Как выглядит образцово отреставрированный дом Наркомфина И как сложится судьба нового элитного жилья

Дом Наркомфина — одно из самых известных зданий в мире. Построенный в 1930 году по проекту архитекторов Моисея Гинзбурга и Игнатия Милиниса, этот футуристический дом (строго говоря — комплекс зданий) на второй линии шумного Новинского бульвара — образцовое конструктивистское здание, ставшее прототипом для тысяч домов, которые строятся в стране и во всем мире до сих пор. Его черты можно найти и в вашей панельке в Чертанове, и в баухаусовских зданиях в Германии и Израиле, и в бруталистских ЖК в Лондоне, и в послевоенных модернистских зданиях, и в бизнес-центре Захи Хадид на Шарикоподшипниковской, и в построенном со вкусом загородном доме. Встроенные шкафы и техника, сама концепция квартиры-студии — корни всего этого можно отыскать в этой пятиэтажке на Пресне.

Чтобы к нему пройти, нужно петлять по переулкам между высоткой на Кудринской, посольством США, усадьбой Шаляпина и «Новинским пассажем». Не говоря уже о том, что за почти век эксплуатации здание перестроили так, что неподготовленный прохожий с трудом смог бы отличить его от хрущевки. И не отличал. Знаменитая история с открытия «Новинского»: мэр Москвы Юрий Лужков говорит, указывая на дом Наркомфина: «Какая радость, что в нашем городе появляются такие замечательные торговые центры, не то, что этот мусор».

Разрушающееся, перекрашенное в казенный желтый цвет, с заложенными колоннами-ножками, на которых здание словно парило над землей, — его узнавали только те, кто хотел. («Это — памятник архитектуры!» — с гордостью говорил мне мой друг, живший в доме Наркомфина в последний год перед его продажей). Но в год 90-летия здания все изменилось: завершилась трехлетняя реставрация дома по проекту девелопера «Лига прав» и архитектурного бюро «Гинзбург архитектс», основанного внуком архитектора дома Алексеем Гинзбургом. И пока что это лучший пример реставрации в городе.

И, вопреки всем предубеждениям, относительно успешная: все квартиры в доме раскупили еще до окончания реконструкции. Многое можно было сделать по-другому, признает девелопер («это был первый опыт, мы не всё смогли просчитать»), но в целом результатами застройщик оказался доволен. «Нельзя говорить о том, что проект суперуспешен в финансовом смысле, — говорит руководивший реставрацией Барсумян. — Но та финансовая модель, которая была выстроена, позволила отреставрировать дом и выйти [из проекта] с достаточно положительным итогом».

О чем это говорит? Прежде всего о том, что ничего не обязательно сносить. Нас десятилетиями приучали и продолжают приучать к тому, что реставрация — это невыгодно. Проще снести гостиницу «Москва» и построить ее заново (похуже). Проще снести «Военторг» и построить его… ну, не совсем его, но что-то ужасное наподобие. Проще снести «Детский мир» до фасадных стен и построить его заново. И это только самые знаковые примеры.

«Для нас было важно изменить подход к реставрации памятников, — говорит Гинзбург. — Очень мало остается подлинного, потому что с советских времен нам всем внушали, что старые вещи не имеют никакой ценности, важно лишь то новое, что мы создаем. Это довольно опасный путь: в итоге мы не понимаем, что было в прошлом, не можем даже это повторить, не говоря о том, чтобы „сделать лучше“. Такая инерция существует где-то в подсознании. Советской школы уже нет, а подобное мышление остается, и сталкиваешься с ним, общаясь и с людьми, ратующими за сохранение исторического города. Поэтому этим проектом я хотел показать пример».

«Не стоит пугаться того, что вы покупаете имущество, которое нужно ремонтировать, — продолжает Барсумян. — Это потом ложится на плечи стоимости квадратного метра. Наш пример показывает, что эта схема работает».

Остаются два момента. Первый — не превратится ли дом в новую Остоженку — красивую архитектуру, в которой никто не живет. К этому есть предпосылки: несколькими квартирами в доме владеет бывший чиновник администрации президента Олег Говорун. «Я общался и общаюсь практически со всеми собственниками и просто счастлив от того, что именно эти собственники стали владельцами квартир. Потому что каждый из них видит ту ценность, которая есть в доме, — говорит Барсумян. — Что это новаторский дом, что дом ценен своей архитектурой. Я уже неоднократно говорил, что мы с Алексеем Гинзбургом как-то вывели формулу, что люди, которые покупают здесь квартиру, покупают не просто квартиру, а предмет современного искусства». «Дом начинает жить полноценной жизнью, которая присуща жилому дому. Это и есть дань памяти. Признание тех людей, которые этот дом сотворили. Не может быть лучшего применения для памятника, который является жилым домом».

Второй вопрос — как раз про память. По числу репрессированных дом Наркомфина занимает второе место после «Дома на набережной». Пока вопрос открыт — захотят ли упоминаний об этом новые жильцы дома, хотя бы для установки табличек «Последнего адреса».

В сам дом попасть еще нельзя, хотя застройщик и обещает сделать «какие-то моменты для возможного посещения дома на экскурсии». Поэтому пока что на него можно посмотреть только со стороны — и это того стоит. Дом Наркомфина больше не секрет.