Я — многодетная мать Мама шестерых детей, четверо из которых — приёмные, рассказала The Village, почему усыновить — так же нестрашно, как родить
В Петербурге более 29 тысяч многодетных семей — таковы данные городского комитета по соцполитике. Причём за последний год их стало почти на 4,5 тысячи больше. Многодетной считается семья с тремя и более несовершеннолетними детьми, в том числе усыновлёнными/удочерёнными. Семья Анастасии Обер-Поспеловой, автора блога «Записки прохиндея», — из числа самых больших в Петербурге. Анастасия рассказала The Village про то, почему завела первенца только в 29 лет, сколько стоит содержание большой семьи и про то, к чему стоит быть готовым, если ты решил взять ребёнка из детдома.
Про первенца
Сейчас у меня шесть детей: двоих (Стёпу и Марфу) я родила, троих (Тёму и близнецов Луку и Василису) усыновила-удочерила и Люся — под моей опекой. Вообще раньше я планировала четырёх: об этом мы договаривались с моим бойфрендом (который затем стал мужем) — двое своих и двое усыновлённых.
При этом я сама из большой семьи. С братом и сёстрами у нас большая разница в возрасте, я старшая, на мне были маленькие дети. Поэтому не стремилась быть молодой мамой: первенца я родила в 29 лет. Никакого давления со стороны родных не было, биологические часы не тикали. Я хотела, чтобы к моменту рождения ребёнка была возможность оплачивать няню. В то время мне казалось, что сама не справлюсь. Я ведь очень ленивая: люблю просто полежать на диване.
К моменту появления Стёпы, первенца, мы с бойфрендом жили вместе уже восемь лет. Поссорились, решили было расстаться. И тут я подумала: он ведь был бы отличным отцом. Идея была такая: «Давай просто сделаем это». Когда ещё будет такой роман, чтобы захотелось родить? А в этом человеке я и сейчас уверена. В итоге мы прожили вместе 17 лет. И только когда детей стало трое, я решила: хватит семейной жизни. И «вытолкнула» его в город. Сами же мы к тому моменту уже жили за городом — это никому неизвестное местечко рядом с Репиным: 15 минут на машине до Финского залива. Я нашла этот дом, когда была беременна Стёпой: искали дачу — купили, отстроили и переехали насовсем, а квартиру в городе сдали.
Про первое усыновление
В 2006 году я родила Марфу. Ей исполнилось два года — и тут я поняла, что у меня появились силы. Никаких конкретных целей себе не ставила: просто почувствовала, что мне хочется усыновить ребёнка.
Узнала детали, записалась в Школу приёмных родителей (ШПР): они к тому времени только появились. В школе учат не бояться. У нас же в обществе сильны предубеждения: мол, в детдомах — дети родителей, которые пьют или колются. Учили не пугаться диагнозов, так как в тех же детдомах практикуется гипердиагностика, когда на каждый чих записывают по болезни (так выгоднее: выделяется больше денег на ребёнка). Рассказывали, что ребёнок в этой системе не развивается — болеет, не растёт, но этого, опять же, не надо бояться. Нас воспитывали как воинов: надо прийти в детдом и взять ребёнка, всех победив. Потому что детдом не хочет отдавать детей.
Ребёнка для усыновления или удочерения можно, в принципе, самостоятельно выбрать в базе: города, региона или страны. Но там нет ничего про диагнозы и про то, сколько у ребёнка братьев и сестёр. В комитете по социальной политике Петербурга в переулке Антоненко есть собственная база. Я пошла туда, зарегистрировалась. Каждому кандидату подбирают возможные варианты и там же выдают информацию (хотя и не такую полную, как в детдоме или в органах опеки).
Двухлетнего Тёму мне показали ещё в первом списке. Но есть негласное правило: хорошо бы, чтобы приёмные дети были младше тех, что уже есть в семье. А Тёма на восемь месяцев старше Марфы. И ещё он очень красивый: я решила, что его быстро заберут другие усыновители.
Кстати, мы искали именно мальчика, потому что их меньше берут. Классика: все хотят девочку — голубоглазую блондинку. Лучше новорождённую. Чем старше ребёнок, тем меньше у него шансов попасть в семью.
В какой-то момент от Тёмы отказались предыдущие кандидаты-усыновители, я поехала его смотреть и решила забрать.
Это было в 2009 году, а до этого, в 2008-м, мы с моим бойфрендом поженились, потому что собирались усыновлять вдвоём. Я по неграмотности думала, что если ты не пара, тебе никого не дадут. Потом оказалось, что это не так. Мало того, поскольку мой муж — иностранец, усыновление могли не разрешить. В любом случае, наш брак был прекрасным.
Про Люсю
В 2014 году я поняла, что хочу ещё одного ребёнка. Заехала за дополнительными документами в отдел опеки и попечительства. Там, вместе со знакомой мне специалистом, сидела какая-то женщина. Специалист попросила меня зайти в другое здание. И там я увидела Люсю — ей в то время был год и десять месяцев. А женщина, которая сидела в отделе, оказалась её биомамой.
В этот день, часов в девять утра, Люсю заметили в открытом окне — оттуда её снимало МЧС, девочку изъяли из семьи. Выяснилось, что моя опека давно ведёт эту семью. Причём история началась задолго до появления девочки — ещё в 2008 году, когда будущую бабушку хотели лишить родительских прав на мать Люси. Та просто сбежала, а бабушка написала отказ, не общалась с дочерью.
К 2014 году биомама Люси сама уже год стояла на учёте в опеке. В то время семья жила в ужасных условиях (потом они заметно улучшились). Моя опека, поскольку знала меня, и поскольку я уже была с комплектом документов, спросила: «Может, возьмёте девочку?» Я подумала — и решила: неясно, как повернётся дело с лишением родительских прав, но пусть хотя бы летние каникулы Люся проведёт у меня.
На тот момент это был ребёнок-маугли: очень энергичная Люся не знала базовых вещей. Например, не понимала, кто главный — для неё все были мамами. Она не говорила и очень мало весила. Не могла показать нос, уши — то, что дети в год обычно умеют. Не знала, что если ткнуть человеку в глаз, ему будет больно. Не знала, что такое «нет», «нельзя». Управлять ею было невозможно. Это был смерч — ребёнок-выживала.
Полгода мы жили на чемоданах. Посторонним я говорила про Люсю: «Это наш гость», — кто-то думал, что это моя племянница. На первом же заседании суда могли сказать: «Всё в порядке, мама исправилась», — и вернуть ребёнка биологической матери. Но этого не случилось. Через полгода биомаму лишили родительских прав. Она сразу подала апелляцию. Ещё через полгода права вернули — дали шанс. Через три месяца она забрала Люсю и месяц с ней прожила. Потом — месяц в больнице Цимбалина, туда свозят всех детей, оставшихся без попечения. Затем — ещё месяц у биобабушки, после чего та от Люси отказалась, сказала: «Её уже испортили». К тому времени у Люси появилась младшая сестра: её бабушка оставила, а Люсю попросила отдать в детдом.
Опека подала в суд на лишение родительских прав, разбирательство тянется до сих пор и неясно, чем завершится. Параллельно идёт уголовный суд за жестокое обращение с Люсей.
Люся сейчас живёт с нами. У биобабушки статус опекуна, как и у меня, в этом статусе она присутствует на суде. И пока она единственная, кто говорит что-то хорошее про биомаму Люси. Хотя не общалась с ней и, по сути, не знает ни одну из внучек.
Видно, что у биомамы есть привязанность к младшей дочери — Люсиной сестре. Не знаю, почему так сложилось. Она не стремится получить Люсю, но та в суде идёт прицепом к сестрёнке... Хотя, думаю, на младшую дочь её могут и не лишить родительских прав — только на старшую. Ещё, готовясь перед судом по апелляции, мы подумали, что биомаму мог взволновать материнский капитал — но это только догадка.
За то время, что мы живём вместе с Люсей, удалось многое сделать. Люся — прекрасный ребёнок, все её очень полюбили. Кто-то назвал её «аниме» — из-за внешности и энергии.
Про близнецов
Год назад суд по апелляции вернул родительские права Люсиной биомаме. Стало ясно, что нам придётся её отдать. Мы никак не смогли бы защитить Люсю: не было рычагов.
И я решила, что не буду ждать и страдать: заберут Люсю — возьму ещё детей. Родственники меня, как всегда, поддержали: они очень хорошие, хотя иногда у них глаза на лоб вылезают от моих решений. Дети за меня очень переживали, потому что я тогда часто плакала. Моё решение восприняли спокойно. Я как-то пошутила, что хочу шестерых, они ответили: «Да, хорошо».
Процесс усыновления был попроще — например, не надо проходить ШПР. Но часть документов пришлось собирать заново: ходить по поликлиникам, оформлять справку об отсутствии судимости. Не представляю, как такими вещами занимаются работающие люди. Я сама работаю, но у меня очень гибкий график: я решила просто не брать заказы, пока оформляю все бумаги.
В процессе сбора документов приходится сталкиваться с отечественной бесплатной медициной — там свой менталитет. Самый распространённый вопрос от врачей про усыновление: «Зачем?» Это как если вы забираетесь на высокую гору, а потом вас об этом опыте расспрашивает обыватель. Ему интересно, как ты туда залез, как тебе вообще это пришло в голову.
И в госучреждениях нет понятия об этике, такте. Например, в первой опеке, куда я в своё время пришла, женщины с халами бесцеремонно спросили: «Зачем вам это надо?» Я сразу расплакалась. В конце концов я пришла всё в то же здание в переулке Антоненко. Там сидела всё та же женщина, что и в 2009-м. Она совсем не удивилась: к ней и не с такими историями приходят.
Сама система выбора по базе построена неудобно. Ты заходишь в кабинет один — не можешь взять кого-то, чтобы посоветоваться. Тебе показывают фотографию и быстро наговаривают текст про того или иного ребёнка, а ты его срочно записываешь. Я сказала, что подумаю, и вышла из этого кабинета. Нашла в телефоне — по мобильному интернету — один из вариантов, которые мне показали: близнецов Луку и Василису. В конце 2015 года они стали моими детьми.
Про семью
Стёпа, мне кажется, похож на папу. У него есть амбиции, он умён и саркастичен, у него отличная память. Марфа — мудрая, растёт правильной девочкой — это и в меня, и в бабушку. Цельная личность. Тёма — герой приключенческого романа: он всегда в движении, у него очень весёлый нрав, он хороший друг — добрый, благородный. Двухлетний Лука, как и Люся, очень энергичный и много болтает. А Вася — просто прелестный, идиллический ребёнок, которого всё время хочется обнимать.
Я бесконечно ввожу правила, но многие из них в итоге отмирают. Стараюсь всех держать в ежовых рукавицах: старших детей надо слушаться, чужое не трогать, в комнату к Марфе без спроса не ходить. Марфа — единственная, кто захотел отдельную комнату. Также есть две детских спальни: для близнецов и для всех остальных. А ещё — большая гостиная и кухня: там делают уроки и играют.
Стёпа, старший мальчик, сейчас в Англии, поэтому в доме пять детей. Тёма и Марфа — за старших. Есть няня, которая с нами уже десять лет. Она из нашего посёлка. Может быть, благодаря в том числе и ей я и смогла взять младших детей: я понимаю, что у меня есть соратник, на которого я могу положиться.
Про быт
Я окончила СПбГХПА имени Штиглица, защитилась и больше к моде не возвращалась. В какой-то момент начала заниматься интерьерами. Был момент — пыталась даже наладить мебельный бизнес. И всё вроде пошло, но после рождения первого ребёнка долго не могла выйти на работу, а бизнес этого не любит.
В конце концов всё же вышла на работу, но в процессе поняла, что с вторым ребёнком ситуация повторится: оставить бизнес будет не на кого — опять провал. И ушла. Как раз началось лето, стартовала достройка нашего нового дома. После я занималась уже только интерьерами. И это оказалось моей любимой работой.
Наш семейный бюджет — это: моя работа, алименты и аренда дачи (часть дома можно сдавать). Трачу я довольно много: это в основном продукты, вложения в дом, прочие расходы — починка машины, одежда детям, коммуналка. Кроме того, зарплата няни Лены и оплата уборки раз в неделю. Получается более 100 тысяч в месяц. Мой папа подарил мне зарплату садовника: последние три с лишним года у нас работает садовник. В основном мы с ним занимаемся чисткой территорий, осушением болот и прокладыванием троп и мостиков. Этот процесс ужасно затягивает.
Раньше я вела учёт бюджета, но давно оставила это дело. Лишних денег всё равно нет, а если и появляются — это можно отследить по состоянию банковского счёта. Мой продуктовый чек — около 10 тысяч рублей (несколько лет назад было 3 тысячи): без алкоголя и особых деликатесов. Правда, я предпочитаю брать лучшее.
Самой мне мало что нужно: я люблю странные вещи, а их здесь не особо купишь. Кроме того, такие вещи не выходят из моды, я могу носить их вечно. Детям я люблю покупать со скидками в хороших сетях (мои детские фавориты — Gap, H&M, Next) — причём аскетично, всё умещается на паре полок. На путешествия, к сожалению, трудно что-то выделить — придётся копить пару лет. К счастью, есть бабушки, дедушки и отец детей, так что дети каждый год ездят в Англию. И не только: в этом году поедут на месяц во Францию.
График ведения домашнего хозяйства меняется в зависимости от обстоятельств. Сейчас у нас прибавилось детей и полностью изменился режим. Старшие дети почти выведены из-под опеки няни Лены: я привожу их из школы и они сами делают уроки. У них есть список дел: таких, как повесить и разобрать бельё, накормить живность, убрать кошачий туалет, разобрать посудомоечную машину. Часто — ещё и уложить младших детей. Лена сейчас работает полный день, иногда я отпускаю её на дневной сон, но чаще — в шесть или семь вечера. Гуляют младшие два раз в день, у нас с этим просто: вышел на крыльцо — уже прогулка.
Покупаю продукты я — как правило, на неделю. Уже не хожу ни на рынок, ни по маленьким магазинчикам. Обычно это выглядит так: супермаркет, телега, четыре-пять многоразовых больших пакетов.
Вообще, мне кажется, я организовала идеальную жизнь для многодетной матери: сделала так, чтобы все, кто хочет, приезжали в гости ко мне — а не наоборот. У нас в доме многое сделано для того, чтобы и гостям, и нам с ними было хорошо. Люблю гостей очень: они готовят, приносят новости, с ними хорошо смотреть кино, обедать, спать по диванам и прочее. Я, правда, закрытый и неразговорчивый человек, и мои друзья и родные больше узнают из моего «Живого журнала», чем в непосредственном общении.
Фотографии: Арсений Наместников
