другие средства латентного самоубийства. А ещё есть зимние виды спорта, весенние... 

Любой травматолог склонен согласиться с Эйнштейном, что есть две бесконечности: Вселенная и человеческая глупость. Ты понимаешь это, когда к тебе приходят пациенты с удивительными травмами. Например, один немец готовил еду для своей рыбки, и ему надо было что-то перемолоть, он взял мясорубку, но скорость вращения показалась ему неудовлетворительной, поэтому сумрачный тевтонский гений подсоединил дрель к мясорубке и не учёл скорость вращения — мясорубка затянула его руку.

Тысячи травм начинаются со слов: «Вася, смотри, как я могу!» — и на снегоходе в дерево. Когда люди переходят границы разумного, чаще всего это заканчивается у меня в кабинете. Ну и ещё люди склонны к экспериментам. Поэтому я только в первый раз удивился, когда увидел на рентгене в заднем проходе пациента зажигалку. А потом я столько всего там находил. Вот рентген пациентки — тут тазовые кости, а между ними инородное тело. Это фаллоимитатор, вот батарейки отчётливо видны.

О коллегах

Вообще у меня весь iPhone заполнен каким-то случаями из практики. Мы между собой с врачами периодически такими картинками перебрасываемся, делимся обычно какими-то курьёзными случаями или, наоборот, сложными — какой-то красивой, сложной и хорошо проведённой операцией. Вот например, фотографии перелома руки до и после операции. Мы сустав и кость прямо как конструктор собирали. И в итоге как красиво всё получилось.

С не докторами дружить сложно. Особенно когда ты оказываешься в незнакомой компании и кто-то случайно узнаёт, что ты врач. Тут же начинается: «у меня голова давно болит в этом месте», «а у меня рука», «а у меня нога». Без сомнения, ты посмотришь, ответишь, но они сразу «а ещё у меня вот это было». А врачи знают, что вне работы мы либо не общаемся на медицинские темы, либо рассказываем интересные случаи из практики.

О том, как становятся травматологом

В медицину приходят по трём причинам: я хочу, потому что мне это надо; хочу, потому что у меня папа-мама-дядя; я не хочу, но у меня папа-мама-дядя. 

Сначала вы шесть лет маринуетесь в университете в попытках понять, чего хотите от жизни — если вы, конечно, не пришли туда, получив пинок от взрослых, или если у вас нет дороги в медицине, то есть папа был урологом, дедушка был урологом, прабабушка была урологом.

В процессе обучения люди прикасаются к разным специальностям и имеют возможность псевдовыбора, но выбор в итоге делается больше интуитивно и наудачу: хороший был преподаватель по травматологии, например.

После шести лет обучения вы всё ещё никто — просто врач без специальности, и вам надо идти либо в интернатуру, либо в ординатуру. Не спрашивайте меня, какая между ними разница, я не знаю.

Я с детства мечтал стать реаниматологом: мне казалось, что это профессия героя, который спасает умирающих людей. Первые четыре года в медицинском я так и думал, что пойду в реаниматологию. Но потом просто перехотелось — такое тоже бывает. Кстати, реаниматологов я до сих пор очень уважаю. Они очень позитивные, работать с ними — одно удовольствие. Доктора вообще любят пошутить, над собой, над пациентом, но реаниматологи, в виду того что они постоянно на границе жизни и смерти, любят пошутить гораздо больше, чем все остальные.

Об образовании и зарплате

Если бы вы знали, как мне страшно ходить по врачам: я же видел, как проходит обучение. Преимущество работы доктором хотя бы в том, что у вас много знакомых в медицинской сфере и, если вам нужно, вы можете найти специалиста. Вообще, я каждому в России советую иметь хотя бы одного хорошо знакомого доктора. А определить со стороны, нормальный ли перед вами специалист, думаю, невозможно. Ну разве что по каким-то обычным характеристикам вроде того, насколько грамотна его речь и адекватно сознание.

Платят докторам официально мало, но есть способы заработать — от официальных платных услуг до прямого вымогательства. Сдерживающим фактором пока является то, что доктора, как правило, люди интеллигентные. Но такие слова всё труднее говорить о тех, кто выпускается из вузов сейчас.

Более стабильный заработок и нет необходимости что-то вымогать у тех врачей, которые работают в частных клиниках. Но частная медицина пока не так развита, а врачу уходить из профессии достаточно сложно, потому что ты тратишь на подготовку к работе очень много времени. И посылать всё и идти работать автомехаником или менеджером по продажам — это сложный выбор.

Самое лучшее в работе врача — это видеть результат своей работы, как в любой профессии, наверное. Только у врачей результат нагляднее, чем где бы то ни было: вот человек не ходил, вот он идёт, улыбается: «Посмотрите, доктор, как я умею». За этим и нужно идти в медицину. Когда ты сделал что-то и человеку стало лучше, ты понимаешь, что на своём месте. А вот самое тяжёлое — оставаться человеком. В любой профессии есть деформирующая составляющая, то, что меняет твою личность. У нас очень снижается порог сочувствия. Ещё очень грустно попадать в ситуацию, в которой ты не можешь помочь.

О сериалах и фильмах

Очень много разных телевизионных вариаций на тему медицины. Не могу сказать, что много их смотрю. Вот «Интерны», например, похожи на действительность в том плане, что интерн или ординатор в больнице приходит на уровень ниже санитара. Наша группа молодых ординаторов выносила мебель из кабинета профессора, мыла полы, заносила обратно. Только наш профессор был не Охлобыстин. А с ним бы было очень классно работать, мне кажется.

Доктор Хаус — прекрасный врач. То, к чему каждый стремится: не видеть пациентов, лечить их удалённо. Кстати, «все лгут» — это тоже правда. С медицинской стороны в «Хаусе» всё достаточно грамотно. Но соответственно их действительности, а не нашей, конечно. У нас-то «сестра, несите сюда зелёнку, будем лечить» или «гипс — домой», когда нужна операция.

С умным видом ты говоришь пациенту, что у него всё в порядке и он может идти домой. Потом этот человек приходит к другому доктору и спрашивает, что «вылезло». И вроде бы не скажешь, что тот доктор был мудак и накосячил. Говоришь, что была неправильно выбрана тактика лечения.

О пациентах

Никто не вспоминает о тебе, когда всё хорошо. Сначала, когда начинаешь работать, это грустно: они уходят и перестают звонить. Но потом ты понимаешь, что это нормально. Впрочем, из правила бывают исключения — некоторые  пишут из других городов, из Америки или Новой Зеландии. Пишут, что у них всё хорошо, поздравляют с праздниками — конечно, любому врачу это приятно.

Да, под Новый год нам постоянно дарят коньяк и конфеты — это даже не подарок, а так — дань традиции, что ли. Тут редко бывает что-то необычное, хотя недавно моему коллеге подарили консервы «Говядина» и «Конина».

Есть пациенты, которые пытаются учить тебя, как лечить. Неадекватных и неприятных людей вообще не так уж мало, а в стрессовой ситуации мудаком становится каждый второй. Учишься с ними управляться. Весной и осенью вот традиционно обострение паранойи, и страдают от этого не только психиатры. Как-то ко мне на операцию попала женщина — надо было знать, конечно, за кого берёшься, но я её увидел только на операционном столе. После операции она написала на несколько страниц мелким почерком жалоб. Потом она сидела у меня в кабинете и полчаса рассказывала, что операцию снимали на видео для того, чтобы ФСБ могло эту плёнку отсмотреть, а вот часть процесса была специально вырезана, чтобы скрыть, как в неё вживили чип.

О юморе

Про врачей вообще очень много шуток, но про травматологов я помню только одну и то неприличную: в кабинет заходят два человека, и рука одного застряла в другом — обычное, в общем, дело для травматологов, и врач им говорит: «Вы понимаете, что это кабинет травматолога, а не кукольный театр?»

Ещё есть стишки: лучше гипс и кроватка, чем гранит и оградка. И так далее. А ещё мы можем делать операцию с надетыми заячьими ушками, например: пациент всё рано не видит, а нам без шуток никак нельзя.

Иллюстрации: Сергей Родионов