Почему обвинения Олега Кулика в реабилитации нацизма абсурдны Разбираемся в художественном подходе человека-собаки

Главные страхи современного белого мужчины по Олегу Кулику — женщина и насилие. «Большая мать» — скульптура, показанная на «Арт Москве», в 2018 году выставлялась галереей «Сцена» и называлась «Сон красавцев». Выглядит она так: вскинувшую меч корпулентную женщину с многоглазым лицом сдерживают витыми канатами мужчины — явно безуспешно, многие из них повисают на железной конструкции, тела других даже ломаются пополам. Это дурной сон. Страх.

Биографическая легенда создания «Большой матери» — развод Кулика со второй женой: не удержал — канаты рвутся, семья распадается. В 1999-м Кулик делал фотопроект «Страхи белого мужчины» с красивыми полуобнаженными женщинами, дынями и арбузами, лошадьми и собаками. Здесь подавленное мужское желание говорило о страхах «перед агрессивностью клыков, зубов, копыт, крови, невинности, сексуальности» (Олеся Туркина), а мужское сознание брало реванш за феминистскую критику культурной гегемонии «мертвых белых мужчин».

Завороженность женским, пусть несколько боязливая, у Кулика читалась всегда. Его восковая «Теннисистка» (Курникова) 2002 года — гиперреалистичная, с настоящими зубами и волосами, вся покрытая таксидермическими швами — была сексуальной и агрессивной одновременно. Тогда Кулик визуализировал новый статус женщины, которая «берет на себя жуткие физические нагрузки, она вечно угнетена, вечно репрессирована». Прекрасное здесь подчеркивалось ужасным, живое — мертвым, спортивное движение — статикой чучела. И в Курниковой у Кулика доминирует уже фрустрация — мужского зрительского перед прекрасным и силовым женским.