Парни с анорексией А еще с булимией и орторексией

Я начал менять питание, прикрываясь здоровым образом жизни. Совсем не собирался сидеть на одной воде — но ведь это затягивает, как квест или спираль, в середине которой тебе уже физически плохо. Сначала просто урезал порции еды, потом решил не есть конфеты, потом — все сладкое и все мучное, потом еще какой-то продукт и еще, а порции стали микроскопическими — дошло до того, что я мог не есть весь день, тайно выбрасывал еду.

Первый раз просто спрятал: родители позвали ужинать, я взял тарелку с собой в комнату, аккуратно переложил все в пластиковый пакет и засунул в ящик стола. Мама увидела это на следующий день — искала точилку для карандашей. Близкие безумно распереживались, но на разговор мама решилась только через несколько дней. Все повторялось циклично: я мог день питаться нормально, но потом опять возвращался к своей диете. К врачу я так и не пошел: боялся, что меня отправят в психушку или начнут принудительно кормить через трубку в больнице. Решил справляться сам.

Одержимость

Диету не я придумал, конечно. Первое, на что учат обращать внимание в пабликах таких же худеющих, — это калорийность. И я начал с того, что гуглил калорийность каждого продукта в холодильнике, а в итоге мог на ходу точно назвать ценность любой пачки в магазине и даже приблизительно сказать, сколько углеводов, например, в банане. 21 грамм. Несколько раз мне писали из сообществ об анорексии, в которые я вступал. Чаще девушки, хотели познакомиться. Вообще, считается, что женщины подвержены этому больше, о парнях говорят очень мало, но это же как простуда — заболеть могут все.

Я вставал на весы раз пять в день, потому что после еды всегда хотелось взвеситься, хотя я понимал, что смотреть на цифры в очередной раз будет тяжело. Казалось бы, какая ерунда, плюс 300 граммов, но избавиться от навязчивых мыслей я не мог. В один из самых тяжелых месяцев мой вес снизился до 42 килограммов — и вот в этот момент я понял, что есть дно, которое я не хочу пробивать. Я уже плохо выглядел — скулы появились, но это того не стоило. А еще появились огромные синяки под глазами, кости торчали не те, что надо, а руки стали такими тонкими, что люди косились на меня, когда я ходил в футболке. Но еще больше я переживал за здоровье. Первые полгода казалось, что все в порядке, но потом появилась слабость, я все время хотел спать, а кожа стала сухой и начала шелушиться. Я читал, что бывает намного хуже.

Вот тогда меня все-таки стукнуло, что надо прибавить хотя бы пару килограммов. Я вроде понимал, что у меня классная наследственность, могу есть и не поправляться, оставаться в своих 50, но было очень тяжело перестать себя ограничивать. Медленно учился вновь смотреть на свое тело адекватно, перестал проверять калорийность каждого блюда. Постепенно я довел вес до нынешних 48 килограммов. Сейчас все в порядке, я снова ем сладкое, которое на самом деле люблю. Могу спокойно взять пачку чипсов, и совсем редко взвешиваюсь.

Я пытался понять, что именно происходило у меня в голове. Чувство голода помогало перенести фокус мыслей с любых проблем на еду. Так у меня появлялось хоть что-то, что зависело от меня целиком, что я мог полностью контролировать. Иногда, например, я лишал себя еды не ради удовольствия, а в наказание, когда совершал какие-то ошибки в учебе или личной жизни. Кто-то себя режет, а я просто лишал себя ужина.

Орторексия

Шесть лет назад я ездил на рабочую конференцию в Барселону, и там прямо на фуршете буквально отваливал еду в пакет со стола. Другие подходили, ели и уходили, а я накапливал — и таскался с этими пакетами.

Обычно я много съедал в обед, уносил добавку из ресторана и продолжал на рабочем месте. Коллеги удивлялись, сколько может съесть такой худой человек — мои порции были в два раза больше, но я не набирал вес. Постепенно я начал съедать их тайно: сначала в переговорной, потом стал уходить в туалет. Иногда на нервах съедал в офисе чужое, даже если на еде были стикеры. В корпоративном чате всплывало: «Ну и где мой бургер?»

Когда я понимал, что веду себя странно, через неделю все равно срывался. Компульсивный заед — это когда на нервах хочется уйти от каких-то неприятных эмоций. После нескольких кусков, съеденных в компульсивном состоянии, внимание действительно переключается. Но организм все равно требует еще и еще, даже после насыщения. Живот разбухает, и чувство тревоги отступает на второй план. Это как при брюшном дыхании: активизируется симпатическая нервная система, появляется сонливость, и ты расслабляешься.

Зажоры

Зачатки зависимостей я замечал с детства. Сначала это были мультфильмы, потом компьютерные игры: мне хотелось в них остаться, спрятаться. Первые отчетливые воспоминания об обжорстве — уже после института, когда я начал работать. Устроился в международную консалтинговую компанию, многие задачи вызывали стресс: например, за неделю написать методичку для крупной нефтяной фирмы, притом что я про нефть ничего не знаю. Потом, в 25 лет, я открыл свой стартап — появилась дюжина подчиненных.

После рождения первой дочери начались сложности в отношениях с женой. Моя озабоченность едой — это такой бунт эгоцентризма, что все должно быть по-моему, как захочу. Что в компьютерной игре, что с едой — ее ведь тоже можно проконтролировать. Жена стала все чаще говорить о разводе, мы ругались. Это были «звоночки», я разучился общаться бесконфликтно.

Эпизоды переедания заканчивались похмельем: несколько дней толком невозможно пошевелиться, отлеживаешься дома. Если я и приходил в офис, то в сомнамбулическом состоянии. В итоге меня просто уволили — с пяти работ подряд. Слава богу, у меня есть талант быстро разбираться в любой новой теме, да и проекты, которые я вел, всегда хорошо оплачивались, — была «подушка» на период безработицы.

Пищевая религия

С 18 лет я перепробовал больше дюжины врачей — классические гомеопаты, неклассические, китайцы, акупунктурные китайцы, тибетцы. Каждый раз я всерьез увлекался очередной диетой, которую они назначали. Это стало одержимостью. Проводил лето с товарищем-сыроедом в Америке и полтора месяца придерживался его меню. Потом, в 24 года, экспериментировал с чистками организма от паразитов. Полгода соблюдал безуглеводную диету и ел только мясо, бульоны и овощи, заставлял жену варить мне все это, упаковывать в контейнеры. Причем все это сопровождалось попыткой обратить окружающих в свою пищевую религию. Я корил домашних за то, что они ели макароны, картошку, мол, «это же путь в могилу». Но по утрам я все равно оставался сонный, плохо соображал. Сдал анализы: оказалось, у меня хронический холецистит и панкреатит. Рекомендовали питаться дробно, пять-шесть раз в день, мелкими порциями. А я ведь так и ел — только полными. Я не знал, бывают ли еще люди вроде меня, и это только усугубляло ощущение одиночества.

При этом я христианин. Однажды знакомые, с которыми мы ходим в одну церковь, разоткровенничались, что раньше плотно сидели на наркотиках, но ушли от них по неким «12 шагам» в «группе анонимных», освободились от зависимости. Про группы я впервые слышал, но этих людей знал неплохо: они не были сектантами, вполне думающие. Говорили всякие удивительные вещи, мол, что через эти группы люди «обретали новую жизнь» даже после тяжелых болезней, тюрем и всяких реабилитационных центров. Я вступил в группу анонимных в 32 года — и только там узнал о своем расстройстве — орторексии.

Заветы

Компульсивное переедание — это часть орторексии: загона о том, как есть, соблюдая особые правила и диеты. Вот ты еще завтракаешь, а уже думаешь об обеде и ужине: где приобрести, как бы приготовить. Причем мучение в том, что однажды ты все равно срываешься. Я помню, на одной диете мне можно было авокадо — в приступах голода я мог съесть их сразу шесть штук, десять яблок или пакет хурмы.

Я обошел несколько групп «анонимных» в Москве, прежде чем нашел именно «компульсивных переедающих». Эта группа небольшая, в скайпе нас созванивается 25 человек. Офлайн в Москве ходят еще меньше — около десяти. Все бесплатно, никаких взносов, пожертвований. Члены группы скидываются только на чай, кофе и аренду помещения для встреч. Сообщество построено так, чтобы не зависеть от денег, славы или престижа. Они даже отклоняют пожертвования от тех, кто не состоит в программе. Раз в год проводят общий форум.

Ты находишь себе «спонсора» — как бы «впереди идущего» с похожим опытом — и просишь провести тебя по программе выздоровления. Для меня таким стал Джон, столяр из Калифорнии. Он рассказал мне об орторексии, и буквально за десять минут его монолога я понял, что все отзывается. У нас было такое общение, от сердца к сердцу, сначала без видео, потом начали созваниваться по скайпу.

Еще есть книга, которую читают вслух. Ее написали в 30-е годы первые 100 выздоровевших, называется «Большая книга анонимных алкоголиков». Мне дали русскую копию, в ней я делаю пометки. Суть в том, что вместо слова «алкоголик» в тексте ставят любую другую зависимость — и книга не теряет актуальности. Программа по ней занимает несколько недель, за это время нужно пройти от первого до 12-го шага. Причем их проходят люди любой веры или мировоззрения. В моей группе есть христиане, агностики, атеисты — никто не навязывает какую-то конкретную религиозную концепцию. Единственное, что объединяет — мы все детально изучаем эту книжку. Один из тех, для кого я стал «спонсором», был мусульманином, но никакого протеста у него не возникло. Мне кажется, программа не противоречит, а дополняет картину того, как можно выздороветь, если человеку не помогло общение внутри собственного религиозного сообщества.

Первый шаг такой: мы признаем полное бессилие перед своей зависимостью — настолько, что наши жизни фактически неуправляемы. Увольняют с работы, жена выгоняет, дети плачут. Одержимость. Второй шаг — мы принимаем, что существует некая высшая сила, которая способна избавить тебя от одержимости. Третий шаг — предание всего себя этой высшей силе, я позволяю ей управлять. Это просто ряд внутренних решений, а программа действий начинается потом. Четвертый шаг — инвентаризация. Вместе с наставником записываешь все проявления дефектов характера — злобу, негодование, обиды, страхи, создаешь список. Пятый, шестой и седьмой шаги — я отдаю богу всего себя, теперь уже с дефектами, прошу забрать их. Восьмой шаг — это изучение: кому я должен возместить ущерб? Ведь по жизни я наступал на ноги другим людям, обижал, был невнимателен, делал больно. Девятый шаг — пойти к тем, кому навредил, и узнать, что я могу для них сделать. Я возмещал ущерб тем, кого согласовал «спонсор». Главное, что пока я занимался всем этим, мое пищевое поведение постепенно менялось, одержимость едой просто уходила.

Десятый, одиннадцатый и двенадцатый шаги — ежедневные. Мы продолжаем инвентаризацию, если видим какие-то обиды и злобы в течение дня. Записываем это, обнажаем перед наставником и перед богом. Размышляем и молимся, помогаем другим справиться с зависимостью, сами становимся наставниками для других переедающих. Я благодарен богу за то, что он наполнил мою жизнь смыслом и освободил от зацикленности. Теперь утром первым делом я молюсь.

Стыд

Когда в детстве с друзьями ездил в летние лагеря, мы придумали соревноваться: кто больше сбросит за смену. У меня получалось лучше всех, за победу полагался денежный приз, но настоящей мотивацией было ощущение собственной силы.

Мне было сложно учиться в лицее — постоянно что-то зубрил по ночам. Поощрение: набрать кучу жратвы и всю ее умять. В 14 лет я весил уже 85 кило. В этот момент начались первые отношения с девушкой, и я стал задумываться о том, хорошо ли выгляжу. За три месяца до выпускного из девятого класса я первый раз основательно попытался похудеть именно для того, чтобы улучшить внешность. Поскольку у меня не было особых знаний о диетах, решил просто меньше есть и больше двигаться. Вес скакал вверх-вниз в пределах десяти килограммов, но потом я поступил в университет в Москве, и здесь объемы еды стали бесконтрольными. Именно тогда я начал стыдиться, ел украдкой и иногда в туалете. Вес вырос до максимального — 130 килограммов при росте 189 сантиметров.

Я смотрел толстовки в Nike перед своим 19-м днем рождения, когда подошла консультант и сказала, что в их магазине нет одежды моего размера. Это стало последней каплей — в тот же день я завел страницу в Instagram, где начал документировать весь процесс похудения. Подумал, что раз я переживаю за мнение окружающих, то точно не ударю в грязь лицом, если буду худеть напоказ.

Первые срывы

Первые 15 килограммов ушли очень легко, месяца за два аудитория увеличилась до тысячи человек. Но мне хотелось быстрого и мощного результата, хотелось приехать домой с вау-эффектом. Поэтому тренировок стало больше, еды меньше — к счастью, организм уже особо не требовал, и месяцев за шесть от начала я стал весить свои желанные 85.

Но в сознании все равно оставалась мысль, что все плохо. Что-то не то, надо еще. 82, 80. Люди стали потихоньку уходить, у меня появилась фэтфобия — толстые люди теперь казались мне мерзкими и слабыми, я начал открыто смеяться над ними. Мой персональный тренер заметила, что я стремлюсь к небезопасным результатам, и открыто сказала, что, если я не начну есть, она не будет меня тренировать. Ну, я с ней попрощался. Начал бегать.

Не то чтобы было плохо, но появились особенности. Я начал постоянно мерзнуть, и стало больно сидеть, даже на диване. На парах приходилось подкладывать сумку на стул. При этом физический дискомфорт мне даже нравился: все происходило как в историях об анорексии из Сети. Это был какой-то соревновательный момент, мне было приятно осознавать, что неудач у меня меньше, чем у других худеющих: я никогда не пропускал поездки на работу или учебу без причины. Но после тренировок сил уже не оставалось: отбегал дистанцию, останавливался и на какое-то время отключался, пульс резко падал. В тот момент я весил около 72 кило — мне казалось, что это еще очень много, будто я надулся как воздушный шарик. Стал подписываться на паблики, которые пропагандируют анорексию, смотреть фильмы об этом, читать книги об анорексичках — например «38 кг. Жизнь в режиме „0 калорий“».

Ниже 70 килограммов начались срывы. Хорошо помню момент, когда друг позвал меня на новоселье, и я сразу предупредил, что ничего есть не буду, только воду пить. Все легли спать, я разместился на диване на кухне — и, пока никто не видит, решил посмотреть содержимое холодильника. Очнулся я минут через 20, когда на полке остался только торт, — я съел и его. На кухне стояли весы, я взвесился — плюс четыре килограмма. За час. Тогда я пошел в туалет и впервые вытащил это все из себя.

Приступы

Во время приступа тебе вообще на все плевать, просто идешь к еде и неважно, что это, гречка или шоколадка. Однажды я даже съел банку меда, который ненавижу, — вкус преследовал меня еще несколько дней. Зажоры от раза в неделю превратились в ежедневное занятие, и почти всегда я потом избавлялся от еды. Следующая стадия — когда рефлексы притупляются, и у тебя просто не получается вызывать рвоту.

Начинаешь прибегать к альтернативам. Есть известный антидепрессант с ярким побочным действием. На упаковке было написано, что нужно принимать три капсулы в день, я ел весь блистер за раз. Это работало, но спустя какое-то время начался тремор, руки тряслись — а я ведь стоматолог, я понимал, что это недопустимо. Я банально мог получить профнепригодность — это пугало сильнее, чем лишние килограммы, поэтому препарат я пить перестал.

Мне стало плевать, что обо мне подумают. Я тогда был на третьем курсе, 20 лет. Знакомые в открытую говорили прекращать худеть и идти качаться, но я смотрел на них как на ненормальных, меня бесило, что они лезут куда не надо. Взвешивался я, кстати, в тот период по 50 раз в день. Поел — взвесился, в туалет сходил — взвесился, побегал — взвесился.

«Ты потерпи, не ешь, а потом и не будет хотеться». Я попробовал — получилось не есть восемь дней, вес упал до 62 килограммов, а на девятый день я упал в обморок в университете. Меня доставили в больницу — повезло, из психиатрического отделения меня почти сразу перевели в обычную палату. Назогастральный зонд, капельницы, все дела. Пролежал я там полторы недели, хотя должен был больше: я просто сказал все, что от меня хотели услышать: что «такого больше не повторится», что «учеба и работа для меня важнее всего», что «я хочу восстановиться» и «все будет хорошо». На самом деле я просто хотел выбраться оттуда, пока меня не раскормили.

Ремиссия

Дальше худеть я уже не мог — не было сил. Потихоньку я пришел в свои 70 килограммов, решил держаться. Постепенно начали появляться новые друзья, иногда я мог посидеть в кафе — оказался как бы в ремиссии примерно год, голодовки закончились. А потом пошел второй круг. Я переживал по поводу экзаменов, переживал, как буду работать уже чисто на врачебных ставках, где буду жить, чем платить за квартиру, из общежития меня выселяли, я расстался с девушкой, с которой встречался пять лет. Взять набор роллов, ведро мороженого, бутылку красного и шлифануть сверху шоколадкой — стало стандартной процедурой. Когда это все довело меня до критической отметки 99 килограмм — слава богу, не 100, — началась попытка номер два. В ней я сейчас и нахожусь.

Кому-то нравятся толстые люди, мне — нет. Просто я считаю, что люди могут подавить свои потребности, а если нет — они слабые. Наверное, моя идеальная цифра — 72. Я анализировал свои фотографии и видел, в какой момент становился слишком худым — когда двигаешься, и кости двигаются вместе с тобой. Я не хочу выглядеть болезненно, но точно хочу весить меньше нормы. Заболевание циклическое, моя задача — просто не допустить срывов, не вернуться к периоду булимии. Как бы ты не чистил зубы, мерзкое ощущение во рту после опустошения с тобой еще надолго. Мне казалось, я насквозь пропах желудочным соком.