О чем говорят посетители первой в России прачечной для бездомных «Ночуем у знакомых, расплачиваемся 0,5 дешевой водки» — мы сходили в петербургскую «Культурную прачечную» и записали истории ее посетителей

В 2017 году «Ночлежка» планирует также открыть бесплатный душевой пункт для бездомных (пропускная способность душа во дворе благотворительной организации не очень большая — до 10 человек в день). Контейнер — что-то вроде большой бытовки с тремя душевыми, туалетом, стиральной и сушильной машинами — готов на 90 % и стоит на заводе в Красном Селе. «К сожалению, все упирается в вопрос о том, где его размещать, — поясняет Влада. — Больше полугода мы ведем переговоры с городом и РЖД: просим выделить место, где можно было бы подключить душевой пункт к коммуникациям. Не сомневаемся, что такое место мы найдем. Это важная история».

«Я на лучшее надеюсь»

The Village поговорил с бездомными, которые пришли постирать свои вещи в «Культурную прачечную».

Шавкат Кахаров (Александр)

Я из Узбекистана. Нахожусь в Российской Федерации с 1990 года. 26 лет назад я потерял паспорт — когда в первый раз сел, это было в Архангельской области. Оттуда я освободился — и опять преступление совершил. В целом я 25 лет отсидел в Российской Федерации за воровство, грабеж и хулиганство. И теперь я не могу восстановить документы, чтобы уехать к себе в Узбекистан. Хотя с 2011 года стою на депортацию.

Вот сейчас я отсидел последний срок, вышел — миграционная служба меня арестовала, посадила. Я полгода просидел у них в Красносельском районе. Оттуда меня прогнали на улицу — без документов, без справок. Я говорю: «Дайте хотя бы листок о том, что я лицо без гражданства». Нет.

И сейчас я бегаю от двери к двери. Везде от ворот поворот получаю. Уехать не могу, на работу устроиться не могу. Живу на улице. Вы не смотрите, что я так красиво одет, — я бомж. Но не пьющий, не наркоман. Где-то, может быть, и подзарабатываю копейки: например, банки собираю.

Я обратился в «Ночлежку». Попросил: помогите мне. Они начали помогать. Только как — они сидят за столом, а меня посылают по разным дверям. Куда посылают — оттуда меня пинком. И вот так по кругу. Чиновники не хотят ничего делать. Юристы просят денег. А где мне их заработать?

В 2012 году я обращался в посольство Узбекистана в Москве. Там с меня взяли 5 тысяч и сказали: «Откуда мы знаем, что ты узбек?» Просто прогнали. В Узбекистане у меня есть родные, но я про них ничего не знаю. Так же, как и они про меня. Может, давно меня похоронили.

Российская Федерация тоже ничего не может сделать. И сами же толкают меня на воровство. Но сейчас мне 50 лет, и я не хочу опять возвращаться в тюрьму. Я хочу быть на свободе, хочу домой уехать, на могилку отца и бабушки сходить.

Я никто — и для России, и для Узбекистана. Живу на улице — в заброшенных домах, на вокзалах. На меня смотрят как на зверя. Не принимают. Каждый раз меня полиция останавливает, спрашивает документы — а откуда им взяться? Меня пробивают — нарушений нет, в розыске не состою. Отпускают: иди, гуляй. И вот так я хожу-брожу. Сейчас еще зима, холодно. Не знаю, как дальше быть.

Я не опустился, потому что себя люблю и уважаю. Хотя я грешен. Из-за этого часто проблемы: тянет на воровство. Деньги-то нужны. Жрать-то надо. Одеться надо. Наше государство — полиция, миграционная служба, всякие начальники — сами толкают на воровство.

Болею. У меня и тубик есть, и BC (имеются в виду гепатиты B и C. — Прим. ред.). Лекарства нигде не получить. Месяца два назад я работал у женщины в деревне Ломаха в Ленинградской области. У нее было 20 лошадей, 100 кур, 13 коров. Я за всеми ухаживал, все успевал. Меня собака укусила — и с хозяевами я попрощался. Потому что я сказал: «Очень много командиров здесь». Хозяева авансом дали 5 тысяч и выгнали — а что я месяц отработал... Ну, и в больницу сводили — по своей страховке. Там меня зашили. Остальное — самолечение.

Я знаю очень много бездомных. Но я с ними не общаюсь — держусь от всех на расстоянии: «Здравствуй, до свидания», все. Так же — с узбеками, моими земляками. Я к ним тоже обращался — они меня не воспринимают как узбека. Многие говорят: «Ты обрусевший». Это так.

Виктор

Я 18 лет как бомж. Сел — пока сидел, мое жилье на Суворовском проспекте продали. Не знаю кто. Вышел и стал бомжом. Потом опять сел за кражу. Потом освободился с туберкулезом. Потом лежал в туббольнице. Потом стал жить где попало.

Бомжевал-бомжевал — в 2013 году опять сел за нанесение тяжких телесных повреждений, повлекшее смерть потерпевшего. Там драка была. И когда я освободился, оказалось, что мне не зарегистрироваться нигде. Я коренной петербуржец, а когда жилье было продано, меня выписали в город Лугу. Там у меня какая-то непонятная регистрация. В Луге я был всего раз: там стоит развалюха на курьих ножках и сидит синячка с домовой книгой, куда вписывает всех кого попало за деньги. Якобы эти люди у нее зарегистрированы. А в Петербурге мне не зарегистрироваться. И в полиции говорят: «Если не зарегистрируешься, мы тебя опять посадим». Если я зарегистрируюсь, меня поставят на очередь и я получу свое жилье. Но как это сделать, я не знаю.

Сейчас я живу в благотворительном фонде «Светлый путь». Работаю на стройке разнорабочим. Зарабатываю на ночлег, питание. Не обманывают, кормят нормально. Я не пью (пить нам нельзя).

Конечно, я планирую что-то на будущее, но это же наша страна, она непредсказуемая. Во главе государства у нас кто? Полицейский. Это полицейская страна.

Володя

Я живу в реабилитационном центре «Дом надежды на Горе». Классная вещь, много людей спасли. Чудо делают. У нас сейчас ремонт, нормальную стиральную машинку убрали в кладовую. Но стираться надо — вот, пришел сюда.

А так нормально у меня все, жив-здоров — самое главное, трезвый. Мы, анонимные (имеются в виду анонимные алкоголики и анонимные наркоманы. — Прим. ред.), знаете, как говорим: чем духовность от религии отличается? Религия — для тех, кто боится попасть в ад. А духовность — для тех, кто оттуда вернулся. У нас у каждого бог свой. Кто бы его как ни называл. Я крещеный, ношу крестик — но бог у меня личный: я могу поругаться с ним, могу обматюкать. У моего бога есть чувство юмора: он по-своему прикалывается.

У нас немного другой взгляд на мир. Счастье — оно в жизни этой. Мы счастливые люди. Я вот в фейсбуке нашел одну вещь интересную: опрашивали больше миллиона человек о том, что такое счастье. Я думал, скажут — деньги, еще что-то... Оказалось, счастье для людей — это семья, друзья. Я был удивлен, что многие понимают, что такое счастье.

Всякое бывало, конечно. Я верующий, крещеный, не мог жизнь самоубийством покончить. Перепробовал экстрим: разгонялся на машине, въезжал в стену. Не чтобы убиться. Поломался — ну ничего, нормально. Значит, это для чего-то нужно. Для чего — не знаю. Не помню, как этот фильм называется: там про женщину, которая прожила всю жизнь для того, чтобы просто подать салфетку другому человеку в ресторане. Может, и у меня цель жизни — дать прикурить кому-то на улице?

Вообще я из Астрахани — паспорт получил и ударился в туризм. Когда понял, что с наркотиками далеко зашел, пытался бежать от себя. Пол-России проехал. От себя не сбежишь. В жизни не забуду: в Пятигорске пришли к экстрасенсу какому-то. Я с бодуна, меня трясет. Он колдовал-колдовал. Нас человек 15 там было. Все вроде втыкают. А у меня одна мысль: скорей бы деньги в кармане — выйти и опохмелиться.

Раз 20 за свою жизнь кодировался. Но это такая чепуха. Не верю я в это. Лучше, чем система «12 шагов» (система, разработанная для реабилитации и лечения людей с любыми формами зависимости. — Прим. ред.), в мире ничего не придумали. Она подходит от всего. Вот, все хочу на собрание сексоголиков сходить. Мне интересно, как у них срыв происходит.

Многие анонимные совсем не бомжи какие-то. Есть и богатые, и знаменитые. У кого-то это генетическое. У меня нет. Вот вчера был День матери (разговор происходил 28 ноября. — Прим. ред.), моя мать вшестером с подругами бутылку водки не могла уговорить. А мне палец, смоченный спиртом, покажи — и через два дня вы меня не узнаете. У меня у самого почти в каждом городе — семья. Я отца в глаза не видел, от своих детей тоже прячусь.

Я видел людей со сроком трезвости 20 лет. Но они все равно больные и знают это. Мы больные на всю жизнь.