История семьи из Москвы, которая переехала жить на остров
«Мне кажется странным принцип расселения в нашей стране: люди сидят в муравейнике, лезут друг другу на головы и говорят, что нам плохо, нам тесно, тут сложно, тут громко. Но все равно упорно пытаются щемиться туда, а вокруг — огромные пространства пустых земель», — говорит Любовь Вилянская, которая живет с мужем на острове в Рыбинском водохранилище.
В их деревне всего несколько жилых домов. Кругом вода — порой, пока лед не встанет или не сойдет, жители полностью отрезаны от большого мира. Природа везде, и она не тронута — чтобы погулять, не нужно выходить с участка. Любовь с мужем Алексеем переехала на остров восемь лет назад. За это время у них родилось трое детей, они научились обеспечивать себя едой из леса и с земли, построили несколько домиков, но главный — только начали. Любовь рассказала The Village о переезде, медленной жизни, отсутствии общения с людьми, физическом труде, конфликтах в семье и многом другом.
Любовь Вилянская
Желания переехать в деревню у меня никогда не было. Я много путешествовала и часто думала уехать из России. А в 2012 году коллега по работе рассказал мне, что купил дом на острове. Его отец родился здесь, на рыбинской земле, и у него остались здесь тетя и дядя. Леша увлекался парусным спортом, сам построил катамаран и ходил в Москве на Пироговском водохранилище. В какой-то момент он приехал на остров и понял, что там много воды, ветер, — словом, классное место, чтобы ходить под парусом, — и купил здесь старый дом с разрушенной печкой и полом.
Моя жизнь в то время шла в постоянных поисках: хотелось найти свое место, в котором было бы больше смысла. Я чувствовала себя потерянной: классная компания, карьера, куча друзей, Москва, путешествия, но почему-то я перестала видеть в этом смысл. Круговерть, беготня, много искусственных ситуаций и разговоров, полуживых вещей. Хотя у меня была классная работа, и вообще мне грех жаловаться на жизнь, которой я жила. Ну да, съемная квартира, маячащая ипотека, но в целом все было классно.
Леша давно пытался выманить меня на свидание, и когда он рассказал про дом на острове, мы решили съездить сюда. Мне представлялось все совсем по-другому: сосны, пальмы, красивый дом, мезонин, ландшафтный дизайн. А я увидела покосившуюся, практически вросшую в землю, избушку, старый сервант, участок в бурьяне по пояс. Но впечатления от острова перебили все остальное.
Юршинский остров образовался, когда в 1940–1941 годах затапливали город Молога и ближайшие деревни. Так образовалось Рыбинское водохранилище. Остров был небольшой природной кочкой, которая устояла. Деревень на острове раньше было шесть, но одну подтопило, и ее жителей расселили по соседним. Остров небольшой: примерно три на пять километров.
С мая по конец октября сюда два раза в день ходит маленький кораблик с окраины Рыбинска. На острове много наследственных домов, кто-то живет в Америке, кто-то в Москве, кто-то в Питере, но летом все приезжают сюда. Когда кораблик перестает ходить, остаются только постоянные жители — таких в среднем два-три дома на деревню. В основном старики, но есть и молодые.
Быстрый переезд и медленная жизнь
Сложно сказать, чем остров меня подкупил, просто внутри появилось ощущение, что это место, где хочется быть, место, где можно созидать, трудиться, находить потерянные смыслы. Мне к тому моменту было 28 лет, уже хотелось детей, а как рожать в Москве, я не представляла. До школы я много времени провела на земле, в деревне в Северном Казахстане, и для меня детство — это бескрайние просторы, горизонты, степь, саранча, которая допрыгивает до пятого этажа.
Я подумала, что если останусь в России, то только здесь. После той поездки мы начали встречаться, через пять месяцев поженились, а еще через месяц ждали первого ребенка. Я ушла в декрет, в котором нахожусь уже девять лет. Очень благодарна своей компании, которая меня все это время держит, и я просто перетекаю из одного декрета в другой.
Окончательно мы переехали на остров спустя год. Сначала отказались от съемной квартиры в Москве и жили в Ярославле — ближе к острову. Муж ездил в офис в Москву, а я была с ребенком в Ярославле. Но вскоре мы поняли, что устали жить на три места. Муж сказал, что мы не можем остаться без дохода и надо возвращаться обратно в Москву. Вышел из отпуска, вернулся в офис и буквально в обед написал мне: «Ты знаешь, я сходил в кадры и написал заявление на увольнение, потому что жить я здесь не хочу и вас я сюда не повезу». Сейчас он работает full-time айтишником на удаленке.
Средства, которые мы копили на ипотеку, пошли на обустройство. Мы дали себе год, чтобы построить дом, определиться с работой и встать на ноги. Нам казалось, что год — это много. Прошло восемь лет, и из годового плана мы выполнили процентов 20. Оказалось, что на земле, а тем более на острове, все сложнее, непредсказумее и требует гораздо больше времени.
Здесь все происходит медленно — иногда кажется, что идешь-идешь, а конца и края нет. Мы ожидали, что наши планы реализуются быстрее: построим дом, наладим работу, потом за нами подтянутся люди, у нас сформируется комьюнити. Но годы идут, дома нет, люди не едут, работа вроде пошла, но не совсем так, как хотелось. С другой стороны, в каждый момент, когда было тяжело и руки уже опускались, обязательно приходила помощь или решение проблемы. Переломный момент случился этой осенью, когда мы наконец заложили фундамент дома.
Все это время, девять лет, мы жили во временном однокомнатном домике. У нас родилось еще двое детей. От переезда на остров я ожидала, что наконец начну жить так, как я хочу, но самым неожиданным оказалось, что не так-то просто ответить на вопрос, а какой жизни я хочу.
Строительство
На острове строить сложно. Во-первых, нужно найти людей, которые будут строить, потому что не все согласятся ездить сюда на пароме или зимой на снегоходе. Если тебе надо построить в сезон, то зимой завозишь доски, а летом — строишь. Тут не работает схема: сейчас схожу в магазин и все куплю. К тому же приходится подстраиваться под погоду: например, в дождливые периоды грунтовые воды залегают высоко, из-за чего мы целый год ждали, чтобы выкопать колодец, хотя люди, которые готовы это сделать, давно были найдены.
Мы много лет работаем с профессиональным строителем, который помогает нам, а на нас — логистика, материалы и куча всего другого. Мастерскую он строил с мужем вдвоем, а дом Миша, наш товарищ, уже сам.
Вообще, мы уже построили много разных домиков, последним был сарай. Решили, что сарай должен быть комфортабельный для животных и удобный для нас. Раньше у нас были козы, которым негде было жить. В соседней деревне сгорел дом — погибла женщина, и остались две козы. Это случилось за неделю до Нового года, никто не хотел их резать, потому что они были беременные, и нас уговорили их взять. Так я окунулась в козоводство. Естественно, мы не были готовы к этому, я сама была беременна вторым ребенком. Потом козы разродились, я принимала их роды: стоял мороз минус двадцать, надо было раздаивать коз, и я обморозила себе руки. Животное стоит и ждет тебя — и у тебя нет выхода, даже если ты беременна и у тебя день рождения.
Еще мы построили мастерскую площадью 100 квадратных метров, которая сейчас служит мужу рабочим кабинетом, у детей здесь учебные комнаты, пианино. Частично мы тут спим, потому что с нами сейчас живут моя мама и отец мужа.
Навоз, огород и интернет
Многие не понимают, что, когда живешь на земле, утро не начинается со стакана парного молока. Первым делом нужно убрать навоз. Для меня это было шоком, но сейчас бунт прошел, все воспринимаю с улыбкой. Некоторые действительно покупают дом в деревне или за городом, чтобы сидеть и пить чай из самовара. Так тоже бывает, это тоже классно, просто мы еще не дошли до такого уровня.
В нашей жизни есть два особых периода: ледостав и ледоход. В это время мы отрезаны от города. Каждый раз непонятно, сколько этот период продлится. Лед может встать за неделю, но однажды он не вставал больше двух месяцев. Поэтому мы заранее запасаемся продуктами. Ледостав — это период покоя и отключения от суеты. Мы живем в размеренном ритме, но суеты все равно хватает. Суету ведь человек с собой приносит.
Мы уже ко всему привыкли, но, естественно, когда едем в город, понимаем, насколько жизнь может быть проще. Например, у нас до сих пор дровяной бойлер, и, чтобы помыться, нам нужно его протопить. Это тяжело, особенно когда у тебя трое маленьких детей. Приходится заранее планировать весь день, чтобы всех помыть. Также у нас все еще печное отопление, то есть нужно готовить дрова. Но когда держишь живое дерево в руках, а потом моешься, и у тебя вода идет из колодца, согретая настоящим огнем, сам процесс мытья становится совершенно другим. Такого удовольствия ты не получишь, просто приняв душ в квартире.
В конце декабря прошлого года мы купили квартиру в городе как небольшой перевалочный пункт. Мы сейчас возим детей в музыкальную школу, и мне уже тяжело ездить в город, как раньше, по расписанию парома: приезжать в восемь утра и до семи вечера гулять с детьми. Но все равно преимущества жизни в квартире, такие как горячая вода в кране, не перевешивают радости от жизни на острове. Первые полгода я вообще не могла мыться в городе, потому что вода там другого качества.
Магазинов на острове нет, но мы настолько привыкли планировать наперед и запасаться, что критических ситуаций ни разу не возникало. В целом мы регулярно ездим в город: как минимум три дня в неделю детей надо возить в музыкальную и спортивную школы. Муж тоже регулярно бывает, потому что для совещаний нужен устойчивый интернет. На острове у нас мобильный интернет, который мы усиливаем передатчиками, сделанными мужем. Между домом и берегом стоит высокий лес, поэтому на берегу — 4G, а к дому сигнал проходит не всегда. Интернет очень «метеозависимый», но его хватает на повседневные нужды. Старшему сыну восемь лет, он на домашнем обучении, и многие ресурсы, которые нам нужны, находятся в интернете. Даже в разледицу, когда мы не можем выехать в музыкальную школу, они с преподавательницей занимаются по скайпу.
Мы стараемся по максимуму себя обеспечивать: у нас есть огород — а значит, овощи, заготовки. Есть куры, которые несут яйца, есть бройлеры, которых мы держим в сезон, и семья венгерских мангалиц — классных кучерявых свиней. Папа, мама, и вот недавно появилось восемь поросят. Соответственно, у нас есть мясо, сало, овощи, ягоды, грибы из леса, чай. Мы ферментируем иван-чай и другие травы. Как лекарство и биологически активную добавку я делаю сосновый сироп из свежих зеленых шишек. Подобных вещей много: в одном месяце одно созрело, потом другое. Я уже третий день думаю, как хочется зефира, скоро сделаем. А вчера мы обрабатывали сельдерей с грядки. Его надо почистить и помыть, чтобы сделать ароматную сельдерейную соль. Чего у нас нет — это крупы, мука, сахар, масло, орехи. Точнее, у нас есть один орешник, лещина, но мы покупаем другие орехи.
На острове нет пункта медицинской помощи, но в критической ситуации МЧС доставят сюда врача. Один раз мы так вызывали доктора средней дочке, у которой была высокая температура.
Учеба
Было сложно. Почти всему, что мы умеем сейчас, нам с мужем пришлось учиться с нуля. Конечно, раньше муж не строил никаких сараев и теплиц, не делал насосные станции, чтобы практически в лесу подключить стиральную машину. Все пришлось осваивать. Как распланировать участок, как разбить огород, что можно взять из леса. Количество информации, которое мы узнали за эти семь лет, несопоставимо ни с одним из периодов жизни: ни когда я в институте училась, ни когда работала в классной продвинутой компании. Здесь на каждом шагу приходится узнавать новое.
Учились мы всему в основном в интернете: в чатах и сообществах в инстаграме. Молодое поколение отзывчиво. Если прийти к незнакомому человеку и спросить, как он варит сыр, он обязательно поможет. Меня девушка-пекарь год онлайн учила печь хлеб в русской печи. Она живет в Алтайском крае и даже прислала мне закваски, хотя мы не были знакомы.
Недостаток общения, странные соседи и пандемия
Перед переездом на остров у меня был передоз общения. Я приехала сюда истощенная, и мне нужно было уединение, тишина, чтобы достучаться до себя, понять, что у меня в голове, кто я. При этом я знала, что мои друзья в любом случае останутся со мной.
Потом появился Лева, наш первый ребенок, и я ушла в материнство, потом вторая дочка родилась. Нехватки общения я не чувствовала — наоборот, не понимала, откуда раньше брала время тусоваться. Но сейчас я понимаю, что мне тяжеловато без людей. Возможно, потому, что мы накопили много информации и многое сделали, и хочется делиться опытом. К тому же освободилось время: старшие дети уже более самостоятельные, за ними не нужно постоянно смотреть.
У нас не очень сложились отношения с соседями — думаю, мы люди разных мировоззрений. Они не поняли, кто мы и зачем сюда приехали, поэтому подозревают нас в плохих вещах, мы им кажемся странными. «Москвичи, приехали в глушь, водку не пьют, телевизор не смотрят — точно что-то затевают, не иначе — сектанты». Они боялись, что мы все скупим, всех изживем и сами тут жить будем. Мы не общаемся с ними.
Я могу три дня не выходить за границу участка и жить полноценной насыщенной жизнью: то дети концерт устроят, то уроки, то приготовим что-то прикольное, то просто гуляем. Нет смысла куда-то рваться.
Но я все же надеюсь, что сюда приедут люди, близкие мне по духу. Если бы не ковид, мы бы чаще выбирались в гости к знакомым в город, а они к нам. Хотя в нашей жизни из-за пандемии ничего не поменялось: у нас своя земля, свой дом, список дел на пять лет вперед, до которых руки не доходят. Еда растет, что надо докупается, воздух чистый, природа, никакие стены не давят.
Мусорный остров и его перспективы
Нам было сложно, потому что мы приехали в совершенно новое место, где нас никто не знает и мы никого не знаем. На острове все строится на личном знакомстве. Если в городе ты идешь в какую-то службу или пишешь онлайн-заявление, то здесь ты идешь к конкретному человеку и должен с ним разбираться.
Муж говорит, что у острова нет перспектив. Я его спрашиваю, что мы тогда здесь делаем, а он говорит: «Но мы-то хотим». Сейчас мы живем благодаря слепой вере, что на острове все возможно: столько мыслей, задумок, как это место может послужить миру. Я надеюсь, в следующем году мы сможем организовать экологический лагерь. В советское время остров использовался для туристических слетов, кораблик ходил постоянно с утра до вечера. Здесь была пекарня, начальная школа, небольшая фабрика по производству ящиков, хозяйства, практически в каждом доме корова, работал фельдшерский пункт. Поля засевались, пригонялись на откорм бычки.
Сейчас, конечно, по-другому. Островок маленький, и люди, которые здесь живут, терпят много сложностей, но не уезжают. Значит, место им дорого, и я надеюсь, что они захотят сделать его лучше. Но сейчас здесь огромное количество проблем, которые пустили на самотек: например, вывоза мусора с острова нет десятилетиями, и около каждой деревни растут свалки.
Куда мы только не писали, и в итоге наши обращения дошли до правительства Ярославской области. Только в этом году ситуация изменилась. В сентябре даже организовывали пробный вывоз. Но экологическое воспитание людей — сложная тема. Целый месяц мусор вывозили, приезжал трактор к каждому дому, собирал заранее собранные мешки с мусором, грузил в лодку, перевозил на материк. И буквально за неделю до окончания тестового периода кто-то выкинул ковер в кусты. В прошлом году туда же выбросили старый холодильник. Мусорная проблема существует не только у нас на острове, но здесь территория маленькая, и если так продолжать, то остров довольно скоро превратится в один большой полигон.
Брак и воспитание детей на острове
Семьей мы тоже стали на острове, и нам многому нужно учиться: пониманию, терпению. Мы быстро поженились, потом сразу же стали молодыми родителями, по сути, в изоляции: у меня не было детских площадок и разговоров с другими молодыми мамами.
У каждого из нас огромная доля ответственности. И, наверное, каждому кажется, что ему сложнее. Я не знаю, каково мужу работать с утра до вечера и решать вопросы, связанные с логистикой, привозом продуктов, внештатными ситуациями. Не представляю, как муж постоянно спускает лодку на воду. Это физически тяжело, но он это делает регулярно. Во всех нормально обустроенных прибрежных местах есть небольшие причалы и возможность держать лодку на воде, а здесь приходится затаскивать лодку на специальную лодочную телегу и трактором вытаскивать из воды на берег, потом везти к дому. При этом, если бы муж просидел весь день с тремя детьми, пытаясь их чему-то научить и вместе с тем еще по хозяйству дела успевал делать и искать информацию в интернете, он бы тоже одурел.
Порой бывает сложно договориться. Лет шесть назад нам надо было посадить картошку. У нас на это постоянно не хватало времени, и мы были взвинченными. В последний момент принялись экстренно копать. Он копал, я выбирала корни — мы буквально два дня жили на поле. За это время у нас произошла мощная семейная психотерапия. Мы и ругались, и мирились, и претензии высказывали, и молча обижались друг на друга, я плакала. Тогда из нас вылезло много конфликтов. В самом конце, когда уже ни во что не было веры, я повернулась, а там — огромная радуга от земли до земли над нами и над полем.
С одной стороны, тяжелая работа помогает высказаться о наболевших проблемах, потому что, когда тебе тяжело, сложно себя контролировать, но вместе с тем общее дело примиряет и сближает. В городе достаточно выйти за дверь, и весь мир к твоим ногам. Здесь у нас нет такой возможности: здесь можно хлопнуть дверью и пойти обижаться в лес. И вот ты идешь по лесу, обиженный, тебе горько и плохо, и видишь солнечные блики сквозь хвою, или идешь на берег и видишь закат, и возникает ощущение, что все конфликты абсолютно незначительны по сравнению с природой, которая тебя окружает. В городе ты можешь окунуться в суету, найти замену и утешение, а тут природа тебя примиряет с самим собой и позволяет понять, что важно, а что нет.
Я часто думаю, что, когда мы жили в городе, мы два года проработали бок о бок, но не замечали друг друга, потому что вокруг было огромное количество более важных, более увлекающих дел, а стоило приехать сюда, и все открылось в другом свете. За все эти годы столько новых людей появилось в жизни, но я понимаю, что ни с кем из моего окружения я бы не смогла здесь жить так, как со своим мужем. Никто бы столько не вынес, столько не придумал, не смог проявить столько веры в ту мечту, за которой мы идем.
Деньги
На острове мы прошли все стадии отношений с деньгами. У нас был период, когда мы оба не работали, период, когда муж работал на низкооплачиваемой физической работе, период, когда у нас вообще не было денег и наши родители и друзья помогали нам.
Мы научились ценить деньги и возможности, которые они дают. Еще мы научились оценивать: например, в кафе я ничего не могу выбрать, потому что я практически все научилась готовить сама и знаю себестоимость продуктов, а курица и салат, в принципе, растут у меня дома. До сих пор единственное, на что мне не жалко денег, — это десерты. А муж, когда я ему говорю, что нам нужен шкаф, стул или стол, просчитывает себестоимость товара, который я ему прислала, и говорит: «Я сам это тебе сделаю».
На продукты мы тратим мало, и когда мы с детьми ездим в город, я ужасаюсь тем суммам, которые тратятся в магазине. Основные наши траты — это стройка: материалы, работа строителей. Сейчас я не работаю, но я четко знаю вклад, который вношу в семью. Мы много экономим: на покупке продуктов, стоимости лекарств, на которых мы экономим, питаясь здоровой пищей и живя на природе, если посчитать затраты на нянь или детские сады, развивающие игры, курсы и прочее.
Я все время переживаю, не хотят ли дети жить в городе, но они говорят «нет». Старший сын вообще фанат острова, у меня порой ощущение, что мы сюда ради него переехали. Посмотрим, что будет дальше. Пока им восемь лет, пять лет и два года, и они не знакомы с бурлящей жизнью, которая есть у городских детей.
Скоро начнется зима, и нам будет полегче. Все лето ты принадлежишь земле: много забот по посадке, уборке, переработке. А в холод появляются новые интересные занятия —например, я хочу с детьми походить, составить карту острова, а потом сделать макет.
У меня раньше была иллюзия, что дети, которые растут в среде, где можно постоянно творить и создавать, тоже будут все время заниматься делом, будут одухотворенными и созидающими. Но иногда дети просто стоят на голове, и я только сейчас понимаю, что это нормально и детям свойственно быть в состоянии ничегонеделанья. Взрослому человеку тоже большое благо побыть порой таким. Но мы по-другому воспитаны, нам нужно трудиться, не упустить день. Один раз дедушка говорит средней дочери: «Алисочка, ты же ничем не занята, помоги мне вот это сделать», — а она смотрит на него с таким удивленным видом: «Как не занята? Я гуляю». Она просто гуляет, просто смотрит в небо, созерцает — значит, она занята.
Старший сын у нас такой: ему взбрело в голову пойти копать траншею — он идет копать, захотелось построгать деревяшки — он идет и строгает. Посетила муза на пианино поиграть — он побежал играть. Здесь все так близко и столько всего можно делать. В городе в плане досуга тебе постоянно надо куда-то идти, искать курсы, секции, кружки по интереса, — постоянно встраиваться в систему. Конечно, если хочешь серьезных результатов, потом все равно нужно будет искать наставников. Но важен сам момент порыва.
Для меня была большая радость, когда мы закладывали фундамент и дети тоже взяли лопаты. Они говорили: «Вот здесь будет моя комната, я буду тут копать». Старший сын сейчас ударился в садоводство и посадил себе голубую ель, чтобы окна его будущей комнаты выходили на нее. Они уже сейчас строят жизнь своими руками — и для меня это самое важное с точки зрения воспитания.
Жить на земле — не для всех. Некоторые люди городские до мозга костей, им город дает энергию, и они раскрываются. Многие дети, выросшие в городе, даже травы боятся, их мама приводит в парк, а они за пределы пледа не выползают. Наши дети, наоборот, когда приезжают в город, всегда идут по газону. Когда мы приезжали в город, мой сын постоянно спотыкался. Он сказал: «Я не могу здесь идти, здесь очень твердо».
Фотографии: предоставлены героями материала
